поляну.
Грачевские салки были известны на всю округу. Приходили и с ближних поселков, и с дальних, и с детьми, и без, но в основном те, кто уже вроде бы и не ребенок, а семью еще не завел. Не считалось стыдным во время игры девушке, убегая, нырнуть в заросли, а парню-воде, что бежал за ней, прыгнуть в кусты следом. И если они долго не появлялись, на поле назначался новый вода и вводилась в игру новая красная тряпка. В запасе таких было с десяток, потому что зря девчонки в заросли не убегали, и все знали, что если убежала — значит есть у воды шанс на ее женскую благосклонность.
С Зойкой же случилось совсем по-другому, неловко и нечаянно. Набегавшись, она оглянулась убедиться, что за ней никто не гонится, и тихонько, не привлекая внимание, юркнула в кустики совсем по другой причине. Хорошо хоть присесть не успела. Тур же, бывший в тот момент момент водой, понял все по своему. Не особенно разбираясь, чей подол мелькнул в кустах, на полном ходу ворвался в ивняк и наткнулся на откровенно маловатую для него девчонку, да еще и на непонимающий сердитый взгляд.
Ему стоило бы развернуться и убежать, спасая и уважение к себе, и девичью честь, но наглость победила разум. Вроде бы ради шутки, насилие в поселке не простили бы и самому Серпу, он потянулся к Зое, заграбастать и обнять — и получил пощечину такой силы, что едва не отлетел в сторону. Поймав равновесие и прогнав из головы морок, Тур провел по щеке рукой. Из трех пересекающих ее царапин сочилась кровь.
Сама Зоя, хоть и дала молодому мужчине достойный отпор, выглядела намного испуганнее, чем он сам. Словно за пощечину эту, вполне справедливую, именно ее ждало неизбежное и страшное наказание.
Тур, до сих пор и имени подрастающей девчонки не знавший, долго смотрел на нее, начала со злобой, потом с уважением, а потом еще как-то, взглядом, которым на Зою прежде никто не смотрел. И когда уходил, раздвигая ивняк плечами, еще несколько раз задумчиво оглядывался.
И было в его взглядах что-то, что Зою волновало и пугало одновременно.
* * *
— Я со своим отцом договорился, — произнес Тур, когда ей все же пришлось закончить стирку и повернуться, — пойдешь к нам в дом.
Зоя сморщила лоб.
— С чего это вдруг?
— Будешь у нас жить, — похотливая улыбка Тура теперь стала еще и глупой. Он смотрел смело, не допуская и мысли, что девчонка откажет, и все же воспоминания о когда-то полученной в кустах жестокой кровавой пощечине плескались в глубине его глаз.
Зоя без труда рассмотрела этот затаенный страх, который видела каждый раз, когда случалось на улице встретиться с Туром глазами, и ей захотелось бросить в его сторону что-то очень обидное. Она не боялась ни парня, ни его семьи, но все же попусту нарываться на неприятности не стоило. Пришлось отыскивать грань, где недоумение еще не переходит в оскорбление, но уже способно задеть. В такие моменты Зоя представляла себя ядовитой змейкой.
— Не надо нам вашего. Нас и здесь неплохо кормят, — желчь сочилась из ее голоса.
Выражение лица Тура не изменилось. Не то чтобы его не мог тронуть ядовитый зойкин сарказм, трогал уже, и не раз. Тут было что-то другое, и девчонка напряглась, соображая, зачем он пришел и что собирается сказать.
— У нас будешь жить.
— С чего это вдруг? — повторила Зоя, ничего умнее так и не придумавшая. Она выставила корзину с бельем перед собой и двинулась вперед, пытаясь ей отодвинуть широко расставившего ноги, перекрывшего собой тропинку парня. — Отойди, мешаешь.
Тур и не подумал двинуться, открыто показывая, насколько сильнее.
— Пока просто поживешь. Пока. А потом, как подрастешь, в жены тебя возьму.
Зоя продолжала, опустив глаза, бессмысленно тыкаться в него корзиной, на деле пытаясь вспомнить, как дышать. Она ждала что угодно, кроме этого. А если быть точнее, то ничего не ждала, совершенно не связывая себя ни с одним мужчиной на свете, кроме отца. Что могло связывать полусироту, дочь калеки-пастуха и наглого беспардонного сыночка из богатой семьи? Разве что насмешки, зубоскальство и задирание подола, если выдалось неосторожно приблизиться к выпившей компании.
— Отойди, вонючка, — Зоя снова ткнула в грудь Тура корзиной.
— Ты не слышала меня?
— Отойди, от тебя воняет, — еще один тычок.
— Я не отойду. А вот ты — пойдешь со мной. Нечего тебе больше без пригляда по кустам шариться. Моей будешь.
Зоя справилась, наконец, с паникой, и ее наполнила привычная бесстрашная дерзость.
— Я никуда с тобой не пойду. — она четко выговаривала каждое слово, отделяя фразу от фразы недвусмысленными паузами. — Я не хочу жить в вашем доме. Лучше всю жизнь белье стирать за чужими людьми. И замуж за тебя не пойду. Никогда.
— Пойдешь!
Зоя бросила попытки пробраться на тропинку, сунулась в заросли, но поняв, что и там не пройти, вернулась к реке и пошлепала в обход, мимо камышей и кувшинок, с трудом выдирая ноги из липкого ила.
— Ни за что.
— Пойдешь!
— За кого угодно, хоть за колоду гнилую, только не за тебя. Лучше уж в рабство.
Она ушлепала за кустарник, и не видела, как исказили лицо Тура ее последние слова. Злое разочарование сменилась плотоядной ухмылкой, задорной улыбкой, а потом снова злобой, но уже сухой, колкой и расчетливой.
* * *
сила 3/3
скорость 2/3
реакция 1/3
*неизвестно* 1/3
*неизвестно* 1/3
стойкость 2/3
Чудовища появились, когда последние очаги сопротивления человечества были подавлены, и гррахи стали полновластными хозяевами планеты. Не трогая обычных животных, пришельцы создали на планете еще одну экосистему, живущую обособленной жизнью.
О тех временах рассказывали немало леденящих душу историй, за правдивость которых вряд ли кто-то всерьез бы поручился, но и называть их ложью рука не поворачивалась.
Прятавшиеся в укрытиях люди едва успели вздохнуть спокойно, выйти наружу и начать обустраиваться, как наткнулись на новую проблему. В руинах городов, в оврагах, глухих лесах и глубоких реках, в горных ущельях и пещерах — везде поселились новые существа. Они были похожи на тех животных, что жили на планете и раньше, но отличались невероятной кровожадностью и силой.
Если это были муравьи — то величиной с палец, шипастые, далеко и метко стреляющие струей жгучей кислоты. Если крысы — то бесстрашные и зубастые настолько, что справиться с одной тварью могли только несколько вооруженных палками человек. Если волки — то ростом с крупную собаку, умные, глазастые, умевшие не только загонять стаей,