диплом, потому что выражение «спит как младенец» в нашей семье означало отсутствие у Сони этого самого сна вовсе.
После того, как я получила заветный диплом, Саша предложил вернуться в его родной городок – его друг как раз открыл строительную фирму и позвал Сашу работать к себе. Я была готова бежать за мужем хоть на край света, так что мы продали мою квартиру и уехали из областного центра. И с головой окунулись в новую жизнь, наполненную счастьем, от которого щипало в глазах и дышать было больно.
Пока я сидела дома в декрете, успела окончить курсы бухгалтеров, а когда Сонька отправилась в сад, устроилась кассиром в небольшую фирму. Спустя два года наша контора разрослась, а меня повысили до бухгалтера.
Новый год снова превратился в праздник, каким он был до ухода отца… Саша всегда выдумывал что-то незамысловатое, но такое душевное, чем неизменно меня покорял. Коллеги на работе хвастались машинами, шубами и драгоценностями, что вручали им мужья, но при этом часто жаловались на отсутствие внимания, а Саша окружал меня любовью и дарил простые человеческие радости. С утра мы первым делом отправлялись на прогулку – игра в снежки превратилась в семейную традицию. Праздничный ужин всегда готовили вместе, дурачились, хохотали и веселились.
Когда Сонька подросла, Саша купил костюм деда Мороза и официально провозгласил себя правителем Великого Устюга. Он был прекрасным отцом, другом и мужем, мы делились всем: радостями, печалями, проблемами, невзгодами. Конечно, ссорились, как и многие, но всегда шли на диалог. А теперь походим на угрюмых соседей, совсем чужих и равнодушных. Так легче.
Бреду в Сонину комнату, чтобы зарыться в плед и в свои воспоминания. Вдогонку мне, словно в насмешку, раздаётся счастливый голос Жени Лукашина, обретшего свою настоящую любовь.
День 256-й. Сладкий кошмар
– Мам…
Поднимаю голову и сонно гляжу на Сонечку, застывшую в дверном проёме. Утро только-только вползло в комнату.
– Что случилось?.. – сажусь в кровати и протираю глаза, прогоняя остатки сна.
– Мне страшный сон приснился. Можно, я посплю с тобой?
– Конечно! – я откидываю край одеяла, отодвигаясь на Сашину половину – он уже уехал в офис. – Ложись!
– Спасибо! … – Сонечка, с разбегу прыгает на нашу кровать и прижимается ко мне.
– Что тебе приснилось, Пончик? – спрашиваю, обнимая её в ответ.
– Чудовище… – вздыхает она. – Оно проглотило меня.
– Это все потому что вы с Юлькой вчера смотрели фильм ужасов. – строго говорю я.
– Я больше не буду… – обещает она. – А мы поедем сегодня на озеро? – сонно спрашивает Соня, кутаясь в Сашино одеяло.
– Конечно, как только папа вернётся с работы, – мои пальцы нежно проходятся по её растрёпанным волосам, – а теперь спи…
Ещё не совсем проснувшись, размышляю, что бы такое приготовить Соньке на завтрак. Пожарить яичницу или сварить пшённую кашу, которую она так любит?
Потягиваюсь и открываю глаза. Почему-то я в детской. Может, это я пришла к ней в комнату, чтобы успокоить? Взгляд натыкается на развешенные повсюду фотографии Сони… и я вспоминаю.
Это был только сон. Очередной сон, который язык не повернётся назвать кошмаром. Такие сны оставляют после себя горько-сладкое послевкусие. Вот я ещё во власти сладкой дрёмы, счастливая, а спустя мгновение приходит осознание – её больше нет.
И ты снова на лопатках корчишься от боли. Но вместе с тем бережно убираешь этот сон в копилку воспоминаний, ведь в нём Соня жива и здорова.
День 286-й. Памятник
Неуверенно застываю у двери своей бывшей спальни. Нашей спальни. Чувствую, как руки становятся влажными, а мысли рассыпаются, словно монеты, брошенные в ноги бедняку – стихийно и со звоном. Ругаю себя за то, что так раскисла. В конце концов, я всего лишь хочу поговорить с мужем.
Легонько стучусь и с замиранием сердца жду ответа. Слышу шелест газетных страниц и скрип кровати, а затем отрывистое:
– Да.
– Ты не занят? – легонько толкаю дверь и заглядываю в комнату. Люстра не горит, зато включён резной торшер с витиеватым рисунком – мы купили его на нашу первую годовщину свадьбы…
– Нет, проходи. – Саша, облачённый в любимую фланелевую пижаму, сидит на кровати, а недочитанная газета покоится рядом. – Что-то случилось? Тебе плохо?
Муж смотрит на меня с беспокойством, а я испытываю жгучий стыд… Неужели он думает, что я могу прийти только если мне нужна его помощь? Хотя… так и есть, правда с моим здоровьем это никак не связано.
– Нет-нет, я в порядке. Я только хотела спросить…
Не успеваю закончить, как Саша отодвигается влево, освобождая место рядом с собой, и хлопает ладонью по одеялу, приглашая сесть рядом. Но я сдвигаю газету к нему, словно проводя черту между нами, а сама сажусь по другую сторону. Так безопаснее.
Почти целый год я живу в детской, а здесь бывала от силы раза три и то, пока Саши не было дома. Украдкой осматриваю комнату, где мы провели столько счастливых дней и… ночей. От таких мыслей щеки опаляет жаром, и я спешу отвернуться.
Взгляд падает на окно с глухо задёрнутыми кремовыми шторами. В мягком свечении торшера спальня выглядит слишком интимно. Тьма, сливаясь с тёплым светом, рисует на них причудливые узоры из теней. С опозданием думаю, что надо было отложить разговор на утро. И перенести на кухню.
– Ты точно в порядке?..
Саша смотрит на меня испытующе, а его рука тянется к моей. Вскакиваю как ошпаренная и замираю по среди комнаты.
– Да.
Под его мягким взглядом ёжусь и обнимаю себя за плечи – хоть какая-то иллюзия защиты.
– Кать… – Он тоже встаёт с кровати.
Шаг ко мне. Два от него…
Пячусь назад, но упираюсь спиной в шкаф. Бежать некуда. Руки повисают безвольно вдоль тела, лишь бы увеличить расстояние между нами. И все же Саша слишком близко. Секунда, и моей щеки касается тепло его пальцев.
– Не надо… – прошу я, и он отступает.
– Почему ты отталкиваешь меня? – в глазах блестит боль.
Что сказать? Как объяснить? Найдутся ли нужные слова? И я вдруг понимаю, что достаточно одного-единственного.
– Сонечка…
Его тихий вздох походит на шелест листвы по утру. Я опускаю глаза, не желая встречаться с ним взглядом. После смерти Сонечки наша любовь расползалась по швам, рисуя паутину трещин. И латку не поставишь и ничем не склеишь.
– Так что ты хотела? – он возвращается к кровати, садится и устало массирует виски.
– Скоро будет год…
– Я помню… – глаза его подозрительно блестят в полумраке.
Отворачиваюсь, блуждая взглядом