Приведем еще несколько случайно подвернувшихся образчиков улучшения работ Маршака.
ПСШ-2:
Маршак:
Когда твое чело избороздятГлубокими следами сорок зим, —Кто будет помнить царственный наряд,Гнушаясь жалким рубищем твоим?
И на вопрос: «Где прячутся сейчасОстатки красоты веселых лет?» —Что скажешь ты? На дне угасших глаз?Но злой насмешкой будет твой ответ.
Николаев:
Когда тебя осадят сорок зим,Траншеями чело избороздят,Кто разглядит за рубищем твоимВчерашний твой блистательный наряд?
И скажут: где краса твоя сейчас,Где драгоценный клад цветущих дней?И твой ответ: «На дне запавших глаз» —Позором будет для красы твоей.
ПСШ-6:
Маршак:
Как человек, что драгоценный вкладС лихвой обильной получил обратно,Себя себе вернуть ты будешь радС законной прибылью десятикратной.
Ты будешь жить на свете десять раз,Десятикратно в детях повторенный,И вправе будешь в свой последний часТоржествовать над смертью покоренной.
Кузнецов:
Как кредитор, что выгодный заемС процентом прибыльным вернет обратно,Ты мог бы в светлом образе своемУвидеть сам себя десятикратно.
Ты жил бы не один, а десять раз,Десятикратно повторенный в детях,Когда бы пробил твой последний час,Ты в них бы жил, уж не живя на свете.
ПСШ-14:
Маршак:
Я не по звездам о судьбе гадаю,И астрономия не скажет мне,Какие звезды в небе к урожаю,К чуме, пожару, голоду, войне.
Шаракшанэ:
Хоть я не доверяюсь звездам дальним,Знакома астрономия и мне,Но не такая, чтоб решать гаданьем,Когда быть мору, гладу и войне.
ПСШ-16:
Маршак:
Надежнее, чем мой бесплодный стих?
Шаракшанэ:
Надежнее, чем мой бессильный стих?
ПСШ-32 (уже набивший читателю оскомину первый катрен):
Маршак:
О если ты тот день переживешь,Когда меня накроет смерть доскою,И эти строчки бегло перечтешь,Написанные дружеской рукою, —
Степанов:
Коль ты, мой друг, меня переживешьИ под могильной лягу я плитою,Быть может, эти строчки перечтешь,Любимому оставленные мною.
Причем первые два стиха степановской версии следовало бы поменять местами: то есть сперва «под могильной лягу я плитою», после чего «ты, мой друг, меня переживешь». А так получилось нечто, противоречащее порядку вещей.
ПСШ-40:
Маршак (вариант, восходящий, как мы показали, еще к Чайковскому):
О ты, чье зло мне кажется добром,Убей меня, но мне не будь врагом!
Степанов:
В тебе, развратник, зло глядит добром.Убей меня, но не гляди врагом.
Ко всему прочему, сонетный замок улучшатель изуродовал грубым выражением «развратник», тогда как в оригинале стоит: lascivious grace – что-то вроде «сладострастного изящества».
ПСШ-43:
Маршак:
Смежая веки, вижу я острей.
Тарзаева:
Глаза сомкнувши, вижу я ясней.
В том же сонете:
Маршак
Открыв глаза, гляжу, не замечая.
Степанов
При свете дня гляжу, не замечая.
В том же сонете:
Маршак:
И если так светла ночная тень —Твоей неясной тени отраженье, —То как велик твой свет в лучистый день.Насколько явь светлее сновиденья!
Степанов:
Твоя безмерно лучезарна тень,Встающая передо мной ночами, —О сколь она светлей, чем ясный день,Коль вижу я незрячими очами!
ПСШ-131:
Маршак:
Беда не в том, что ты лицом смугла, —Не ты черна, черны твои дела!
Шаракшанэ:
Не ты черна – черны твои дела,Тем и злословью пищу ты дала.
Бадыгов:
Черна не ты, черны твои дела,И им молва по праву воздала.
Но, пожалуй, самый поразительный казус улучшения произошел с первым катреном СШ-3.
Современный переводчик В. Чухно сподобился сочинить следующую версию этой строфы:
Скажи тому, кто в зеркале твоем:«Пора тебе подобного создать,И, коль себя не повторишь ты в нем,Обманешь мир, лишишь блаженства мать».
Однако задолго до него Финкель изложил то же четверостишие так:
Скажи лицу, что в зеркале твоем:Пора ему подобное создать.Когда себя не повторишь ты в нем,Обманешь свет, лишишь блаженства мать.
Как говорится, найдите десять различий (полужирным шрифтом выделены совпадения в текстах двух авторов). Думается, Чухно пришлось основательно поработать над подлинником, чтобы создать собственный вариант перевода.
Но это еще не все.
Опять же задолго до Финкеля переводчик В. Лихачев написал:
Ты видишь в зеркале свое изображенье?Скажи ему: пора подобное создать;Иначе у земли ты совершишь хищенье,У юной матери отнимешь благодать.
Лихачев нашел рифму «создать – благодать», которую некоторое время спустя модернизировал Чайковский:
Вот зеркало. Взгляни и отраженьюСкажи: пора преемника создать,Иначе ты лишишь благословеньяМир светлый и неведомую мать.
Тщательно поработала над строфой современная переводчица В. Якушева, уверенной рукой сочетавшая наработки Лихачева и Чайковского:
Глянь в зеркало, и скажет отраженье,Тебе подобное пора уже создать,Иначе совершишь ты преступленье,Лишишь блаженства будущую мать.
Переводчик Трухтанов тоже потрудился на славу, хотя и оказался менее скрупулезен, чем Якушева:
Ты в зеркале спроси свое лицо,Пришла ль пора такое же создать.Мир обеднил бы ты, не став отцом,Лишив детей несбывшуюся мать.
Маршак, по-видимому, пытаясь отойти от векового штампа, сложил для этого стихотворения вполне оригинальный катрен:
Прекрасный облик в зеркале ты видишь,И, если повторить не поспешишьСвои черты, природу ты обидишь,Благословенья женщину лишишь, —
зато его версия послужила мощнейшим катализатором для возникновения схожих переводческих идей.
Маршак, по-видимому, пытаясь отойти от векового штампа, сложил для этого стихотворения вполне оригинальный катрен:
Прекрасный облик в зеркале ты видишь,И, если повторить не поспешишьСвои черты, природу ты обидишь,Благословенья женщину лишишь, —
зато его версия послужила мощнейшим катализатором для возникновения схожих переводческих идей.
Шаракшанэ удачно состыковал найденное Маршаком и Лихачевым.
Скажи лицу, что в зеркале ты видишь: (Маршак)Пора себе подобие создать, (Лихачев)А то обманщиком пред миром выйдешь,У женщины отнимешь благодать. (Лихачев)
Апофеоз же первой строфы ПСШ-3 блестяще оформлен в следующем варианте Николаева:
Скажи лицу, что в зеркале увидишь: (Маршак)Пора настала копию создать (Лихачев)Иль ты весь мир обманешь и обидишь (Маршак)И обездолишь будущую мать. (Чайковский).
(Здесь нам тоже очень хочется употребить слово «мать», но в совершенно в ином контексте.)
Мы считаем такого рода подход к переложению СШ категорически неприемлемым, поскольку перевод вопреки досужим домыслам о его вторичности принадлежит сфере оригинального творчества, и к нему вполне приложима бесспорная формулировка С. Есенина «Петь по-свойски, даже как лягушка». Лягушка поет неважно, особенно в сравнении с соловьем, но никто не посмеет ее упрекнуть в том, что она ему бездарно подражает.