Читать интересную книгу История «демократической контрреволюции» в России - Кирилл Гусев

«Я спрашиваю свидетеля Филипповского», — говорил в своей речи на процессе эсеров в 1922 г. Н. В. Крыленко, — «Когда вы… подняли восстание в Черноморье против Деникина, когда вы вместе с большевистскими организациями свергли власть Деникина, вставал ли перед вами вопрос, какая государственная система должна быть вместо Деникина? Или, другими словами, кто будет политическим гегемоном при дальнейшем строении политической жизни, рабочий класс или эта бесформенная третья сила?» Филипповский сказал: «Мы передали власть большевистскому ревкому».

«Про Сибирь я спрашивал обвиняемого Ракова, и оказалось: когда после ниспровержения Колчака встал тот же самый политический вопрос, кто же будет гегемоном в решении вопроса дальнейшего политического бытия Сибири, ответ опять-таки дала жизнь. Жизнь велела, и вы практически передали власть большевистскому Сибирскому революционному комитету. Вот как жизнью решался вопрос о третьей силе всякий раз, когда он ставился практически»[60].

Кроме того, что создание «третьей силы» было нереально, позиция ее сторонников, несмотря на декларирование отказа от вооруженной борьбы с Советской властью и от коалиции с буржуазией, являлась позицией пособничества белогвардейцам. Во-первых, потому, что середины быть не могло и на практике эта середина превращалась в диктатуру буржуазии, прикрытую пышными фразами об Учредительном собрании и демократических свободах. Мечты о несуществующей «третьей силе» объективно помогали буржуазии, так как своими колебаниями и призывами к всеобщей, т. е. буржуазной, демократии ее проповедники ослабляли диктатуру пролетариата.

Во-вторых, сторонники «третьей силы», даже лучшие из них, искренне верившие в возможность существования «золотой середины», защищали как раз те идеи, которые везде прикрывали демократической ложью господство капитала и помогали буржуазии и ее вождям в их борьбе против Советской власти, за его восстановление.

В-третьих, поборники «третьей силы» выступали против совместной борьбы с реакцией, против союза с Советской властью, полностью оправдывая слова: «Кто не с нами, тот против нас». Они стремились использовать трудности, переживавшиеся молодой Советской республикой, для того чтобы добиться oт Советского правительства уступок в пользу буржуазии, предлагая при этом условии поддержать Советскую власть. «Эти „условия“ меньшевиков и эсеров, — писал В. И. Ленин, — означают вот что: мы, меньшевики, эсеры, колеблемся в сторону капиталистов, и мы хотим „единого фронта“ с большевиками, против которых идут капиталисты, используя всякую уступку!» [61].

Таким образом, меньшевики и эсеры, сторонники «третьей силы», выступали как пособники белогвардейцев, «одни — сознательные и злостные, другие — по неразумию и по упорству в старых ошибках, но все — пособники белогвардейцев»[62].

На переходе к «новой тактике», проводившейся эсерами и меньшевиками до конца гражданской войны, история «демократической контрреволюции» не заканчивается. Это был второй период в истории контрреволюционной деятельности мелкобуржуазных партий после Октябрьской революции. На первом этапе мелкобуржуазные партии приняли на себя обязанности основных организаторов борьбы за свержение Советской власти, выступая в роли наиболее активной контрреволюционной силы, за спиной которой притаилась до поры до времени буржуазно-помещичья реакция. Мелкобуржуазные демократы мечтали о «середине», однако ее не было и не могло быть в этом царстве Учредительного собрания, где их лидеры начинали еще раз министерские карьеры[63]. В этот период меньшевики и эсеры, указывал В. И. Ленин, «проделали, как и в истории с Керенским, тот же кровавый политический путь, приведший их к старой исходной точке и показавший полный крах идеи коалиции»[64]. В феврале — июле 1917 г. их политика привела к установлению полновластия буржуазного Временного правительства, теперь она расчистила путь к власти Колчаку, Деникину и им подобным.

Выполнив свою грязную работу, «демократическая контрреволюция» в конце 1918 г. уступила пальму первенства прямой интервенции и военно-террористической белогвардейской диктатуре. На этом, втором этапе, продолжавшемся до весны 1920 г., эсеро-меньшевистская контрреволюция как бы отошла на второй план. Она выступала в первую очередь как подсобная сила интервентов и белогвардейцев, на которых международным империализмом и внутренней реакцией была сделана главная ставка.

В конце гражданской войны и в начальный период нэпа остатки мелкобуржуазных партий опять стали проявлять значительную активность и усилили свою антисоветскую деятельность, стремясь подготовить почву для реставрации капитализма.

«Чистая демократия» в авангарде контрреволюции

После разгрома интервентов и белогвардейцев руководители мелкобуржуазных партий решили, что теперь уже никакие тактические соображения не мешают им вести ничем не ограниченную борьбу против Советской власти. В сентябре 1920 г. конференция эсеров записала в резолюции, что, поскольку контрреволюционная опасность сходит со сцены, период действия решений IX Совета партии подходит к концу и она «предвидит неизбежность в будущем возобновления вооруженной борьбы с большевистской властью»[65]. Затем в Париже была возобновлена коалиция с кадетами.

В феврале 1921 г. X Совет партии эсеров принял постановление, в котором было сказано, что «вопрос о низвержении диктатуры коммунистической партии со всей силой железной необходимости ставится в порядок дня». ЦК меньшевиков не выступал открыто за возобновление вооруженной борьбы с Советами, но осенью 1920 г. он дал директиву местным организациям об усилении саботажа, стачечного движения и других антисоветских действий.

Еще до этих постановлений развернулась подготовка антисоветских заговоров и мятежей, а руководство ими было возложено на «Административный центр», орган «Внепартийного демократического объединения», созданного в июле 1920 г. на съезде заграничных представителей меньшевиков и эсеров, на средства империалистов и белогвардейских эмигрантских организаций.

Летом 1920 г. ЦК эсеров предложил приступить на местах к созданию якобы беспартийных, а фактически эсеро-кулацких «Союзов трудового крестьянства», цель которых заключалась в подготовке и разжигании кулацких мятежей. Местным организациям партии вменялось в обязанность «указывать этому движению здоровые пути и лозунги, содействуя организации на освобожденной территории местных органов демократической государственности».

Мелкобуржуазные партии старались использовать для контрреволюционной агитации тяжелое экономическое положение страны, резкое сокращение потребления трудящихся в результате упадка народного хозяйства, вызванного империалистической и гражданской войнами, трудности перехода к мирному строительству.

Делая ставку на продовольственные затруднения и недовольство части крестьян политикой военного коммунизма, ЦК эсеров стремился централизовать отдельные проявления этого недовольства в кулацкие мятежи. В директиве о тактике партии он рекомендовал партийным организациям, «выдвигая лозунг решительного искоренения большевистской диктатуры… всеми силами предостерегать крестьянство от разрозненных стихийных выступлений, разъясняя всю их практическую нецелесообразность». Вожди эсеров мечтали о большем. Суммируя различные материалы о их деятельности, ВЧК в докладе от 24 июля 1921 г. пришла к совершенно определенному выводу, что партия социалистов-революционеров «явилась организатором и вдохновителем кулацких бунтов и вела энергичную работу по подготовке всеобщего восстания против власти Советов». Что же касается деятельности меньшевиков, то она характеризовалась так: «Партия меньшевиков, на словах высказывающаяся против насильственного свержения Советской власти, в последние месяцы поддерживала всякое движение недовольства… стараясь внести в это движение организованность и планомерность»[66].

На почве продовольственных трудностей, снижения жизненного уровня удавалось кое-где вызвать колебания и некоторых групп пролетариата. «Рабочий класс, — писал Ем. Ярославский о положении в стране в 1921 г., — был обессилен, распылен, в значительной степени разбросан по деревням, окруженный мелкобуржуазной стихией, подверженный частично влиянию кулацких настроений. Немудрено, что при таких условиях и в городах кое-где появилось недовольство среди отсталых слоев рабочего класса»[67]  Однако главная ставка в борьбе против Советской власти была сделана на кулацкие мятежи. Используя голод, разруху, недовольство продразверсткой, мелкобуржуазные партии организовали в 1920–1922 гг. «малую гражданскую войну» — серию антисоветских выступлений, получивших общее собирательное название эсеро-кулацкого политического бандитизма.