схватился за голову и прошептал: – Если бы ты могла читать мысли, ты бы просто посмотрела и увидела, как же охренительно сильно я тебя люблю. Я понимаю, что сейчас ситуация не очень, и у нас нет времени нормально пообщаться, но поверь, я с огромным трудом выкраиваю даже то время, которое есть. Потому что я правда хочу проводить его с тобой, и хочу, чтобы тебе было со мной хорошо, и везде вообще всегда было хорошо, но у меня не особенно хорошо получается пока что. Но я буду над этим работать. И я буду тебе очень благодарен, если и ты будешь над этим работать со мной. Мы обязательно что-нибудь придумаем, и найдём способ, и ты сможешь получить удовольствие в постели.
– Алан, не смогу. Мы пробовали много раз, с каждым разом всё хуже и хуже. По-моему, нам пора с этим смириться. Удовольствие – это для тебя, для меня это просто супружеский долг.
Он фыркнул:
– Вот мало у меня должников... Я не хочу делать с тобой что-то, что тебе не нравится, я не насильник.
– Не хочешь – не делай.
– Я хочу, чтобы тебе было хорошо.
– Я понимаю. Но это вряд ли возможно.
– Это возможно.
Выходить на очередной круг безосновательных заявлений мне не хотелось, я уже от этого устала, он не делал никаких выводов, и не искал никаких других путей, как будто один и тот же слабый аргумент, повторённый два раза, вдруг обретал силу. Я посмотрела на часы и сказала:
– Я опаздываю.
– Иди, – с истерическим весельем кивнул Алан, резко открыл дверь, обошёл машину и распахнул дверь для меня, изобразил размашистый жест, приглашающий убираться из машины к чёртовой матери: – Давай, иди. Это же учёба, что может быть важнее учёбы? Ничего. Никогда. Иди, получи «пятёрку».
Я молча вышла из машины и пошла на занятия.
***
После занятий я поехала в общежитие – я там хранила письма, которые не хотела показывать Алану. Заниматься моим кредитом, когда через плечо каждую секунду смотрит охрана, которая докладывает Алану о каждом моём шаге, было сложно, приходилось делать это через письма. Я уже получила ответы от нескольких независимых оценщиков, мы договорились о встрече, я написала им, что принесу часть изделий завтра, а остальные покажу на фотографиях, мне за сегодняшний вечер нужно было сфотографировать целый сундук драгоценностей. Выставив охрану за дверь и занавесив окно, я взялась за работу со всей серьёзностью, планируя потратить на это всё время до десяти, на десять у меня была запланировала доставка с почтового склада. И ровно в шесть мне позвонил Алан.
Моё тело отреагировало на его имя на экране настолько резко, что я сама от себя этого не ожидала – он не давал мне причины испытывать к нему настолько негативные эмоции. Меня как будто обхватила плотная тонкая сеть, намазанная чем-то жгучим, и резко сжала с такой силой, что я не могла вдохнуть. Моё тело как будто отторгало Алана каждой клеткой, резкая острая боль прошила все органы, все мышцы, даже кожу. Я сама себя не понимала и не контролировала, как будто внутри меня вздыбил шерсть кто-то древний, кто понимал больше меня, и спешил оградить меня от этого демона.
«Интересно, демоны-иерархи враждовали кланами? Где бы об этом почитать...»
Телефон продолжал звонить, я сделала несколько глубоких медленных вдохов, точно как Алан в машине, успокоилась и взяла трубку:
– Алло?
– Ты учишься? Прости, если отвлекаю. Приезжай сегодня пораньше, а?
– Во сколько?
– Сейчас. Поужинаем вместе, я заказал в номер. Потом обратно поедешь учишься. Хорошо?
– Хорошо.
– Давай, я жду.
Он положил трубку, я убрала украшения в сейф, переоделась и поехала.
***
Алан встретил меня у двери, отправил охрану ждать внизу, поцеловал меня в щёку и шепнул на ухо:
– Обалденно выглядишь, принцесса.
– Спасибо.
– У меня есть для тебя подарок, который позволит тебе выглядеть ещё обалденнее, пойдём со мной, – он взял меня за локоть и повёл в большую гостиную, где на диване лежала коробка с огромным бантом. Алан указал на неё щедрым жестом и предложил: – Открывай. Хотя, нет, стой! Сначала потрогай, но не смотри. – Он приподнял крышку коробки, взял мою руку и просунул её внутрь, заставляя прикоснуться к чему-то мягкому, что я безошибочно узнала. Алан смотрел на меня с предвкушающей улыбкой, спросил: – Как думаешь, что это?
– Шиншилла.
«Мёртвая. Судя по размерам коробки, внутри примерно полторы-две сотни мёртвых шиншилл.»
Алан смотрел на меня в нервном, но всё же радостном напряжении, спросил:
– Нравится?
– У нас их держат в качестве домашних любимцев.
«Моих звали Полли и Молли, Полли умела улыбаться.»
Я освободила руку, с трудом удерживаясь от желания расчесать ладонь до крови, чтобы стереть с кожи это воспоминание из детства, когда тебя касается пуховое облако.
Алан снял крышку с коробки и показал мне шубу, я отвела глаза и ровно сказала:
– Я была бы тебе очень благодарна, если бы ты больше не покупал мне одежду без меня.
Он перестал улыбаться:
– Не нравится?
– Когда мне понадобится зимняя одежда, я куплю её сама. Ещё не сезон.
– Шуба – это не одежда, а аксессуар. Типа ювелирного украшения, только на всё тело.
«И я тоже аксессуар, поэтому должна иметь соответствующий вид, я поняла.»
– Алан... Мне жаль, что ты не знал, но эльфы не носят мех.
Он улыбнулся и сказал с хитрым прищуром, как будто признавался в шалости:
– Носят. Может, у вас в пансионе это запрещалось, но взрослые эльфийки отлично носят, и в подарок очень любят получать. У Кармен этих мехов целый шкаф.
– Кармен, при всём моём уважении... актриса. Она вообще может творить что угодно.
– Вот за это я люблю актрис. Они свободны, и в одежде, и в поступках, и в голове своей, в отличие от некоторых, – он шумно закрыл коробку и отвернулся, я тихо сказала:
– Все