Читать интересную книгу Французские дети не плюются едой [секреты воспитания из Парижа] - Памела Друкерман

Разумеется, есть исключения. Иначе во Франции не издавали бы книги про сон и не было бы специалистов по детскому сну. Некоторые дети, вроде бы приучившиеся спать к двум месяцам, через несколько месяцев снова начинают просыпаться. Слышала я и о малышах, которые начали нормально спать лишь в год. Но именно «слышала»: сколько живу во Франции, такого ребенка не встречала. Марион, мама лучшей подруги моей Бин, утверждает, что ее младший сын понял разницу между днем и ночью в полгода. Среди моих парижских друзей и знакомых это рекорд. У большинства из них дела обстоят, примерно как у архитектора Поля, чей сын в три с половиной месяца спит по 12 часов без перерыва — с восьми вечера до восьми утра.

Больше всего меня бесит то, что французские родители могут точно сказать, когда их дети начали спать по ночам, но не способны объяснить, как это произошло. Они не знают, что такое «приучать ко сну», не знают о методе Фербера, названном в честь своего создателя — доктора Ричарда Фербера, и прочих запатентованных методиках. Мало того, они утверждают, что никогда не оставляли своих детей «прокричаться», по крайней мере надолго. Большинству моих знакомых французов становится явно не по себе, стоит мне упомянуть об этой практике.

Расспрашиваю родителей из другого поколения — та же история. Одна французская журналистка — за пятьдесят, но на работу ходит в узких юбках и на острых шпильках, — была в шоке, узнав, что я никак не могу уложить спать свою малышку.

— А нельзя ей что-нибудь дать, чтобы она уснула? Какое-нибудь лекарство? — недоумевает она. А потом предлагает оставить ребенка с кем-нибудь на недельку-две и отправиться в SPA, восстановить силы.

Хорошо хоть, молодые родители не накачивают своих малышей снотворным и не прячутся от них в сауне!

Большинство уверено, что их дети сами научились спать подолгу. Стефани говорит, что вообще ничего не делала для этого.

— Мне кажется, ребенок сам это решает, — считает она.

То же слышу от 34-летней Фанни, издателя финансовых журналов. По ее словам, примерно в три месяца ее сын Антуан сам перестал просыпаться на кормление в три часа ночи.

— Он просто так решил, — говорит она. — Я его не заставляла. Я кормила его, когда он просил. Просто у него установился такой режим.

Венсан, муж Фанни, услышав наш разговор, сообщил, что Фанни вышла на работу через три месяца. Как и остальные родители, с которыми я беседовала, он думает, что это не просто совпадение. Мол, Антуан понял, что его маме теперь нужно рано вставать и ехать в офис. Венсан сравнил это интуитивное понимание с системой коммуникации у муравьев — те общаются посредством химических волн, передавая их через свои усики.

— Мы, французы, очень верим в интуицию, — пустился он в объяснения. — И убеждены, что дети все понимают.

Но все же кое-какие хитрости по организации сна мне удается выведать. Почти все знакомые родители-французы говорят, что в первые месяцы жизни их дети всегда находились на свету днем, даже во время сна, а ночью — в темноте (мы с Саймоном также придерживались этого). Кроме того, внимательно наблюдя за детьми с самого рождения, они пытались уловить ритм малыша. И постепенно перестроить его под свой собственный.

Вообще французские родители так много твердят про ритм, будто говорят о какой-то рок-группе, а не о воспитании ребенка.

— С нуля до шести месяцев необходимо уважать ритм детского сна, — говорит Александра, чьи дети спали ночью почти с рождения.

Я тоже наблюдаю за Бин — иногда в три часа ночи. Так почему же в нашем случае нет никакого ритма? И если переход к непрерывному ночному сну происходит сам собой, почему у нас все не так?

Делюсь накопившимся раздражением с Габриэль, своей новой французской подругой. Она советует почитать книгу «Ребенок и его сон» (L'enfant et son sommeil). Ее автор, Элен де Леерснайдер, известный парижский педиатр, специализируется на детском сне. Книга меня озадачивает. Я-то привыкла к простому незамысловатому стилю американских «учебников для родителей». Но эта открывается цитатой из Марселя Пруста, после чего мадам де Леерснайдер воспевает оду сну.

«Сон раскрывает тайны ребенка и жизни семьи, — пишет она. — Чтобы уснуть в кроватке и отделить себя от родителей на несколько часов, ребенок должен доверять своему телу, верить, что его организм не даст ему погибнуть, даже если он его не контролирует. Он должен быть достаточно спокойным, чтобы принять странную мысль о том, что наступает ночь.»

В книге «Сон, сны и малыш» также говорится, что ребенок способен научиться спать, лишь смирившись с тем, что он — отдельное существо: «Безмятежные, долгие и спокойные ночи начинаются после того, как ребенок признает свое одиночество. Это ли не признак того, что он обрел внутренний покой и перестал страдать?»

Некоторые главы таких книг выглядят как экзистенциальное философствование. То, что у нас называется «фазой быстрого сна», французы называют «парадоксальный сон», потому что тело в этот момент бездействует, но ум чрезвычайно активен. «Научиться спать, научиться жить — это ли не синонимы?» — вопрошает Элен де Леерснайдер.

Признаться, я не очень понимаю, для чего мне такая информация. Мне не нужна метафизическая теория детского сна. Мне просто хочется, чтобы моя дочь спала! Но как понять, почему дети французов спят так хорошо, если их родители сами не в силах объяснить это, а «учебники по воспитанию» напоминают мистические поэмы? Что должна сделать мать, чтобы нормально поспать ночью?

Как ни странно, озарение снисходит на меня, когда я приезжаю в Нью-Йорк.

Я живу в Трайбеке, в Нижнем Манхэттене, где индустриальные здания переоборудованы под дорогостоящие лофты. Гулять мы выходим на местную детскую площадку. Мне-то казалось, я перелопатила все книги по воспитанию. Но мамочки, с которыми я общаюсь во время прогулки, недвусмысленно дают понять, что я жалкая дилетантка. Они не просто прочитали все что можно. Они выработали собственные стили воспитания, сочетая несколько методов, подобно тому, как сочетают дизайнерские наряды. В какой-то момент я почувствовала себя в окружении гуру по вопросам сна, дисциплины и питания. Когда я наивно упоминаю о «естественном родительстве», одна мамочка резко обрывает меня:

— Не нравится мне этот термин. А что же, остальные родители воспитывают своих детей неестественно?

Когда разговор заходит о ночном сне, я подсознательно жду, что сейчас услышу множество теорий, после чего начнутся обычные жалобы на вставание среди ночи. Но нет. Оказывается, в Трайбеке многие дети спят по ночам уже в возрасте двух месяцев. Одна мамочка, по профессии фотограф, говорит, что, как и многие другие родители, водила детей к местному педиатру, Мишелю Коэну. Его имя она произносит нараспев: «Ми-шель», как в песне «Битлз».

— Он француз? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает она.

— Настоящий француз, из Франции?

— Да, настоящий француз.

Тут же договариваюсь о встрече с этим человеком. Очутившись в его приемной, сразу понимаю, что я в Трайбеке, а не в Париже: в углу стоит дизайнерское кресло, стены оклеены ретрообоями в стиле семидесятых, в очереди сидит мама-лесбиянка в фетровой шляпе. Секретарша в черном топе на бретельках проверяет список пациентов:

— Элла? Бенджамин?

Появляется Коэн, и я сразу понимаю, почему он так популярен среди молодых мамаш. Каштановые кудри, оленьи глаза, роскошный загар… На нем дизайнерская рубашка навыпуск, бермуды и сандалии. Прожив двадцать лет в Америке, он так и не избавился от очаровательного французского акцента и милых ошибок («Когда я советую родителЯм…»).

Прием на сегодня закончен, и он предлагает мне посидеть в кафе на улице. С радостью соглашаюсь.

Коэн обожает Соединенные Штаты — отчасти потому, что здесь с почтением относятся к предпринимателям и оригиналам. В стране, где здравоохранение регулируется строгими правилами, он позиционирует себя как «ваш доктор по соседству». (Пока мы сидим и пьем пиво, он здоровается с несколькими своими пациентами.) Его медицинский центр, «Трайбека Педиатрикс», обзавелся пятью филиалами. У него вышла толстая книга по воспитанию детей — «Новые правила» — с его фотографией на обложке.

Доктор неохотно признается, что инновации, привезенные им на Манхэттен, родом из Франции. Он уехал в восьмидесятые и помнит Францию как страну, где новорожденных в роддомах оставляли «прокричаться» в полном одиночестве. Даже сейчас, говорит он, в каждом парке можно увидеть, как ребенок получает затрещину. (Раньше, возможно, так и было. Но за то время, что я провела в парижских парках, я лишь раз видела, как нашкодившего малыша отшлепали.)

Однако нельзя не отметить, что некоторые из рекомендаций Коэна полностью совпадают с тем, чем руководствуются современные парижские родители. Как принято во Франции, он советует начинать прикорм с овощей и фруктов, а не с безвкусных каш. Он не одержим темой аллергии. Он тоже говорит о ритмах и о том, что детей нужно учить справляться с разочарованиями. Он ценит спокойствие. И считает, что качество жизни родителей не менее важно, чем благополучие детей.