— Вчера.
— Вчера?! — Брови Кишкина взлетели, глаза удивленно округлились. Он так изумился, будто выпустить вчера было нарушением Конституции. — А тут… знаешь ли… пока тебя не было… Давай-ка, пройдем ко мне.
У себя в кабинете генеральный заметно осмелел. И сообщил, что в связи с финансовыми проблемами, его, Бравина, должность упразднена.
— Теперь мы вынуждены… ужиматься.
Лекс посмотрел на его тучное тело и усмехнулся: представил, как эта гора мяса «ужимается». В общем, понял он все: этот лещ моментом воспользовался, чтоб урвать основную часть пирога. «Дворец спорта» переходил из ведения Госкомспорта в категорию приватизированных. И обещал стать лакомым кусочком для своих хозяев. А между прочим, его высокую эффективность обеспечил именно Бравин. Это он… Да, что там рассусоливать! Понятно, что Кишка моментом воспользовался, чтоб от конкурента избавиться. Случись акционирование — не видать бывшему чемпиону чего-то по плаванию директорского кресла.
Вот так потерял Алексей свою работу — хорошее, перспективное дело. А вообще, может оно и к лучшему? Может быть…
* * *
У Рудика Дикого был небольшой дефект: в юности в драке ему сломали нос. С годами деформация переборки усугубилась, затруднила дыхание. Дышал он ртом, отчего рот всегда был приоткрыт. Не так, как у слабоумных, а чуточку. И разговаривал он с легкой одышкой. Как ни странно, это придавало его словам некую увесистость, солидность.
Он внимательно слушал рассказ Алексея, стараясь не обнаружить эмоций. О смерти Буры Дикий узнал на следующий же день. А вот о Сером — только сейчас. Нехорошо улыбнулся:
— Ладно, братишка, что еще сказ…говорил Бура.
— Еще сказал, что свои деньги завещает ребятам.
— Так и сказал: деньги завещаю ребятам? — прищурился Дикий.
— Нет, он… вроде… отдаю пацанам на сигаре… на курево. А меня посадил в долю на буровое очко.
Подозрительный прищур разгладился:
— Вот это уже точнее. Как говорится, ближе к тексту. «Буровое очко» — это его слово… Любил в карты катать. В буру. А буровое очко — это тридцать один. Стало быть, парень, тридцать один процент от его доли тебе переходит.
— А мне за что? — Алексей искренне недоумевал по поводу нежданного наследства. — У него, наверное, семья есть. Вот им пусть и переходит.
— Нет у Буры никого. В позапрошлом году его отец, маманя и брательник — все за двадцать дней кони двинули. Что интересно — не принудительно, а по судьбе, от разных болезней. Но спеклись так дисциплинированно: все трое за двадцать дней. Как будто их, бля, из пулемета перестреляли.
— А жена?
Дикий изумленно воззрился на наивняка. Бровь его изломилась, но тут же лицо смягчилось: что взять с неотесанного в понятиях фраеришки?
— Нет жены, — коротко ответил он, пряча усмешку. — Бабки, которые тебе Бура завещал, в дело вложи. От навара десять процентов отстегивать в общак будешь. Это по закону. Если где заковыка какая или косогор — не стесняйся, приходи. Раз от Буры ты — значит, своим будешь.
…В тот же день Дикий отправился к Мале — главному разборщику.
— То, что Буру завалили, — я понял с самого начала, — солидно покачал головой Маля. — Не из тех людей Бура, которые на штырь натыкаются… Я тогда с ходу поручил разобраться. Долетал до меня ветерок, что Серого это дело, но прямых уликов не было… — Он косо усмехнулся. — А вот сейчас картина прояснилась. Раз сам Бура прокоцал… Ему верю. Да, развязался Серый, распоясался… Ладно, Дикий, разберусь я с ним.
— Если позволишь, Маля, я хочу своими силами эту гниду раздавить.
— Что так? — криво усмехнулся разборщик. — Ты же знаешь, для этих дел получатели существуют. Зачем хлеб у ребят отымать?
— Тут, Маля, личное… Должок у меня перед Бурой.
— Хвалю, — уже не криво, а широко улыбнулся Маля. — Знаю о твоем долге: с братком твоим они корешовали, а когда брата угрохали, Бура оборотку дал. Помню… Да, человеком был Бура. Пусть земля ему будет прахом… Добро, Рудик, иди, возвращай должок…
Дикий сидел во главе стола. Пил разбавленное лимонадом сухое вино. По обе стороны расселись вызванные им соратники. Сделав очередной глоток, Дикий поднял свои воловьи глаза:
— Короче, братва, я хочу предъявить Серому. Это он Буру заказал. Давайте решать, как добраться до его горла. — Замешательство в глазах собравшихся немедленно рассеял: — Что встрепенулись? Решили, что Рудик самосуд вершит? Я не Куклусклан. Прежде чем вас собрать, взял квиток от Мали. Так что, все по понятиям… Какие будут предложения?
— До Серого добраться нелегко… Он в «СЗО» безопасностью рулит.
— В «СЗО»? Это у Фауста, что ли?
— Так точно… В его подчинении двадцать рыл. И все экслюзированы.
Дикий сварливо поморщился:
— Любишь ты, Костя, загадки задавать. Какие-то слова… Как ты сказал?
— Экслюзированные? Это значит — право на ношение оружия имеют.
— Вот так, по-русски, и говори. Мол, власть у них на боку и по первому требованию вольту обнажают.
— Именно, — кивнул Костя. — По первому требованию Серого. Он же у них рулевой. Любой из его полканов будет стрелять — и фамилию не спросит. И ничего ему за это не светит: это его служебная обязанность… Нет, Рудик, в лобовую Серого не достать. Тут обходной маневр нужен.
— Есть один подход… — вставил слово другой сподвижник Дикого. — Телка у него, Светка, кажется, зовут. Серый втерся в нее по самые уши. А она его не кнокает, но бздит по-черному. А сорваться не может. Ножки-то короткие… От Серого не спрячешься. Серый ведь…
— Ты короче раскладывай! Без анализов… Где ее найти? Я ей сделаю предложение, от которого она не выкрутится… Давай реквизиты.
— Сам я не знаю… Ее один залетный из Узбекистана знает. Только он не блатной. Полукровка. Хотя понятия соблюда…
— Слушай, Марат, давай короче. Этого залетного сможешь достать?
— Смогу. Алик Пирожок. Он каким-то…
— Пирожок? Его знаю. Так он в Москве?
— Да, в Москве он, на каком-то рынке рулит.
— Давай, пригласи его. Скажи, Рудик просит его зайти. На бокал вина сухого, — сказал и запнулся: вспомнил, что Алик не пьет спиртного.
… Пирожок оказался солидным, степенным мужчиной лет 45–50, с грустными и очень отзывчивыми глазами. Никак не выветрила из него Москва этой провинциальной манеры — переступать порог дома с подарками. Войдя, он передал одному из шестерок Рудика пакет и с почтением но, сохраняя достоинство, поздоровался с Диким.
Дикий пил вино, а перед трезвенником Пирожком поставил гранатовый сок и пахлаву, специально заказанную для гостя. Знал: печеное было слабостью Алика. Единственной. Все остальное было силой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});