нелегкая судьба ранимого одиночества, сродни Минимуму.
Аша ощутила всплеск энтузиазма полукровки — Мин висел где-то на снастях на мачте — осваивал искусство «верхолазанья и наблюдения», заодно^ и с наблюдательницеи-оборотнихой лясы точил — симпатична ему красотка. Но сейчас не в очаровательных глазках рысь-девы истинная причина оживления…
— Еловек лево по орту! — донесся крик наблюдательницы с «вороньего гнезда».
— Двое человек! — тут же уточнил гнусавый вопль полукровки.
Капитан Ныр одним прыжком, не огибая стулья и гостей, перелетел стол, лишь чуть звякнули чашки, выскользнул на палубу. Аша со встревоженной мыслью о сыновьях метнулась к двери, муж оказался впереди, уже выскакивал наружу. В спину поощрительно свистнул Дракон…
Поскрипывала мачта, дышали наполненные ветром паруса, и чудилась в этой жизни некая удивительная соразмерность. Гру глядел вверх, на перечеркнутую снастями упругую парусину — отсвечивало заходящее солнце. Когда-то этот цвет Пэти-Ма называла «кремовым». Или не совсем этот?
Многое человеку необходимо забывать. Впрочем, и нечеловеку приходиться целые жизни вырезать и выжигать из прошлого. Укс тогда в норе-могиле Склепов днями и ночами выл-рыдал, кляня и умоляя богов забрать память, отнять разум, голову и душу. Положим, разума у хозяина тогда и на медяк не оставалось, с разбитой головой тоже было не очень. Смешно и очень страшно, когда замурованный бескрылый червь упорно пытается взлететь. Снаружи Гру варил рыбу, пёк ракушки, и слушал, слушал, учась истинному безумию отчаяния. Впрочем, обычно партнёра заглушала Лоуд — коки-тэно бывают необычайно громкими дарками. Гру дивился небывалым проклятиям, иные смыслы терялись в вое, визге и хрипах оборотнихи. К хозяевам являлись тысячи гостей: мертвецов и богов гостило примерно поровну. Хохот тысяч глоток разносился над темными скалами Склепов, пугалась тех воплей Луна с Темной Сестрой, и трепетно бежали прочь волны. Лоуд требовала любви, она хотела домой, желала, чтобы боль убралась прочь, рыдала как девчонка Дети, и живые, и давным-давно мёртвые, наведывались к коки-тэно, она путала их имена снова выла и грызла стены грота. Гру слушал, и беспрестанно укрепляя погребенье хозяйки — расшатывала камни Лоуд с поистине нечеловечьеи силой. Временами, сознание хозяев слегка прояснялось, они проклинали бессердечного Гру, требуя выпустить их и дать нэка — каплю, всего одну каплю. Ну, нэка все равно не было. Гру не отвечал, лез в волны заливчика, обмывал исцарапанные плечи и сбитые пальцы, проверял ловушки на крабов. Хозяйка грозила казнями, искушала: и то и другое звучало временами забавно, и уж непременно чрезвычайно познавательно. Гру улавливал момент, кормил и поил узников. Большая часть еды и питья пропадала зря, разбрызганная и рассыпанная у узких расщелин «кормушек», впрочем, хозяева довольствовались самым малым — с их-то живучестью и везеньем даже вовремя сдохнуть никак не выходило. Раз Укс изловчился и отросшими когтями разодрал тюремщику ладонь. Хитроумная хозяйка с демонской ловкостью плевалась камешками и рыбьими костями, и в первый раз чуть не вышибла Гру глаз. В общем было чему поучиться. Хуже стало, когда хозяева затихли. Временами еще слышался бредовый шёпот бореда, потом совсем… Да, многое надлежит забыть человеку по имени Гру. И чужие жизни забыть, и свои…
— Эй, ты ужинать собираешься или нет?
— ну.
Строгая смешная девчонка поставила миску на палубу, кружку опустила на аккуратно сложенную салфетку, рядом вилка и ложечка приготовлены. Тут в обычае всех подряд кормить как благородных — даже пленным салфетки дают, правда, не такие чистые. Странный все-таки корабль эта «Коза»: с такими изысканными ухватками и этаким плебейским именем наречен?
Кухонная девчонка не приближалась, но и не уходила — делала вид, что рассматривает проплывающий по правому борту берег. Любопытная она. Гру тоже было любопытно: с кем из мужчин живет, да кому из экипажа роднёй приходится? То, что не просто кухарка, понятно. На кухне, что здесь изощренно «камбузом» обозвали, она младшая. Посуду моет, столы-котлы чистит, это понятно. Но никто ее не пытается потискать или нагнуть, да вроде и вообще не зубоскалят на обычную похабную тему. Хотя на саму кухню свободные от вахты моряки имеют привычку заглянуть, словом с поваром перемолвиться, заодно и помочь по мелочам. Вроде как развлечение, не хуже болтовни в той комнате, что «кают-компанией» наречена. С другой стороны, когда корабль сложный маневр совершает, все работают на палубе, включая повара, а порой и пассажиров. Даже сероглазая шмонда-стукачка на подхвате вертится, со снастями помогает. Правда, сложности у «Козы» не так часто случаются — летит корабль сам собой, привязанная за кормой салми на волне лишь удивлённо подпрыгивает. Удивишься тут: небывалый корабль. Команда невелика, вот бы его загеберить. Когда хозяева из-под замка выскользнут, то отчего не попробовать? Впрочем, снасти чересчур сложны, втроём не управиться, а держать пленников Укс не любит. Хлопотно с ними, с пленными.
— Невкусно, что ли?
Гру на миг встретился взглядом с девчонкой — сердита. Привыкли кухонные, что их стряпню непременно хвалят. А чего жратву каждый раз превозносить? Понятно, что стряпать умеют здорово. Вон, поджаренный ломоть, то ли солонины, то ли копченины на языке так и тает. Картофель опять же… как его так хитро нарезать можно, вообще непонятно.
— Ну, — решил одобрить яство Гру, разбираясь с остатками гарнира. Раз девице столь желанно комплиментное пустословие слышать, пущай блаженствует. Она безвредная, а с нас не убудет.
— Снизошел, значит? — хмыкнула безвредная. — Благодарствую превелико.
— Ну, изъяснять я не обучен. А так вкуснота, аж язык заглотнётся, — пробормотал Гру.
— Да не надсаживайся, — девчонка в сторону пленника не смотрела, оперлась о бортовой брус локтями и принципиально продолжала высматривать что-то на рыжих склонах пустынного берега. — Не обучен, так не обучен. Какой с вас спрос: банда дикая, нелюдская, — живоглоты да невежды. Кушать, правда, с ножа и вилки обучены, а так дарки дикарские.
Э, ющец попутал, тут подловила. Гру понеуклюжей шевельнул ложечкой, что заменила столовый нож, плюхнул картофелину на дно миски, разбрызгивая остатки подливы.
— Чего ножик-то? Отобрали у меня ножик.
— Ну, — со сдержанным ехидством поддакнула кухонница. — Обездолили бедолагу. От безутешности мигом научился жрать как воспитанный человек. Уж не знаю, сколько ты глоток перерезал, но за благородный стол тебя определенно сажали. Видать, в моде нынче такие пытки.
— То случайно, ну, — неблагодарный едок со звучным всхлюпом облизал ложечку.
— Не заглоти невзначай, — предупредила девица. — А то мы приборов недосчитываемся. И не трясись — не буду я про твои благородные манеры рассказывать. Нам до таких мелочей дела нет. Отпустят тебя