Читать интересную книгу Политическая наука № 1 / 2010 г. Формирование государства в условиях этнокультурной разнородности - Елена Мелешкина

Какова бы ни была политическая позиция в данном вопросе, отказываться от практических, теоретических и аналитических наработок мультикультуралистов (вне зависимости от того, считают ли они эти свои наработки составляющей либеральной традиции, отдельной философией или только частью нормативной реакции на меняющуюся действительность) представляется недальновидным.

Список литературы

1. Семененко И. Интеграция инокультурных сообществ в развитых странах // Мировая экономика и международные отношения. – М., 2006, – № 10. – С. 58–68.

2. Baldwin T. I Want an integrated society with a difference // The Times. – L., 2006 – 03.04.

3. Calhoun C. Nationalism. – Minneapolis: Univ. of Minnesota press, 1997. – 164 p.

4. Challenge to the Nation-State: Immigration in Western Europe and the United States / Joppke C. (ed.). – Oxford: Oxford univ. pess, 1998. – 360 p.

5. Cornell S., Hartman D. Ethnicity and race: Making identities in a changing world. – CA: Thousand Oaks: Pine Forge press, 1998. – 282 p.

6. Connor W. Beyond reason: The nature of the ethnonational bond // Ethnic and racial studies. – L.: Routledge, 1993. – Vol. 16, N 3. – P. 373–389.

7. Delanty G. Citizenship in a global age. – Buckingham: Open univ. press, 2000. – 164 p.

8. Faist T. The volume and dynamics of international migration and transnational social spaces. – Oxford: Oxford univ. press, 2000. – 380 p.

9. Fukuyama F. A Year of living dangerously. Remember Theo Van Gogh // The Wall Street journal. – N.Y., 2005. – 02.11. – Mode of access: http://www.opinionjournal.com/editorial/feature html id=l 10007491).

10. Gilroy P. Between camps: Nations, cultures and the allure of race. – Harmondsworth: Allen Lane, 2000. – 406 p.

11. Joppke C. The retreat of multiculturalism in the liberal state: Theory and policy // The British journal of sociology. – L.: Routledge, 2004. – N 55 (2). – P. 237–257.

12. Kivisto P. Multiculturalism in a global society. – Malden, MA: Wiley-Blackwell, 2002. – 228 p.

13. Kymlicka W. Multicultural citizenship. – Oxford: Oxford univ. press, 1995. – 280 p.

14. Kymlicka W. Politics in the Vernacular. – N.Y.: Oxford univ. press, 2001. – 383 p.

15. Kymlicka W. Western political theory and ethnic relations in Eastern Europe / Can liberalism be exported? // W. Kymlicka and M. Opalski (eds). – N.Y.: Oxford univ. press, 2001a. – P. 13–105.

16. Meer N. Get off your knees! // Journalism studies. – L.: Routledge; Taylor & Francis, 2006. – N 7 (1). – P. 35–59.

17. Modood T. Multiculturalism: A civic idea. – Cambridge: Polity press, 2007. – 193 p.

18. Omi M., Winant H. Racial formation in the United States: From the 1960s to the 1980s. – N.Y.: Routledge, 1994. – 226 p.

19. Parekh B. Rethinking multiculturalism: Cultural diversity and political theory. – N.Y.: Palgrave Macmillan, 2006. – 424 p.

20. Portes A., Guarnizo L.E., Landolt P. The study of transnationalism: Pitfalls and promise of an emergent research field // Ethnic and racial studies. – L.: Routledge, 1999. – N 22 (2). – P. 217–237.

21. Rawls J. A Theory of justice. – Oxford: Oxford univ. press, 1971. – 607 p.

22. Rawls J. Political liberalism. – N.Y.: Columbia univ. press, 1993. – 401 p.

23. Stratton J., Ang I. Multicultural imagined communities: Cultural difference and national identity in the USA and Australia / Multicultural States: Rethinking difference and identity // D. Bennett (ed.). – L.: Routledge, 1998. – P. 147–155.

РАЗДЕЛ 2. ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ И ГОСУДАРСТВЕННОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИХ И ЭТНОСОЦИАЛЬНЫХ ПРОЦЕССОВ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

П.А. ФЕДОСОВО терминах

Писать об этнополитических и этносоциальных процессах в Российской Федерации трудно по двум причинам. Первое затруднение связано с чрезвычайной сложностью объекта исследования: в стране, где компактно или дисперсно проживает более полутора сотен этнических групп, эти процессы, естественно, весьма запутаны и многообразны. Столь же сложны и последствия предпринимавшихся в течение многих десятилетий и предпринимаемых сейчас попыток управлять этими процессами. Об этом, собственно, и пойдет речь в предлагаемой статье.

Второе затруднение, с которым сталкивается исследователь этнических процессов и отношений в России, связано с состоянием отечественного научного и политического дискурса по означенной теме. За десятилетия дискуссий их участникам не удалось выработать ни единой терминологии, ни общего понимания сути решаемых задач. В научных и политических кругах, причастных к этнополитике, сформировались два подхода, по многим вопросам диаметрально противоположных друг другу. А поскольку все, что связано с этничностью, в силу высокого ценностного ранжирования этого аспекта человеческого бытия воспринимается и, соответственно, обсуждается весьма эмоционально, противостояние между представителями этих подходов приобретает, как правило, весьма жесткий характер. Ни официальный характер площадок, на которых происходят эти дискуссии, ни высокие ученые степени и звания их участников не снижают полемического задора. В качестве примера приведем выдержки из протокола совещания, которое состоялось в Совете Федерации ФС РФ 22 марта 2007 г. Выступая на этом форуме, посвященном «совершенствованию государственной национальной политики», один уважаемый ученый, фактически обвиняя организаторов и участников в невежестве, сетовал на то, что за 20 лет дискуссий не состоялось «осмысление людьми, которые причастны к этой политике, того, что и как нужно делать», что «даже терминология осталась у нас на уровне 1950-х годов», и призывал выкинуть термин «национальная политика» как несоответствующий «международной терминологии и понятийному аппарату современной отечественной науки». Возражая ему, другой не менее уважаемый и авторитетный ученый называл выступление коллеги «безобразием», настаивал на адекватности терминов «национальная политика», «нация» и «народность» в контексте обсуждаемых вопросов и обвинял своего оппонента и представляемый им академический институт в «этнофобии» [Аналитический вестник, 2007, с. 4–5, 44–45].

Дело, конечно, не в некомпетентности тех или иных ученых мужей и научных центров, а в неоднозначности ситуации в мировом научном и политическом дискурсе. Действительно, термин «нация» употребляется в нем преимущественно в смысле гражданская нация (civic nation), нация-государство. Однако жесткое разведение понятий «этничность» и «национальность» характерно преимущественно для американских, канадских и австралийских текстов, вышедших из-под пера представителей наций, которые сформировались в результате соединения и совместного исторического творчества людей, сознательно расставшихся со своей прежней этнической родиной. Между тем в европейских странах ситуация выглядит не столь однозначно. «Большинство современных демократических обществ содержат в себе смесь этнического и гражданского национализма», – пишет известный исследователь этнических процессов в современной Европе Джефф Ричардс [Richards, 1999, p. 12]. При этом в конкретной политике принцип этнического родства порой перевешивает демократический принцип гражданского равенства. Германия, например, упорно отказывается натурализовать родившихся и выросших в ФРГ детей и даже внуков турецких гастарбайтеров, но охотно натурализует потомков этнических немцев, покинувших фатерланд в XVIII и XIX вв.

Что касается отечественной традиции, то в Российской империи термины «этнос», «этнический» не употреблялись, речь велась о «народах», позже – в начале XX в. – о «национальностях» России (см., например: [Кокошин, 1917]). (Впрочем, тогда этот термин в нынешнем смысле не был принят и в англоязычной литературе, а если его и употребляли, то с некоторым уничижительным оттенком. В США, например, словом «этнос» обозначали группы, не входящие в сообщество белых англосаксов, обозначавшихся термином «нация». В современном смысле термин «этничность» (ethnicity) появляется в англоязычной литературе только в 1950-е годы [Richards, 1999, p. 13].) В советский период в отношении этнических сообществ употреблялись понятия «народы», «национальности», в качестве прилагательного – «национальный» («палата национальностей», «национальный вопрос», «национальные костюмы»). Наконец, и в преамбуле действующей Конституции речь идет о «многонациональном (а не полиэтничном) народе России». На фоне всего сказанного вряд ли стоит безапелляционно требовать исключительного употребления американского варианта терминологии, хотя в мировой политологической литературе он, несомненно, доминирует, так же как американские авторы доминируют в мировой политологии в целом.

За терминологическим спором ясно просматриваются идеологические различия в подходах к проблемам этничности. Если сторонники научной школы, группирующейся вокруг Института антропологии РАН, интерпретируют этничность преимущественно в контексте индивидуальных прав человека – как право свободно определять (или не определять) свою этническую принадлежность, свободно делать выбор в пользу сохранения унаследованного от родителей языка и жизненного уклада или ассимиляции в более крупные языковые сообщества и т.д., – то их оппоненты (в основном, из научных и властных центров республик в составе РФ) делают упор на коллективных правах, интересах и потребностях этнических сообществ (в их терминологии – национальностей). На наш взгляд, жесткое противопоставление этих двух подходов малопродуктивно.

Опыт регулирования этнополитических процессов в России в XX в

В полиэтничных обществах дестабилизация авторитарных систем правления и усиление демократического движения, как правило, сопровождаются резкой актуализацией требований этнической эмансипации и активизацией соответствующих политических групп – этнических партий, движений, инициатив [Cordell, 1999, p. 3–11]. Это вполне естественно: этничность является одной из важнейших и устойчивых характеристик всех без исключения людей, а этническое самосознание и вытекающие из него ценности, ожидания, установки и чувства – одной из важнейших составляющих индивидуального и группового восприятия политических и социальных реалий, политического самоопределения, политических целей и эмоций. Причем эта составляющая тем более значима, чем менее полно социально-политические реалии соответствуют этнически окрашенным ожиданиям и требованиям (равноправие, свободное развитие, самоопределение и др.). Происходит этническая мобилизация. По общему правилу развития реформаторских и революционных массовых настроений острота чувств неудовлетворенности и, соответственно, радикализм требований зачастую перехлестывают за рамки объективной остроты имеющихся проблем, да и за пределы объективных интересов носителей этих требований. То, что в течение десятилетий казалось не оптимальным, но вполне сносным, становится вдруг нетерпимым и ненавистным. Мобилизация этнических чувств дополняется и подкрепляется вполне рациональными расчетами этноэлит на повышение своего статуса как в ходе этнической мобилизации, так и в результате более или менее полного удовлетворения выдвигаемых требований.