Читать интересную книгу Цветы осени - Ариэль Бюто

Почему всякий раз, поступая, как мне самой того хочется, я ищу себе оправданий? Это началось еще в детстве: маленькой девочкой я всегда боялась, что меня отругают. Что бы ты ни сделала — будешь заведомо виновата.

Из забытого на колченогом кресле чемодана выглядывает старое тряпье. Жюльетта протягивает руку. Нет, не сейчас. Она еще не поговорила с Бабеттой. Да и Луи уже не так крепок, как в былые времена…

Жюльетта на цыпочках спускается по натертой воском лестнице и в очередной раз раздражается из-за дохлой мухи на подоконнике. Какой смешной покажется мне эта засушенная дрянь, когда я окажусь далеко отсюда… Она убирает тапочки в калошницу у входной двери, пахнущую ногами и старой кожей, надевает сапожки — они на два размера больше нужного из-за ее ужасных мозолей. Только бы не встретить Пьера — в этих бахилах она выглядит огородницей.

Жюльетта шагает под дождем, завивке приходит конец на полпути между домом и кондитерской, но при виде четырех пирожных в витрине настроение у нее улучшается. Миндальные, с шоколадом. В очереди перед ней стоят две дамы. Первая берет эклеры, вторая колеблется, спрашивает, есть ли кофейные миндальные, и в конце концов склоняется в пользу булочек. Победа! Жюльетта расплачивается; эти пирожные посланы ей судьбой, все сомнения отпали. Отступать некуда, она должна поговорить с Бабеттой.

Рядом с ней притормаживает машина.

— Ты совершенно промокла! Могу я тебя подвезти?

* * *

Когда Пьер высаживает ее у дома, Жюльетта готова сразиться с целой армией Бабетт и несколькими Луи в придачу.

— Бабуля, ты покажешь мне свой шкаф?

Софи неизменно приходит в восторг при виде вышитого белья, доставшегося Жюльетте от матери и бабушки. Бедные искусницы выплакали все глаза, глядя, как утекает вслед за ниткой их жизнь. Простыни из крашеного и отбеленного полотна, сорочки, необъятные панталоны, а поверх аккуратной стопки — шкатулка с драгоценностями, которые Жюльетта надевает теперь два раза в год, на Пасху и Рождество.

— Сначала я поговорю с твоей мамой. Ты не поднимешься ко мне, Бабетта?

Та не заставляет себя просить. Посещение комнаты матери с детства было связано с получением подарка из шкафа. Старинные пятифранковые серебряные монеты, которые Жюльетта не стала сдавать в банк, украшение, простыня.

Но сегодня Жюльетта не открывает заветный шкаф. Она опускается на кровать, сделав дочери знак присесть рядом.

Почему она прячет руки за спиной? — спрашивает себя Бабетта. Старея, ее мать становится странной. Неужели думает, что никто не заметил, как она вернулась и тайком выбросила в помойку на кухне бумажный пакет? Я проверила — там были крошки миндальных пирожных с шоколадом, а ведь дети еще не полдничали! Ну и видок у нее! Если скажет, что серьезно больна, я этого не перенесу.

Жюльетта бросает взгляд на свое отражение в зеркале. Держаться прямо, не опускать плечи, принять властный вид.

— Элизабет… — начинает она.

Бабетта подпрыгивает от удивления. Никто никогда не называл ее полным именем.

— Элизабет, — повторяет Жюльетта, — я должна поговорить с тобой об Анне.

— Что-то случилось? — вскидывается Бабетта.

— Да… нет. Она нормально себя чувствует — то есть как обычно, ни хорошо, ни плохо. Сама знаешь, на улучшение рассчитывать не приходится.

— Хочешь сказать, хуже ей не стало?

— Именно так. А вот я старею. Устала.

— Перестань, мама! Ты даже не хочешь, чтобы я купила тебе настоящую стиральную машину! Видела, до чего ты довела свои руки? Я сто лет прошу тебя нанять женщину для уборки и глажки!

Нет уж, увольте! У Жюльетты уже была прислуга — толстая, вечно задыхающаяся вдова, которая только и делала, что болтала. А ведь деньги я ей платила не за разговоры! Луи предлагал мне уходить по делам, чтобы не нервничать, но не могла же я оставлять чужого человека без присмотра в доме.

Как объяснить Бабетте, что речь не о хозяйственных делах?

С возрастом у губ дочери залегли глубокие складки. В детстве она принадлежала только мне, пухленькая, теплая, пахнущая ванилью и сдобой. Я бы душу прозакладывала, чтобы вернуть улыбку на ее лицо. Я пожертвовала ради дочери десятью годами жизни, но она больше не улыбается. Ты растишь детей, а потом однажды они вдруг превращаются в незнакомцев, и родителям только и остается, что держать дверь открытой и ждать. В конце концов начинаешь упрекать их за неблагодарность, а они отвечают, что ни о чем тебя не просили.

— Ты не думаешь, что Анне было бы лучше жить с Софи и Полем?

Вы только посмотрите на выражение лица Бабетты! Она как будто не понимает, о ком идет речь и с чего это вдруг с ней об этом заговорили. Жюльетту так и подмывает освежить ей память!

— Ты хочешь взять к себе всех троих? — спрашивает наконец Бабетта, глядя на мать глазами полудохлой рыбины.

Ситуация была бы даже комичной, не пытайся Жюльетта отвоевать свой последний шанс на счастье. Мимолетное видение кусочка жизни «только для себя» помогает ей найти нужные слова. Состояние здоровья Анны не зависит от места, где она живет, будь то Бель-Иль или Париж, а вот она, Жюльетта, точно долго не проскрипит, если продолжит нести непосильную ношу.

Бабетта плачет, говорит, что обсудит проблему с Бернаром. Впервые за долгое время в ее лице появляется что-то детское, смесь растерянности и невинности, и Жюльетта уже готова раскрыть дочери теплые материнские объятия.

Неделя проходила за неделей, но Луи по-прежнему ни о чем ее не спрашивал. Жюльетта все чаще отлучалась из дома, чтобы навестить Пьера и продолжить прерванный почти полвека назад разговор. Она не лгала и не пряталась — просто сказала Луи, что случайно встретила старинного друга и они с удовольствием вспоминают молодость.

— Ты его помнишь?

— Нет.

Луи испытал такое облегчение, узнав, что ничем не болен, так наслаждался мыслью, что еще очень долго ничто не нарушит привычного порядка его жизни, что ни за что на свете не покусился бы на счастье другого человека. Жюльетта выглядела счастливой, у нее был кокетливый вид, она даже напевала, моя окна, а их в доме было целых двенадцать! У Жюльетты даже появилась новая привычка, которую Луи находил очаровательной: забыв о бережливости, она покупала к полднику миндальное печенье с шоколадом.

Анна осталась в Бель-Иле. Луи так ничего и не узнал о попытке Жюльетты отослать девочку к родителям. Она часто подсаживалась к внучке и делилась с ней своими секретами, вертя у нее перед глазами прозрачный шар, и тогда маленькие снежинки мягко опускались на Венецианскую колокольню. Этот шар каким-то загадочным образом появился среди игрушек малышки, а запасы подарочной бумаги ее бабушки пополнились розовой оберткой с зеленым бантом.

Глава 4

Если верить местным старожилам, такой холодной весны в Бель-Иле испокон веков не было. Туристов на острове совсем мало, дома стоят закрытыми. А мы вот приехали на пасхальные каникулы. Никакое другое место нам не по карману — на папину месячную зарплату мы могли бы разве что снять на неделю номер в заштатной гостинице. Мне скучно, как всегда на отдыхе. Я взяла с собой несколько книг, но мама считает чтение пустой тратой времени и вечно находит предлог, чтобы оторвать меня от этого занятия: сделай то, сделай се, пойди прогуляйся. И я решила, что отправлюсь на прогулку… навсегда.

Говорят, молодые беззаботны, потому что у них вся жизнь впереди. Мне восемнадцать лет, а я уже чувствую себя старой — через два года мне стукнет двадцать! Я знаю, что все упущенные возможности упущены навсегда, то, чего не пережил сегодня, завтра уже не переживешь.

У меня есть деньги. Спасибо маме, которая постоянно призывает к бережливости, — за несколько лет я отложила кругленькую сумму. Завтра утром сяду на первый паром до Киберона, а оттуда уеду в Париж, но в столице не останусь. Послезавтра, в этот самый час, я стану одной из француженок, ахающих от восторга на площади Святого Марка в Венеции!

Отказавшись покинуть Францию вместе с Пьером, я неделю мучилась горькими сожалениями, у меня возникло чувство, что я покорилась своей несчастливой судьбе. Что изменилось за неделю? Просто я решила не отдавать свое счастье на откуп другим людям и обстоятельствам. Я не калека, ничто не мешает мне отправиться в Венецию — разве что навязанные самой себе запреты. Я ведь могу и вернуться, когда захочу. Решу на месте — на площади Святого Марка! Пьер все еще там. Он дал мне свой адрес, заметив язвительно-сухим тоном: пригодится, если вдруг решишь оторваться от материнской юбки. Как он удивится! И пусть не воображает, что, круто изменив свою жизнь, я пойду «под его руку». Чемодан ждет на чердаке. Новая Жюльетта готова к подвигам!

* * *

Чемодан никуда не делся. Его снесли вниз по лестнице, но потом вернули на место. Мы даже проделали поездом путь до Парижа: чемодан — в сетке у меня над головой, я — на полке, больная от огорчения, несмотря на всю свою решимость. Авантюристкой стать не так-то просто. Я приняла решение слишком стремительно, да и удача от меня отвернулась, если быть честной. Доставая чемодан из сетки, я получила удар в висок и едва не умерла, придавленная грузом призрачных надежд. Помогать мне никто не собирался — вы в Париже, мадемуазель, тут каждый сам за себя! У меня кружилась голова; выходя из вагона, я споткнулась, и лодыжка попала в щель между перроном и лестницей. Три дня меня продержали в больнице. Дежурившая в палате мама сделала над собой нечеловеческое усилие и не произнесла ни слова упрека. А потом все стало как в детстве: меня все время кто-то опекал, это естественно — у девочки слабые нервы. На этом фоне жизнь с Луи показалась мне избавлением!