Читать интересную книгу Диомед, сын Тидея - Андрей Валентинов

– Спину ровнее, сынок. Ровнее! Не сжимайся – расслабься. .И на дорогу смотри, на дорогу!

На дорогу смотреть трудно. И спину держать трудно.Вожжи тянут вперед, дергают, словно кони наши решили меня вниз скинуть...

(Коц-коц-коц. Ток-ток-ток. Коц-коц-коц... Бух!)

– А теперь – чуть дерни. Вверх-вниз! Вот так! Видишь, сразу быстрее пошли!

Куда уж быстрее? Мы и так стрелой мчимся, словно нас из лука дяди Эгиалея выпустили. Посмотреть бы, где повозки, наверное, еще за Ликон-гору не повернули...

Нельзя! Вперед смотреть надо! А в глазах уже все мелькает, мелькает...

(Коц-коц-коц. Ток-ток-ток. Коц-коц-коц...)

– Ну, хватит! Меняемся. Ну что, сынок, тяжело?

Я только вздыхаю. Как это папа может целый день ехать? Да так, что кони устают, а он – нет?

– Папа, а это боевая колесница? Папа смеется, треплет меня за волосы (а вожжи – в одной руке!).

– Нет, конечно. Обычная. Боевая – она тяжелая. Да и толку с нее мало.

– То есть как это? – поражаюсь я. – Воевать на колесницах надо!

Это я с детства знаю. Война – это когда царь (или лавагет, или, например, мой папа) садится на колесницу и едет искать врага. Враг тоже на колеснице, а вокруг – слуги с копьями. Они меж собой дерутся, а те, кто на колесницах, – между собой. На то и война.

– Колесницы – это древность, Диомед! Так еще до потопа сражались. Мы в Ахайе, честно говоря, и воевать-то толком не умеем. Да и что за войны? Там двух коров угнали, там амбар сожгли... Любой сотник из Баб-Или[15] или Кеми разнесет всех наших героев – даже если мы объединимся...

Странно, кажется, папино хорошее настроение куда-то делось. Из-за чего? Из-за какого сотника из Баб-Или?

...А я знаю, где этот Баб-Или! Мне дядя Эвмел на щите медном показал. Там все дяди бороды колечками завивают. И Кеми показал – а я запомнил. С первого раза! У них там все боги – со звериными головами, страшные!

(Бух-бух-бух! Сразу три камня попались!)

– Ты думаешь, сынок, чем воевать надо? Копьем? Мечом?

– Или палицей, – подхватываю я, вспомнив дядю Капанея. – А еще – секирой, лабрисом...

(Лабрис – это топор такой, с двумя лезвиями. Критский. Я его тоже у дяди Эвмела видел. Даже в руках держал.)

– ...и еще луком, как дядя Эгиалеи!

– Эх, ты! – Папина рука вновь ерошит мои волосы. – Головой воевать надо. Головой! Эх, если бы Адраст это понимал!..

Дедушка Адраст? А при чем здесь...

(Коц-коц-коц. Ток-ток-ток. Бух-бух-бух-бух!)

– Ну и дорога! Я бы здешнему басилею уши отрезал! Может, сынок, в повозку пересядешь?

Я соплю в ответ. Я что – маленький? То есть маленький, конечно. И в повозке не так трясет...

– Нет, папа, я с тобой до самой Лерны доеду. (Бух! Бух! Ай!)

– Ну давай! А может, еще ходу прибавим?

Хорошо, что папа шутит! А интересно, почему это он о войне заговорил? Папа не любит о войне разговаривать!

* * *

– Славную петь начинаю Сантиду-Афину, С хитроискусным умом, светлоокую, с сердцем немягким, Деву достойную, градов защитницу, полную мощи, Тритогенею. Родил ее сам многомудрый Кронион...

Жрец думает, что его слушают. А его никто не слушает. Даже разговаривают. И папа разговаривает, и дядя Гиппомедонт, и дядя Капаней, и дядя Полиник...

...Он тоже к дяде Гиппомедонту приехал. И Ферсандра привез. И не только он – дядя Мекистий тоже здесь. И Эвриал, его сын, тоже приехал.

Дядя Мекистий очень похож на дядю Эгиалея. Такой же длинноногий. А Эвриал – коричневый. Это он в маму. Его мама – коричневая. Ее из-за моря привезли.

Правда, папа говорит, что не «коричневая», а «смуглая». А по-моему, все равно – коричневая.

– Микены? С Эврисфеем лучше не разговаривать... – Атрей, лис старый, не захочет... – Через Кофрея. Он там фсем крутит, таром что глашатай!..

– ...Из головы он священной родил ее, в полных доспехах, Золотом ярко сверкавших. При виде ее изумленье Всех охватило бессмертных...

Интересно, Сантида не обидится? Наверное, нет, ведь жертву ей принесли, и еще какую! Быка, телку, трех баранов. И вина – пифос целый. До сих пор запах стоит.

.. Дядя Мекистий тоже брат дедушки (не двоюродный – родной). И тоже не старый. А его сыну всего шесть лет. Как и мне. Только я не коричневый.

– Я поеду, Полиник. Не удастся через Копрея, попытаюсь через Фиеста.

– Ты, Ойнид, острожнее. Фиест такая сволочь!

– Зато продажная!

– Тише, о богоравные басилеи!

– Сам ты богоравный басилеи!

– ...Пред Зевсом эгвдодержавным

Прыгнула наземь она из главы его вечной, Острым копьем потрясая. Под тяжким прыжком Светлоокой Заколебался великий Олимп, застонали ужасно...

А храм здесь тесный. Правда, и народу полно. Папа, дяди, их тети... Все приехали. Только мамы нет!

...Да еще мы – Капанид, Ферсандр, Эвриал, Полидор. Ну и я, конечно.

И еще жрецы. И слуги. И еще кто-то...

И все равно храм тесный! И стены давно не красили. И в потолке – дырка. И как только Сантида не обижается? Я бы обиделся!

– Партенопей согласен. Остается Амфиарай. Без него Адраст не решится.

– Трус этот Вещий!

– Тише-тише, Капаней! Он не трус, он просто ждет, пока Адраст к Гадесу...

– Эй, не поминайте! С Амфиараем, ребята, мы вот что сделаем...

– ...Окрест лежащие земли, широкое дрогнуло море И закипело волнами багровыми; хлынули воды На берега. Задержал Гиперионов сын лучезарный Надолго быстрых коней...

Жаль, нам, маленьким, разговаривать нельзя! Ничего, с Полидором мы уже договорились. Пир начнется, по первой выпьют, флейтисток позовут, нас выгонят...

И Полидор нам гидру покажет!

Полидор очень толстый – как и дядя Гиппомедонт. Зато у него есть серебряный обруч. Он его в волосах носит. Такой обруч есть и у дедушки Адраста. Но не серебряный – золотой.

Потому что дедушка – ванакт!

– Тумаешь, она согласится?

– Эрифила? Да она за твое, Полиник, ожерелье сама ножки разведет. Каждому по очереди...

– Тише! Дети тут! Эрифила-то согласится, но нам же не ножки нужны. Ножки ее, хе-хе, как у сороконожки...

– Мекистий!

– Да ну вас, завели! Ладно, так и сделаем. Как говорит в Аиде мой прадедушка Тантал: «Попытка – не пытка». – Эй, богоравные, давайте-ка споем! Зря, что ли, жертву приносили? Сейчас, когда он про «радуйся» начнет.

– Капаней, пасть на ширину колчана!

– И-и-и раз!

– Р-р-радуйся мно-о-ого, о до-о-очерь эгидодержав-ного Зевса-а-а-а-а!!!

Ой, мои уши! Сейчас оглохну. И жрец оглохнет. И тети оглохнут!

– Ныне ж те-е-ебя помяну-у-ув, к тр-р-ра-а-а-апезе мы-ы-ып-р-р-риступа-а-а-а-а-а-аем!!!

Ну вот, и жрец не выдержал – за голову схватился. А крыша? Не развалилась? Не иначе, сама Сантида поддержала!

Смеются – все смеются. Мой папа, дядя Капаней (ух, раскраснелся!), дядя Полиник, дядя Мекистий... И мы смеемся. И даже жрец.

А может, мой папа – еще маленький? И остальные – тоже?

Ну ладно. Пора и к трапезе (к тр-р-ра-а-а-апезе!!!) приступать.

Проголодался!

* * *

Флейтисток не звали и не пили даже.

Зато нас выгнали – почти сразу. Вот только барана доели. У дяди Гиппомедонта самые толстые бараны в Ахайе. И сам он самый толстый.

(Это я шучу. Дядя Гиппомедонт – хороший.)

В общем, выгнали. Выгнали – и даже двери заперли. И всех теть выгнали. То есть не выгнали – их тетя Клея, дядина жена, ковры смотреть пригласила.

И хорошо. А мы пошли гидру искать!

Дом дяди Гиппомедонта на холме стоит. Почти рядом с храмом Сантиды. С холма даже море видно. Море – направо, а прямо – болото. Алкиония называется. Вот мы туда и пошли.

Про Алкионию нам Полидор рассказал. Он тут все знает. И я бы знал, если б вырос здесь. А интересно! Если к морю идти – прямо на могилу попадешь. Безголовую. Там сыновья басилея Египта лежат – те, чьи головы у нас в Аргосе похоронены. Стоило так далеко головы везти! А еще тут рек много – и Фрикс, и Понтин, и... В общем, еще две, я их и не запомнил. Правда, мелкие все. Как ручейки.

Полидор сказал, что надо поспешить, потому что скоро стемнеет. Сказал – а сам спешить не может. Толстый потому что. И щеки у него большие. Большие – и шевелятся. За обедом, наверное, не докушал.

С холма идти легко. Даже если не по тропинке. А за холмом лес. Правда, Полидор сказал, что это не лес, а роща. И растут там платаны. Священные. И в этой роще громко разговаривать нельзя. Мы и не разговаривали. Мы просто шли. А потом нас Полидор на полянку вывел. На полянке тоже платан – один. Очень-очень высокий. А за поляной – дырка в земле.

Темная.

Мы хотели дальше пойти, но Полидор сказал, что мы должны тут остановиться. Потому что это не просто платан, а Тот Самый.

Тот Самый!

Под этим платаном дядя Геракл...

Ух ты-ы-ы!

Долго мы платан этот смотрели. Оказывается, под ним гидра лежала, а дядя Геракл с дядей Ификлом и Иолаем-племянником подкрались... А гидра в пещеру убежала.

А они за ней!

Мы и в пещеру слазили, но тут же обратно вылезли. Темно! И гидры там давно нет. Ее дядя Геракл убил.

Пока мы платан и пещеру смотрели, солнце уже вниз пошло. За холмы. И Полидор сказал, что нам поспешить нужно. Потому что тут живых гидр нет, они только в болоте живут. В Алкионии.