Читать интересную книгу Сборник статей - Адин Штайнзальц

Не гаснет свет и в синагоге. Днем и ночью горит там негасимый огонь, освещающий ковчег со свитками Торы. Наступление субботы и праздников мы отмечаем зажиганием свечей. У горящих огней восьмисвечника евреи празднуют Хануку, победу света над тьмой, святости — над нечистотой.

Во времена иерусалимского Храма в праздник Сукот совершалась церемония возливания воды на жертвенник. По всему городу горели костры, и мудрецы, к восторгу собравшихся, жонглировали зажженными факелами. Во времена Талмуда жгли костры в Пурим и, конечно же, в Лаг ба-омер — годовщину смерти раби Шимона бар Йохая, составителя основополагающего труда по Кабале — книги "Зоhар" ("Сияние").

Зажигают поминальную свечу в память об умершем, и несмотря на то, что обычай этот связан с печалью, здесь свеча тоже символизирует свет — свет души, ибо сказано в "Мишлей": "Душа человека — светильник Г-спода…" (20:27). Поэтому поминальная свеча является выражением не скорби и горя, а, напротив, — радости, ибо мы знаем, что душа горит вечно.

И на свадьбах зажигают свечи — свечи радости и надежды, — когда родители ведут жениха и невесту под свадебный балдахин.

И в каждой из этих свечей, в мириадах огней, зажигаемых по самым разным поводам, множатся и отражаются добро и красота изначального света первого дня Творения. Высокий смысл символики, связанной со светом, нашел отражение в еврейском законодательстве. Так, например, запрещено изготовлять точную копию храмовой Меноры, ибо любая подмена света, исходящего от Храма, — это профанация; задачей света Меноры было не физически осветить это мир, но согреть и освятить его.

Еврейские мастера во все времена и во всех странах соревновались друг с другом в изготовлении светильников, чтобы их творения как можно полнее передавали формой и отделкой смысл и красоту события, в честь которого их зажигают.

С еврейской точки зрения, у тьмы есть только одна задача: дать возможность свету проявиться. Основатель хасидизма Бааль-Шем-Тов отмечал: "Гиматрия (числовое значение) слова ‘свет’ равна гиматрии слова ‘тайна’", — и мы стремимся понять его тайную суть.

Суть Талмуда

Если Танах (Библия) — фундамент иудаизма, то Талмуд — центральная несущая колонна, на которой покоится его духовныйи философский свод. В определенном смысле Талмуд — это главная книга в еврейской культуре, становой хребет национальногосуществования и творческой активности народа. Ни одно другое произведение не сравнимо с ним по своему влиянию на теорию и практику иудаизма, чье духовное содержание он определяет иуказывает людям, как действовать. Евреи всегда осознавали, что их сохранение и развитие как народа зависит от изучения Талмуда. Прекрасно понимали это и враги Израиля; они шельмовали его, проклинали, бессчетное множество раз предавали сожжению ив средние века, и в совсем недавнее время.

Формальное определение Талмуда — Устная Тора: свод законов, разработанный мудрецами, которые жили в Эрец-Исраэль и Вавилоне с древнейших времен до начала средних веков. Он состоит из двух основных частей: Мишны — книги по hалахе (Закону), написанной на иврите, — и Гемары — комментария кней, представляющего собой дискуссии мудрецов и их разъяснения мишнайот и написанного на арамейском языке со множеством вкраплений ивритских слов.

Такое определение Талмуда, будучи формально верным, совершенно недостаточно и может ввести в заблуждение. Талмуд — не просто изложение законов и комментариев к ним. Это — хранилище многотысячелетней еврейской мудрости, в котором нашло выражение Устное Учение, столь же древнее и всеобъемлющее, каки Письменная Тора. Это сплав Закона, легенд и философскихразмышлений, сочетание уникальной логики с изощренным прагматизмом, истории — с наукой, притч — с анекдотами. Поэтому Талмуд — сплошной парадокс: его форма упорядочена илогична, каждое его слово тщательно выверено в ходе многовековой работы составителей, которая продолжалась еще столетия после того, как этот свод трактатов уже в основном сложился, — и в то же время все в нем основано на свободнойигре ассоциаций, на сопряжении далеких понятий, напоминающем современный литературный жанр "поток сознания". Талмуд подчинен цели толкования и разъяснения законов — и в то же время является своеобразным произведением искусства, далековыходящим за рамки чистой юриспруденции и ее практического применения. Талмуд по сей день остается основой еврейского Закона — и вместе с тем на него нельзя ссылаться как нарешающий авторитет в практических вопросах.

Талмуд рассматривает абстрактные и порой совершенно схоластические проблемы с той же серьезностью, что и самые прозаичные вопросы повседневности, — и при этом ухитряетсяобходиться без всякой специфической терминологии. Основанныйна традиции, на передаче авторитетного мнения из поколения впоколение, он вместе с тем не имеет себе равных внастойчивости, с какой подвергает сомнению и пересмотру всеустановившиеся и общепринятые точки зрения, и докапывается докорней любого утверждения, не принимая его на веру. По строгости обсуждения и точности доказательств Талмуд приближается к математике, однако не прибегает к математической символике.

Чтобы лучше понять это уникальное творение, задумаемся на минуту над целями его авторов и составителей. К чему они стремились, эти тысячи мудрецов, вся жизнь которых прошла в талмудических дискуссиях, веками продолжавшихся в сотнях больших и малых центров учения? Разгадка таится в самом названии их труда: "Талмуд" означает "изучение", "познание".Талмуд — это воплощение великой концепции мицват-талмуд Тора: религиозной заповеди, обязывающей изучать Тору, в чем одновременно содержатся для человека и цель, и награда. Один из мудрецов Талмуда сказал: "Снова и снова листай ее (Тору), ибо в ней содержится все. Вглядывайся в нее, и состарься вней, и никогда с ней не разлучайся, ибо нет в мире большего блага".

Изучение Торы, несомненно, служит многим практическим нуждам, но не в поисках житейских подсказок состоит его главная цель и оно не зависит от степени важности или практической значимости обсуждаемой проблемы.

Цель изучения — само учение. Это не означает, что практическое приложение изучаемых вопросов для Талмуда несущественно, — напротив: в нем подчеркивается, что тому, кто изучает Тору, но не следует ей, лучше бы вовсе не родиться на свет. Истинныйталмудист должен служить и примером в поведении. Но это — лишьодин аспект основной талмудической установки, которая гласит: тот, кто погрузился в текст, не должен преследовать никакую иную цель кроме его изучения. Поэтому любой вопрос, связанныйс Торой или с жизнью по Торе, достоин пристального рассмотрения и анализа и всегда следует стремиться проникнутьв самую его суть. В ходе этого изучения никогда не поднимается вопрос о том, имеет ли этот анализ практическое приложение. Мы часто встречаем в Талмуде пространные и горячие дебаты по различным проблемам, которые касаются самых отвлеченных особенностей талмудического метода и получаемых с его помощью заключений. Мудрецы не жалели сил даже тогда, когда знали, что данный источник уже отвергнут и не имеет никакого значения дляюридической практики. Это объясняет нам и те споры, которые велись по вопросам, относящимся к далекому прошлому и которые, вероятно, уже никогда больше не будут иметь отношения к действительности.

Случалось, конечно, что проблемы, некогда казавшиеся далекими от практики, позже становились актуальными. Абстрактным наукам известно такое явление. Но для талмудиста это не так уж иважно, ибо с самого начала его единственная цель — решение чисто теоретических задач и единственная награда — поиск чистой истины.

Талмуд подчеркнуто построен по канонам юридических трактатов, и многие совершают ошибку, считая его сугубо юридической книгой. В действительности, Талмуд рассматривает все, с чеми меет дело, — в основном это hалаха, тексты Торы и традиции, идущие от мудрецов древности, — как явления природы, какобъективную реальность. Когда имеешь дело с природой, нелепо утверждать, что то или иное в ней не заслуживает внимания. Предметы и явления, конечно, различаются по степени важности, но все они сходны тем, что существуют. Они есть, и, сталобыть, их нельзя игнорировать. Когда талмудист исследует древнюю традицию, он воспринимает ее прежде всего как нечто реально существующее. Независимо от того, обязывает этатрадиция его лично или нет, она — часть его мира. Когда талмудисты обсуждают отвергнутую идею или толкование, ониотносятся к ним как ученые, рассуждающие о неком виде организмов, вымерших из-за неспособности приспособиться к изменившимся условиям. Этот вид, так сказать, "не сдал экзаменна выживание", но это не значит, что он не представляет интерес как объект научного исследования.