- Правильно действуешь, Николай Павлович, - одобрил он. - Под лежачий камень и вода не течет.
Настаивая на ускорении строительства железобетонных укреплений, Симоняк, со своей стороны, принимал меры для укрепления обороны. На Петровской просеке, по которой проходила сухопутная граница, Путилов показал ему как-то небольшой деревянный сруб:
- Тут будет огневая точка. И еще несколько таких построим. А то ведь нам пока не на что опереться...
Симоняк одобрил эту идею. На следующий день он прислал в полк инженеров, которые составили проекты дзотов. И на границе вскоре развернулось строительство укреплений из дерева и камня...
Машина, осилив крутой подъем, вскарабкалась на ровную приплюснутую возвышенность. По обеим сторонам дороги, в просветах между деревьев, курились дымки, сновали люди в красноармейских шинелях.
Комбриг и его спутники въехали в расположение еще одного стрелкового полка бригады - 270-го. Командовал им полковник Николай Дмитриевич Соколов. При первом знакомстве он показался Симоняку мягковатым, более чем следует предупредительным, и речь его не походила на строгий, лаконичный язык кадрового командира. Но всё, о чем бы Симоняк ему ни говорил, исполнялось быстро, пунктуально; за внешней мягкостью Соколова скрывались твердая воля, железная командирская требовательность.
Из лесной чащи вынырнул всадник на стройном гнедом коне. Симоняк остановил эмку, открыл дверцу.
- Куда путь держишь, секретарь? - спросил комбриг спрыгнувшего с лошади политрука.
Секретарь партийной организации 270-го полка Иннокентий Лейтман ответил, что едет на остров Бинорен во второй батальон, где находится и командир полка.
- Что это вы все туда?
- Комполка будет проводить тактические занятия, я подготовлю коммунистов, побуду на партийном собрании. А вечером лекцию прочитаю. Международным положением все интересуются.
Симоняк подошел к коню, нетерпеливо перебиравшему стройными ногами в рыжеватых опалинах, нежно потрепал теплую гривастую шею.
- Хорош Озёр. Не могу спокойно пройти мимо красивого коня.
В бригаде уже многие знали об этой страсти комбрига. Нередко он на своем быстроногом коне скакал по полуострову. И каждый, кто его видел в седле, невольно любовался посадкой, мастерской ездой старого конника.
- Хромать Озёр перестал?
- Всё зажило.
Озёра Лейтман привез с собой на Ханко с Карельского перешейка. Он подобрал коня, израненного осколками мины, где-то возле Выборга. Озёр лежал на снегу и большими умными глазами глядел на каждого, кто проходил мимо, как бы прося о помощи. Лейтман выходил его и с тех пор с ним уже не расставался. Его хлопоты с раненой лошади были непонятны сослуживцам. Откуда это у политрука? Прибыл в полк из Ленинграда, работал там в издательстве...
Симоняк, впервые увидев Лейтмана на коне, тоже удивился: сидит, как заправский кавалерист... Но разговорившись с отсекром партийного бюро, понял, что удивляться нечему.
Лейтман вырос на Дону, дед - старый николаевский солдат - приохотил внука к верховой езде. И когда Иннокентий подрос, это ему пригодилось: не одну тысячу верст промчался молодой красноармеец с саблей в руках по донским степям, по Украине и Крыму, сражаясь за молодую Советскую республику. Встречаясь с ним, комбриг вспоминал и нестерпимый жар кавалерийских атак, и несгибаемый дух бойцов гражданской войны.
- Разрешите ехать, товарищ полковник? - спросил Лейтман.
- Давай.
Машина снова понеслась по шоссе.
Низко, чуть не задевая вершины медных сосен, пролетел самолет. Вынырнул на миг из густого белесого месива и опять скрылся...
Бригада принимает бой
На Ханко пришла весна. Первыми на летнюю форму перешли остроглавые скалы, сбросив мохнатые снежные шубы. Звонко щебетали ручьи, играли на солнце и бесшабашно срывались с крутых берегов.
В половине мая поднялась нежная трава, в легкий кружевной наряд начали одеваться березки. Ребята, забросив коньки и лыжи, часами гоняли на площадке у водонапорной башни футбольный мяч.
Симоняк, взяв за руку трехлетнего Витю, гулял с ним по берегу залива. В бухте маневрировали военные корабли и грузовые баржи. Навигация уже началась, в порту шла разгрузка судов, прибывших из Ленинграда и Таллина.
Витя, как все ребятишки его возраста, ни на минуту не давал покоя отцу. Николай Павлович терпеливо отвечал на его вопросы, объяснял, какие тут корабли, что за острова видны на горизонте.
- Потеплеет, на катере туда прокатимся, - обещал отец.
Домой возвратились в сумерках. Александра Емельяновна приготовила ужин, а Зоя, увидев отца, начала накрывать на стол.
Семья к Симоняку только что приехала. Сразу стало уютнее в комнатах, появились занавески на окнах и цветы на обеденном столе.
Городок Ханко, чистенький, зеленый, раздольно раскинувшийся на побережье, пришелся по душе Александре Емельяновне. Детям здесь хорошо, настоящий курорт.
- И десятилетка, говоришь, открывается? - спрашивала она мужа. - Значит, Раиса, может школу здесь кончать. Как ей там одной в Ленинграде жить?
Жена, бывало, взглянув на мужа, сразу угадывала его настроение, но сегодня она почему-то не замечала озабоченности Николая Павловича. Может быть, ей просто хотелось провести спокойно этот весенний вечер, пропитанный запахами моря и трав.
Не заговорил о том, что его волновало, и Николай Павлович. Скромное желание у жены: жить вместе всей семьей. Но суждено ли этому сбыться?
Обстановка, которая складывалась в мире, настораживала. Пламя новой войны всё более разгоралось в Европе. Только на востоке, у советских границ не гремели орудия. Некоторым казалось, что так оно будет и дальше, что война сюда не дойдет. Всякое иное мнение эти недальновидные люди считали крамолой.
Буквально сегодня у Симоняка был неприятный разговор в политотделе. Секретаря партийной организации Лейтмана один из политработников обвинил в неправильной трактовке международной обстановки. Как-то на лекции ему задали вопрос:
- Вы считаете, что скоро у нас может начаться война?
- Не удивлюсь, если завтра встанем по боевой тревоге.
Лейтмана пробирали с песочком. Говорили, что он высказывает недоверие к политике правительства, нервирует, будоражит людей.
Политрук упрямо стоял на своем. Мир не от нас одних зависит. Нельзя убаюкивать бойцов. Мы, военные, обязаны быть наготове.
Симоняк сидел молча, насупив густые брови, и время от времени покачивал головой. Потом встал, подошел к Лейтману.
- Слушай, политрук, иди и спокойно работай. - Он повернулся к работникам политотдела: - Зря навалились на человека. Дело он говорит...
Политрук ушел, но разговор о нем продолжался. Розовощекий батальонный комиссар, вытащив из ящика стола коричневую папку, спросил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});