Читать интересную книгу Дети Империи - Олег Измеров

А ведь международное положение тут явно не такое. Значит, Франция в рейхе… у Америки колонии по всему земному шару…

Интересно, у них здесь есть в общаге красный уголок или читальня? Или вот – взять и спросить у студентов учебник истории партии, посмотреть, что и как тут трактовать положено. Отличная идея. Как это только сделать, чтобы странным не посчитали…

Но не успел Виктор закончить мысль, как в дверь опять постучали, и вошел парень постарше, видимо, старшекурсник, в спортивном свитере и коричневых брюках в полоску.

– Вечер добрый. Кто из этой комнаты сегодня на дежурство?

– Я вчера был. – отозвался Вадим.

– А я – завтра. – улыбнулся Гена. – Сэ ля ви.

– А вы, товарищ…

– Я работать поступаю, тут подселен временно. Виктор Сергеевич.

– Никодимов, Алексей. Извините, что сразу не представился. Вы в институте работать будете? А общественное поручение вам уже определили?

– Нет, я же еще устраиваюсь.

– Понимаете, все равно надо будет какую-то общественную нагрузку нести. Как вы смотрите на то, чтобы дежурить в Осодмиле? В нем могут дежурить и комсомольцы, и нет. А то мало ли, дадут такую, к которой душа не лежит, а Осодмил – это и почетно, и за активную работу бесплатным проездом премируют.

«То-есть что-то вроде народной дружины или комсомольского оперотряда», догадался Виктор. «Ну ладно, это хоть что-то знакомое».

– А в Осодмил вступать надо или членские взносы платить?

– Нет, никаких членских взносов, только ходить на дежурства.

– Ну, я не против…

– Вот, как раз сегодня и идете на дежурство.

– Подождите, а как же без удостоверения?

– Да выдадут потом удостоверение, главное, чтобы живое участие было, а бумаги все оформят.

9. Санитары города.

Штаб Осодмила размещался рядом, в новом панельном доме на Ворошилова, возле школы. В бытность Виктора на этом месте построили корпус института Гипростройдормаш, а затем отдали под него и само помещение школы.

В штабе собралась в основном студенческая молодежь. На стене висел план района и плакат «Очистим город от мусора!», где бронзовый от загара культурист с красной повязкой опускал в урну пьяницу с бутылкой и сизым носом и обритого хулигана.

Старшина милиции в форме старого образца и погонах провел инструктаж, распределил народ по группам – человек примерно по пять, – назначил старших, определил, какая группа по какому маршруту обходит участок и заходит в штаб для обогрева, раздал по старшим повязки, свистки и круглые фонарики. Свистки и фонарики доставались только старшим; им также выдали снимки лиц в розыске и напомнили условные сигналы. Например, два свистка означали сбор ближайших групп, частые короткие свистки – искать ближайший телефон и звонить в штаб Осодмила или милицию. Напоследок была дана вводная обращать особое внимание на подростковые и молодежные компании на предмет выявления «бритоголовых».

«Это скинхедов, что ли?» – удивился Виктор. «Откуда в пятьдесят восьмом скинхеды? Может, это чего-то другое, секта какая… тоталитарная…»

Их группе досталось ходить по Орловской, по кварталам, ближайшим к пойме Десны. Старшим оказался тот самый Алексей Никодимов, что приходил в общагу набирать на дежурство. В конце III Интернационала стоял временный деревянный забор и из-за него видны были экскаваторы.

– Больницу строят, – пояснил Алексей. Здесь будет самая большая и самая современная больница в области. А ниже, в пойме, размещают профилакторий и спортивный комплекс с дорогой к городскому пляжу и лодочной станции. У нас будет настоящий комбинат здоровья, представляете? По всей пойме весной комсомольцы высаживают парк.

«И у нас тоже высаживали», подумал Виктор. «А потом стали приходить коммерсанты и отхватывать куски этого парка, чтобы стоял, например, гипермаркет. И деревья рубили и просто жгли тут же, не используя древесину ни на что полезное, так проще. Что же это за порода людей такая – приходить, ухватывать у населения то, что создавалось не их трудом, чтобы изгадить и лишь делать и делать новые деньги – будто потом их себе в гроб положат. Как оккупанты в чужой стране или татарское нашествие».

Но вслух он спросил другое.

– А вот на инструктаже про бритоголовых говорили – их что, сейчас много в Брянске?

– Да ну, что вы. Вот у нас тут разве что год назад один на третьем курсе чего-то сдвинулся. Голову обрил, орлов со свастикой в конспектах стал рисовать. Так его в управление ГБ на собеседование вызывали.

«Ого! Сурово у них тут, однако.»

– А потом что с ним было?

– Да ничего. Он же осознал. Сейчас нормально учится, в баскетбольной команде за институт играет.

Ясненько… Значит, стиляг ввиду потенциальной безобидности здесь сразу интегрировали в мейнстрим молодежной культуры, как хиппи на Западе, а скинов власть почему-то круто взялась сводить на корню. Отчего так? Отношения с Гитлером? Интересно, а если бы Пентагон ракетами грозил, тут бы все бритые ходили?

В любом случае приоритет государственных интересов над личностью тут получается налицо. Хотя, судя по первым впечатлениям, это не сильно напрягает. Вот есть забор, куда конкретно нельзя, а есть куча места, где ты чувствуешь себя естественно и комфортно, можешь узкие брюки носить, и никто в припадке усердия не будет пытаться тебя ловить и эти брюки резать, как это иногда при Хрущеве случалось. Наоборот, и в ассортименте тебе эти брюки в магазине предложат, и посоветуют, как правильно подобрать, чтобы клоуном не выглядел. Собственно, в семидесятых с хиппарями почти что так и было, разве что на военку в институте стричься надо и со снабжением джинсами похуже. Интересно, что здесь будет в семидесятых?

С освещением на Орловской было не так чтобы очень, редкие лампочки на деревянных столбах. Хотя с другой стороны, что тут особо освещать – то? «Китайской стены», длинной девятиэтажки, еще не построили, сплошной частный сектор одноэтажный. Разве что старинная купеческая фабрика о двух этажах еще стоит, нижний этаж каменный, верхний деревянный, из чернеющего в полутьме сруба. Во дворе фабрики на столбе висел репродуктор – видимо, он здесь был предусмотрен на случай воздушной тревоги – и оглашал окрестности звуками марш-фокстрота.

Народу мало. В основном пацаны бегают с санками и с простенькими лыжами на валенках. Вот, кстати, кто-то из взрослых за столб держится.

– Гражданин, а вы куда направляетесь?

– Э! э! А в чем дело?

– Патруль Осодмил. Ваши документы?

– А… я что, собственно, нарушаю… я из гостей… у нас что, спиртное запретили…

– А куда вы сейчас направляетесь?

– Домой… направляюсь… а что?

– А где ваш дом?

– Да во… вот там… два квартала налево и прямо третий сразу.

– Сами дойти сможете?

– Ко…нечно, смогу… вот…

– Тогда идите сейчас домой и никуда не сворачивайте. Еще раз увидим у столба, придется составлять протокол о нарушении Указа – появлении на улице в нетрезвом состояние, оскорбляющем чувства граждан.

– Все, понял, все, извините… извините… я пошел…

– Приятно иметь дело с умными людьми. – хмыкнул Алексей.

Дежурство напоминало Виктору что-то из раннего детства. Одноэтажные домики, запах дровяного дыма из печных труб, протоптанные в снегу узкие дорожки… вот только крыш под дранкой почти нет, кроют много черепицей и плоским асбошифером. Над крышами есть телеантенны – как он сразу на них внимания не обратил, почти везде самодельные, в виде деревянного креста, на который натянута рядами медная проволока; есть и радиоантенны, «метелки».

Виктор прислушивался к разговорам своих спутников. Особенного ничего уловить не удалось. Говорили об игре бежицкого «Спартака», о каких-то лабораторках, о вредном Дымовиче, которого студенты летом макнули на рыбалке, о прикольном случае, когда какой-то Карась пытался списать со шпор, сдавая какому-то Жеребко, и списал совсем не то… Вот тебе и поколение романтиков-мечтателей. Сленг тоже был понятен – все эти «чувак», «чувиха», «хилять», «рубать», «хаза», «шузы», «кайф»… однажды только Виктору встретилось незнакомое «пончикрякаю». Причем сленг был какой-то реденький, а в разговорами со старшими вообще не использовался. Может, тут заодно и борьба за чистоту родного языка идет? Превед, кросавчеги!

Они сделали круг и вернулись греться в штаб. Там царила веселая атмосфера – одна из групп вернулась с уловом. Не доходя квартала до БМЗ, был подобран на снегу не вязавший лыка гражданин. Он был усажен на скамейку, что-то невразумительно бормотал и норовил упасть на пол. Старшина куда-то звонил по телефону и просил машину. Виктор вновь обратил внимание на то, как тепло здесь везде топят – градусов двадцать пять, наверное, в помещении.

На втором круге народу на улицах в районе Орловской почти не стало видно, детвора разбежалась по домам. Громкоговоритель у фабрики перешел на какой-то незнакомый блюз, пела актриса с голосом, похожим на Александру Коваленко – а, может быть, она и есть. «Шумят листвой московские бульвары, цветы дрожат в предутренней росе, и мы идем вдвоем, и лишь машины фары скользнут порой по встречной полосе…». Наверное, концерт легкой музыки.