— Всего лишь? Вы хотите, чтобы я просто закрыла глаза и просто уснула с вами в одной постели?
Эйврил понимала, что близка к истерике, и до боли прикусила нижнюю губу.
Боль отрезвила ее. Пришло понимание того, что он не собирался насиловать ее, самообладание дало трещину, и теперь трудно вернуть себе даже отдаленное подобие спокойствия.
— Почему бы в таком случае вам не одеться хотя бы частично?
— У меня нет в запасе чистых рубашек — на вас надета последняя. Кроме того, еще один слой ткани между нами не сможет ничего изменить.
Ее внимание привлек странный скрежет, затем она поняла, что его издают ее собственные зубы. По крайней мере, если бы Люк лежал под одеялами, она была бы избавлена от его наготы. Это стоило определенного усилия — не заметаться по кровати, но она повернулась на бок и легла спиной к нему, глядя в стену.
Веревки, скреплявшие матрас, заскрипели, раздался шорох одеял.
— Нет никакой необходимости расцарапывать нос о стену, — сказал Люк, — идите сюда.
Он обнял ее за талию и привлек к себе, плотно прижав к своему телу.
— Да прекратите же извиваться, ради всего святого!
— Мы соприкасаемся, — сказала Эйврил, сохраняя остатки спокойствия.
Он был твердым и теплым, ее ягодицы прижимались к той части тела Люка, которая, по его словам, имела собственный разум. Такое волнующее ощущение, тем более что тонкая льняная рубашка не представляла собой никакого барьера вовсе. Ниже края рубашки ее бедра были обнажены, и она ощущала волосы на его ногах.
— Я, разумеется, буду избегать касаться ваших ледяных ног. — Похоже, что он стиснул зубы. — Прекратите стонать, женщина. Вы живы, не так ли? И вы в тепле, сухости, накормлены и все еще девственница. Лежите смирно, ради всего святого, и дайте мне поспать, затем я оставлю вас в покое.
Ей показалось, что она услышала, как он пробормотал: «Если смогу», но не была уверена в этом.
Женщина? Стоны?!
— Вы — хам! — воскликнула она, пытаясь удержать его тело в половине дюйма от своего.
Но он лишь сильнее прижал ее ягодицы к своему паху. Тяжелая рука на ее талии превратилась в натуго затянутый канат, и она сдалась, позволив мышцам расслабиться.
Святое Небо! Это твердое тепло за ее спиной, это дыхание на ее шее… Она осталась в живых, тогда как многие другие — она была уверена — не дожили до этого дня. Она старалась удерживать в памяти их лица и голоса, но они ускользали от нее. Ее друзья, такие близкие после трех месяцев плавания, ее многочисленные знакомые и даже те люди, которых она видела каждый день, но не обмолвилась ни словом с ними, — все они будто были жителями небольшой прибрежной деревушки, которых поглотило разбушевавшееся море.
Эйврил успокоилась и стала беззвучно молиться за них. Она чувствовала себя лучше оттого, что горе и беспокойство слегка ослабили хватку. Сильное тело рядом с ней было погружено в сон или, по крайней мере, находилось на грани сна. «Я жива, и он защищает меня. Хотя бы сейчас я в безопасности». Но мрачные мысли витали в ее уме, легко преодолевая преграды, которые она создавала. Эти люди — дезертиры, возможно, предатели, и она знала о них слишком много. На что ей придется пойти, чтобы сохранить даже эту неустойчивую безопасность?
Люк чувствовал, как тело Эйврил расслабляется, соскальзывая в сон. Он позволил себе расслабиться, когда ее дыхание выровнялось, и стал наслаждаться тем, что эта женщина так близко в его руках. Нежные изгибы ее тела — сладостная мука, женский запах, который невозможно скрыть любыми духами и мылом, опасно возбуждал. Последний раз он спал с женщиной два месяца назад. И тогда они занимались любовью, а отнюдь не лежали так, почти невинно.
Он вспомнил, что еще разозлен упреками Эйврил в намерении взять ее силой.
«Она устала, напугана пережитым, очевидно, не способна здраво мыслить», — сказал он себе. Предположив, что раздевался при ней нетактично, он ощутил, как в нем переворачивается обида, ведь она могла бы закрыть глаза. Кроме того, если она хочет, чтобы он надевал рубашку на ночь, то завтра вполне может заняться стиркой. А у него достаточно хлопот, чтобы еще беспокоиться о ее потревоженных чувствах.
Погружаясь в сон, Люк подумал, что не имел возможности привыкнуть к интимным отношениям с благовоспитанной молодой женщиной из общества. Он ходил по морям более или менее постоянно с восемнадцати лет, и ни сестры, ни невесты, чтобы заботиться о нем, благодарение Небу, рядом не было.
Однако здесь не гостиная столичного художника и не великосветский клуб «Олмак»! Черт бы ее побрал, она на его территории, ей следует его слушаться, делать, что он приказывает. «Было бы забавно соблазнить ее», — подумал он перед тем, как позволить себе уснуть. Но насколько трудно это будет?
Эйврил очнулась, полностью сознавая, где она. За ночь она повернулась на другой бок и теперь лежала на груди Люка, сплетя свои ноги с его ногами. Был короткий миг, когда она опустилась на дно глубокого сна, но в следующее мгновение ее глаза распахнулись, глядя на обнаженную кожу, темную прядь волос и упрямый подбородок, покрытый щетиной. Она должна была отпрянуть в отвращении, но вместо этого ощутила желание прижаться ближе и позволить рукам изучить его. Каждая ее мышца напряглась, борясь с этим желанием.
— Вы проснулись. — Гулкий глубокий голос прозвучал над ее ухом, и она спешно перекатилась на спину, чтобы только вполовину чувствовать его вес. — Доброе утро.
— Прочь от меня! — Эйврил безуспешно попыталась оттолкнуть его. — Вы сказали, что не насилуете женщин, лживая свинья!
— Я не насилую их. Но я их целую.
Он был слишком близко, чтобы можно было его ударить, но так же близко оказались его уши, которые у всех людей чувствительны к боли. Она протянула руку, крепко схватила их и скрутила.
— Ай! — Люк схватил ее запястья в одну секунду. — Ты, маленькая кошка!
— По крайней мере, я не мелкий лжец!
Она лежала на спине, руки ее были пойманы и прижаты к подушке за головой, она чувствовала его запах, и от этого ее сердце бешено стучало. Она причинила ему боль, но он не предпринял ответных действий, в его взгляде читалась веселость, а вовсе не похоть или гнев, будто он приглашал ее в игру.
Но она не намерена играть, это возмутительно! Люк слишком силен, чтобы сопротивляться, хотя она бы и пробовала. Он остановился, когда ее бедра соприкоснулись с его, и она ощутила животом самостоятельную часть его тела. Что-то в ответ стало просыпаться в ее теле, сродни покалыванию. Она залилась краской. Вопреки ее воле тело хотело вступить в предложенную бесчестную игру.