Откуда в частном самолёте Хороса взяться детскому конструктору?
Словно прочитав мои мысли, Тёмный поднимает на меня взгляд и объясняет:
— В прошлом месяце я одалживал самолёт своим знакомым, а у них маленький ребёнок.
— Могли бы и предупредить, — нервно задвигаю за собой дверь и прохожу в комнату.
— Что одолжу знакомым самолёт?
— Что пропадёте с Литой на целый час!
— Мы не пропадали, мы просто играли. Правда, Марисела? — Высший подталкивает к ней зелёную деталь, и малышка радостно её хватает, с удовольствием наблюдая, как она начинает сверкать от прикосновения её пальчиков.
— С чего вдруг такой интерес к моей дочери? — Я опускаюсь на колени, глажу Литу по голове.
— Меня интересуешь ты, а значит, и она тоже, — переходит на неофициальное обращение Хорос.
И я тоже как-то незаметно с него соскакиваю.
— Лучше концентрируйся на Фелисии и ею интересуйся.
Взгляд высшего темнеет, становится непроницаемым. Я застываю, глядя в его каменеющее лицо, и, кажется, сама окаменеваю. И тут Лита протягивает ему кубик. Секунда, другая, тьма стягивается к зрачкам, растворяясь в них, тая, и на меня снова смотрят ясные, незамутнённые ядом магии серебряные глаза.
— Нам ещё лететь около часа. Если хочешь, можешь уложить её спать. Она до этого зевала. И я бы на твоём месте поменял ей подгузник. Прямо сейчас.
Хорос слегка морщится, а меня почему-то при виде этой его гримасы тянет улыбаться. Нет, я этого, конечно же, не делаю, остаюсь сама серьёзность, но выражение лица Тёмного немного разряжает обстановку.
— Твой интерес ко мне и к Мариселе так далеко не распространяется?
А вот высший улыбку сдерживать не собирается:
— Всему есть предел, Лэй. Нельзя вот так неожиданно толкать мужчину на передовую в войне с грязным подгузником.
— Не умеете вы, мужчины, воевать.
Я поднимаюсь и беру дочку на руки, Хорос встаёт следом за нами.
— Ну почему же… Мы неплохо умеем завоёвывать и покорять.
Он стоит так близко, что у меня появляется совершенно безумная и дикая мысль его коснуться. Для этого нужно всего лишь протянуть к нему руку… Но вместо этого я отступаю и, всё-таки улыбнувшись, нервно и натянуто, говорю:
— Буду благодарна, если принесёшь мне сумку. Она осталась внизу.
— Сейчас.
Уложить Литу не получается, малышка хочет играть и совершенно отказывается спать. Что ж, может, уснёт в аэрокаре, когда я полечу на встречу к Альбе.
Приземлившись, мы покидаем здание аэропорта, не задерживаясь ни возле одного контроля.
— До двух у меня будет встреча с избирателями, потом можем пообедать, — информирует меня Хорос, первой пропуская к выходу из здания аэропорта, в котором к нам успела присоединиться его свита — три охранника с совершенно одинаковыми выражениями на лицах.
Меня всегда интересовало, кто кого будет охранять и защищать в случае опасности: они Тёмного или Тёмный их. Ставлю на второе. Должно быть, охранники ему нужны просто для статуса, чтобы казаться ещё более значимым, чем он есть на самом деле.
Хотя куда уж значимее.
— Я не знаю, во сколько закончу с сонориной Монтеро, — пытаюсь отказаться от этой чести. — Не беспокойтесь за нас, сонор Хорос, мы найдём, где перекусить.
— Поищем вместе, — не желает сдаваться деспот.
Я открываю рот, собираясь ему ответить, честно и резко, и тут же его захлопываю. На полдороге к аэрокарам нас подрезают журналисты. Целая стая… по-другому не скажешь. Окружают в считанные секунды, профессионально отрезая доступ к машинам, и начинают атаковать, забрасывая вопросами. Все вместе и сразу, громко, быстро, как будто куда-то торопятся.
Не знаю, как Тёмный, а я теряюсь. Тушуюсь от такого напора и вздрагиваю, когда слышу вопрос, заглушающий все остальные:
— Сонор Хорос, прокомментируйте, как вы относитесь к бракам между феями и высшими?
Журналисты замирают, и мне даже кажется, словно весь мир вокруг нас останавливается. Над высотными зданиями не мельтешат аэрокары, по воздуху не плывут сумки и чемоданы, сопровождая своих хозяев. Стихают все звуки, а у меня в груди перестаёт стучать сердце. Мне очень хочется услышать, что же ответит высший. И если это будет что-то вроде:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Без комментариев, — я всё-таки исполню свою давнюю мечту и натяну ему на голову грязный подгузник. К вечеру Лита как раз снабдит меня новым. Так сказать, свежим «оружием» против высокомерных Тёмных.
Одного конкретного высокомерного Тёмного.
— Я могу сказать, — начинает Хорос, и сердце в груди принимается стучать как заполошное, — что время не стоит на месте. Всё меняется. И эти перемены не могут не коснуться и наших традиций.
— То есть вы положительно относитесь к возможности таких браков?
— Я отношусь положительно к бракам по любви. А сердцу, — Хорос переводит на меня взгляд, — не всегда получается приказать.
Репортёров снова прорывает. Они обрушивают на нас очередной шквал вопросов, пока я судорожно ищу в сумке солнцезащитные очки, хоть и понимаю, что никакая маскировка мне уже не поможет. Даже если я стану ходить по улицам в космическом скафандре, меня теперь где угодно узнают, и изменить это уже не в моей власти.
— По любви, как у вас с сонориной Сольт?
Тёмный не успевает ответить, потому что следом за этим прилетает другой, ещё более каверзный вопрос:
— Сонорина Лэй, а вы любите сонора Хороса?
Я замираю с раскрытой сумкой и вскидываю взгляд на журналиста в короткой кожаной куртке с тщательно прилизанной, будто каменной, шевелюрой. И теперь уже мне хочется рявкнуть: «Без комментариев!» или уточнить: «А о каком Хоросе вы спрашиваете?».
На этой мысли приходит осознание, что грязный подгузник мне тоже не помешает. Как наказание за «о каком Хоросе» и за ответ, который без лишних раздумий подсовывает мне глупый внутренний голос.
— Я…
— Прошу нас извинить, но мы немного торопимся. — Тёмный награждает журналистов лёгкой улыбкой и в целом выглядит расслабленным и спокойным, в то время как меня уже всю колотит. — На все ваши вопросы я отвечу сегодня в четыре на пресс-конференции, а сонорине Лэй нужно работать.
После этих слов секьюрити оживают и начинают подвигать папарацци, освобождая нам дорогу к аэрокарам. Но охотники за сенсациями так просто сдаваться не собираются, назойливым шлейфом тянутся за нами:
— Сонорина Лэй, ваш прилёт в Широн связан с организацией свадьбы?
— Почему вы прилетели сюда вдвоём?
— Где вы потеряли сонорину Сольт? — вякает кто-то из задних рядов.
Чувствую, как Тёмный напрягается, но тут же берёт себя в руки и с непрошибаемой невозмутимостью отвечает:
— Сонорина Сольт неважно себя чувствует, а мой брат занят подписанием последних договоров, касающихся строительства нашего нового отеля на Майкоре. И мы с сонориной Лэй тоже, как видите, не сидим сложа руки. А теперь извините нас. — В его голосе вроде бы ничего не меняется, не меняется и во взгляде, но журналисты вдруг расступаются. Сами, без помощи охранников, и мы наконец-то добираемся до аэрокаров.
Лита с любопытством выглядывает из коляски, оборачивается на прилипчивых тётей и дядей, а те продолжают нас фотографировать, и мне даже представить страшно, что они после этого напишут.
— В два я заберу вас от сонорины Монтеро, — пока один из охранников складывает мои вещи в машину и утрамбовывает в неё коляску, напоминает Тёмный.
Я бросаю взгляд на журналистов, мечтая как можно скорее скрыться за затемнёнными стёклами аэрокара, и быстро отвечаю:
— У вас ведь встреча с избирателями. И пресс-конференция. Не нужно тратить на нас время. Мы обязательно найдём, где пообедать. Или, может, нам предложит остаться на обед сонорина Альба.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Хорос щурится, а я вдруг понимаю, что этот прищур мне хорошо знаком и я прекрасно знаю, что он означает. Гаранор ещё не успел произнести ни слова, а я уже примерно представляю, что он скажет, и из-за этого мне хочется огреть его аэроколяской. Жаль, её уже в машину убрали.