В доме, как средоточии, собраны все орудия или находятся
при доме, возле него, в зависимости от него, — служат ему. Чего же есть проекция жилище? Что именно им проецируется? По замыслу своему, жилище должно объединять в себе всю совокупность наших орудий — всё наше хозяйство. И если каждое орудие порознь есть отображение какого-либо органа нашего тела с той или другой его стороны, то вся совокупность хозяйства, как одно организованное целое, есть отображение
всей совокупности функций-органов, в их координированности. Следовательно, жилище имеет своим первообразом
всё тело в его
целом. Тут мы припоминаем ходячее сравнение
тела — с домом души, с жилищем разума. Тело уподобляется жилищу, ибо самое жилище есть отображение тела. <…>Дом подобен телу, а разные части домашнего оборудования аналогически приравниваются органам тела. Водопровод соответствует кровеносной системе, электрические провода звонков, телефонов и т. д. — нервной системе, печь — лёгким, дымовая труба — горлу и т. д. и т. д. И понятно, что иначе быть не может. Ведь, заключаясь в дом со
всем телом, мы заключаемся туда со
всеми своими органами. Следовательно, удовлетворение каждого из органов, то есть доставление ему возможности действования, происходит не иначе, как через посредство дома, и значит дом должен быть системою орудий, продолжающих
все органы» (Флоренский П.А., Сочинения в четырёх томах, т.3(1). — М.: «Мысль», 1999. — с. 415–416).
3
«Вот представь себе шар. И представь, что по его поверхности ползет муравей. Ведь сколько он ни будет ползти по этому шару, он нигде не найдет границы для своего движения. И шар в этом смысле будет для него совершенно безграничным. Тем не менее сам-то шар вполне измерим в отношении поверхности и даже обладает вполне конечной величиной» (А.Ф. Лосев, Дерзание духа, с.15).
4
«a) Допустим <…>, что мир бесконечен, и только бесконечен. Если что — нибудь не имеет конца, — следовательно, оно не имеет границы и формы. Если что — нибудь не имеет границы и формы, это значит, что оно ничем не отличается от всего прочего. Но если оно ничем не отличается от всего прочего, то, следовательно, невозможно установить, существует ли оно вообще или нет. Итак, если мир бесконечен, то это значит, что ровно никакого мира не существует. <…>
b) Допустим, что мир конечен, и только конечен. Если мир конечен, это значит, что существует его определенная граница. Спрашивается: а что существует вне этой границы и можно ли выйти за пределы этой ограничивающей линии, если я буду продолжать двигаться дальше? Если выйти за эти пределы можно, то ясно, что упомянутая граница вовсе не есть последняя граница, т. е. не есть и вообще граница, и за ее пределами мир продолжает существовать, — причем одинаковое рассуждение надо применить и ко всякому новому пункту, до которого мы дойдем в своем движении за пределы мира, так что, в сущности, граница будет все время ускользать и мир окажется бесконечным. Если же выйти за пределы конечного мира нельзя, а мы все еще продолжаем двигаться (ибо нет никаких особых оснований думать, что двигаться невозможно), то это опять значит, что граница мира отодвигается вместе с нашим продвижением, т. е. что мир в каком — то смысле бесконечен.
Итак, мир одновременно и конечен, и бесконечен» (А.Ф. Лосев, Диалектика мифа, 2001, с. 160–161).
5
Подробнее об этом в статье Ольги Седаковой «Нет худа без добра». О некоторых особенностях отношения к злу в русской традиции» (Седакова Ольга Александровна. Четыре тома. Том IV. Moralia — М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2010 — c.430–452)
6
Комментарий о. Андрея Кураева на Книгу Бытия: “День один”: “вечер” и “утро”, тьма и свет здесь не воспринимаются как враждебные друг другу начала, они составляют единое целое. Значит, “тьма” первых стихов Библии не имеет нравственно-отрицательной окраски. Нет такого зла, которое изначально сопутствовало бы Вселенной; нет такого зла, которое было бы совечно Богу или даже современно миру. Зло — это “новинка” в мироздании. Было время, когда его не было. (Диакон Андрей Кураев, Школьное богословие, М.: Фонд «Благовест», c.105).
7
«Не красота спасет мир, но красоту в мире нужно спасать… Красота в мире является предметом «борьбы» между злым началом и Богом. Есть красота вне мира — вечная, изначальная красота в Боге, но красота в мире попала в плен злу. Красота осталась сама по себе не затронутой этим раздвоением и оттого стала возможной «злая красота», красота демонизма — и самая красота зла свидетельствует о том, что зло восходит в своей основе к первозданному бытию, к той стадии жизни твари, когда все было «зело добро». Но именно оттого, что красота осталась незатронутой возникновением зла, что она «светит и злу», (но не освящает и не преображает зла <…>), она является как бы залогом спасения, она вечно возвращает в самом зле к изначальной целостности бытия. Но красоту в мире надо спасть, и это спасение красоты в мире только и возможно как оцерковление мира и души» (Прот. Василий Зеньковский, Смысл православной культуры. — М.: 2007 — с. 161–162)
8
Отрицание Бога ведёт к абсолютизации космоса и человека, устранение космоса ведёт к космологизации Бога и человека и т. д. Применительно к мышлению Абсолютного подобную мысль высказывал Б. Вышеславцев: «Если зачеркнуть Абсолютное, то всё оставшееся релятивное превращается в единственную, последнюю и исчерпывающую, т. е. абсолютную, реальность… Если устраняется подлинное Абсолютное, то тотчас на его место выступает заместитель, объявляющий себя Абсолютным…» (Вышеславцев Б.П., Этика преображённого Эроса. — М.: «Республика», 1994. — с.134.).
9
В.В. Бибихин пишет: «Из-за общего стирания религиозной картины мира ужасные вещи переняли многое от того, что раньше относили к нечистой силе» (Бибихин В.В., Другое начало. — СПб: «Наука», 2003. — с.169.)
10
«Если механизм — схематичен, то всякий организм символичен. Почему? Потому что он не обозначает ничего такого, что не есть он сам. В механизме идея дана как отвлеченный и выраженный опять — таки отвлеченно смысл, но она не дана вещественно. Чтобы получились часы, надо, чтобы кто — то другой, не сами часы, осуществил их самих. Если бы часы появлялись и существовали своими собственными средствами, то это значило бы, что их идея дана в них не отвлеченно, но реально, и они были бы тогда организмом. Организм обозначает то самое, чем он сам является реально, не что — нибудь иное. Конечно, идея организма отличается от самого