Читать интересную книгу Изменницы - Элизабет Фримантл

Георг покосился на жену и покачал головой.

Он продолжил молча просматривать ее работы и остановился на портрете Фрэнсис, который Левина рисовала по памяти. На рисунке Фрэнсис улыбалась. В жизни Левина уже довольно давно не видела ее улыбки.

– Почему так много портретов Греев? – спросил Георг.

– Фрэнсис создает картинную галерею в поместье Бомэнор. Она хочет, чтобы я нарисовала портреты их всех – они будут висеть там.

После казни герцога имущество Греев конфисковали, но королева вскоре вернула им почти все. Правда, они не получили назад Брадгейт, самое любимое свое поместье. И все равно Фрэнсис вздохнула с облегчением. Возврат земель стал для нее событием более важным, чем само по себе имущество. Решение королевы означало, что ей, пусть и в малой степени, удалось вернуть себе расположение Марии. И все же Фрэнсис по-прежнему ходит по краю пропасти – ведь у нее еще две дочери. За ними пристально следят. Приближенные Марии не верят в то, что они вернулись в лоно католицизма искренне. Фрэнсис призналась Левине, что Сьюзен Кларенси постоянно следит за ней и все, вплоть до мелочей, доносит королеве – что Греи едят, с кем переписываются, часто ли они молятся. Ничего удивительного, что Фрэнсис хотела поддержать свой дух, заказав портреты поредевших близких.

– Еще портреты! – Голос Георга выдал его недовольство. Может быть, ему бы хотелось, чтобы жена сидела дома и рожала детей – одного за другим.

– Не то, – ответила Левина.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что ты не имеешь права жаловаться на мои занятия живописью. Мы живем в основном на доходы от моего ремесла, – она обвела комнату рукой, показывая все, что у них есть, – серебряное блюдо на буфете, стекла в окнах, которые выходят на фасад, – все куплено в основном на средства, вырученные за ее работы. Она, конечно, понимала, что поступает нехорошо, потому что напоминает мужу о его недостатках. Левина знала: будь у нее другой, обыкновенный муж, он бы много лет назад выпорол ее и заставил подчиняться его воле.

– Правда, что Фрэнсис Грей собирается обвенчаться со своим конюшим?

– У тебя что, других забот нет, кроме как слушать сплетни в караульной? – Она с трудом удерживалась, чтобы не выдать раздражения. Левина прекрасно знала: Георг ревнует ее к Фрэнсис и знает, что ей неприятны слухи о том, какого мужа выбрала себе ее подруга. – Стоукс хороший, добрый человек. Кроме того, после того, как она с ним обвенчается, ни ей, ни ее дочерям больше не придется постоянно находиться при дворе. – Левина все больше повышала голос. – Почти никто этого не понимает! Мир не перевернется с ног на голову, если герцогиня выйдет за простолюдина!

– Я не хотел… – начал Георг.

– Прости меня, – вздохнула Левина. – Мне очень жаль. – Ей действительно было очень жаль, что она сорвалась. Она терпеть не могла ссориться с мужем, ведь им так редко доводится бывать вместе.

– И все же меня беспокоит… – Георг умолк, поднял руку ко лбу. – Боюсь, что твоя дружба с этим семейством навлечет на нас беду.

– Георг, я не из тех друзей, кто рядом, только когда все хорошо. Я не брошу Фрэнсис. Она всегда была добра ко мне. – Левина подумала о том, как мало мужчины понимают в женской дружбе. – И потом, сейчас королева к ней благоволит. – Она понимала и то, что говорит неискренне, но ничего не могла поделать. Она сама поймала себя в ловушку и не могла из нее выбраться.

– Королева и леди Джейн любила, ты сама говорила, но ее любовь не помешала ей…

– Довольно! – прервала мужа Левина, поднимая руку, как будто воздвигая между ними невидимую стену. Она чувствовала, как в ней снова просыпается гнев. И все-таки Георг был прав.

– Вина, я боюсь п-п-п… П-п-п-последствий этого брака.

Ей показалось, прошла целая вечность, прежде чем ему удалось договорить слово до конца. Его заикание больше не раздражало Левину. Она так давно свыклась с его недостатком, что почти не замечала его, но ее гнев относился к смыслу сказанного.

Он имел в виду королеву и испанского принца Фелипе. Не только Георг боялся католиков; многие из тех, кто хранил верность Реформации, уже бежали за границу, где можно свободно исповедовать свою веру.

– Если ты боишься, если тебе не хватает мужества, тогда возвращайся в Брюгге. – Левина в ужасе зажала рот рукой, в который раз проклиная себя за острый язык. – Я вовсе не хотела… Я поступила несправедливо!

Она зашла ему за спину и стала массировать ему плечи. Георг был напряжен, скован, и они какое-то время молчали. Наконец он произнес:

– Мы с тобой живем хорошо, правда, В-в-в…

– Да, Георг, – тихо ответила Левина.

– Тебе холодно? – спросил он.

Она кивнула. Вечер принес с собой сырость и холод.

– Наверное, сейчас королева уже вышла замуж, – заметил он, собираясь растопить камин. – Одному Богу известно, какие за этим последуют перемены. Боюсь, начнут жечь еретиков. Сегодня утром в Смитфилде была потасовка… Хуже обычного. – Он сутулится над трутницей.

– Католики и реформаторы? – уточнила Левина, хотя вопросы излишни – одно и то же повторяется снова и снова. Почти каждый день вспыхивали драки из-за религиозных противоречий.

– Боннер ударил человека за недостаточное почитание Святых Даров. С того и началось.

– Епископ Боннер… – Левина живо представила его: одутловатый, круглолицый, похожий на мальчишку. Внешний облик не сочетался с его зверской жестокостью. – Вот кто первым попадет в ад! – Теперь ей казалось, что время правления молодого короля Эдуарда, когда они могли открыто исповедовать свою веру, было давным-давно; Англию сотрясали распри после резкого возвращения в католичество при новой королеве.

– Вина, у нас в доме есть что-либо, способное нас выдать?

– Несколько памфлетов. Библия. – Георг никогда особенно не интересовался религиозными вопросами, зато Левина поняла, что новая вера накрепко вошла в нее, сцементировала, как яйцо – раствор. Она прекрасно знала, что Библию на английском языке хранить опасно. – Главное, чтобы все видели: мы ходим к мессе и почитаем Святые Дары… – Левина порылась в груде книг, разыскивая памфлет, который ей позавчера передали на рынке. – Вот! – Она протянула ему находку.

– Выглядит вполне безобидно. – Георг пролистал тонкую брошюру и швырнул ее в огонь. – И все-таки трудно сказать заранее…

– Да… – Левина кинула следом еще один памфлет, который служил закладкой в одном из ее анатомических атласов. За последние годы они видели много перемен и понимали, как важно соблюдать осторожность. – Но уж здесь никакого вреда нет, правда? – Она раскрыла атлас на рисунке вскрытого трупа. – Или, может быть, они и это сочтут нечестивым?

– Вина, в тот день, когда они сочтут такие рисунки ересью, мы вернемся в Брюгге. – Георг пылко обнял ее. – А твоя Библия?

– Георг, неужели ты собираешься сжечь ее?

– Пусть лучше сгорит она, чем ты.

– Не может быть! – Левине не верилось, что муж предложил такое. – Это ведь Слово Божье!

– Ну и что? – сказал он. – Господь нас простит. Повод достаточно веский.

– Георг, ты заходишь слишком далеко!

– Тогда отдай Библию мне, и я спрячу ее подальше от дома. Закопаю где-нибудь в надежном месте.

– Неужели правда все зашло так далеко? – ужаснулась Левина.

– Пока еще нет, но зайдет.

Она достала Библию из деревянной шкатулки. Перед тем как отдать ее мужу, поцеловала ее. Неожиданно ей стало легче. Ее охраняет предусмотрительность мужа. Левина понимала, что Георг, Маркус и она – сильнее вместе, чем по отдельности. Она подумала о Фрэнсис, которая вынуждена без защиты существовать во враждебном окружении при королевском дворе. Ей приходится думать о том, как оградить своих дочерей от беды. Нет ничего удивительного в том, что она собирается выйти замуж за своего конюшего.

– Я так люблю тебя, Георг! – воскликнула Левина.

– Знаю, – ответил он.

Уайтхолл, ноябрь 1554 г.

Мэри

Рука королевы похожа на птичью лапу. Она сжала мне плечо, и я напрягла все силы, чтобы не сбросить ее. Второй рукой она круговыми движениями гладила себя по животу, чтобы никто не забывал о том, что она ждет ребенка. Она лучилась радостью, она была счастлива и не сводила влюбленного взгляда с мужа.

Я спрятала свою ненависть к ней за улыбкой. Моя ненависть похожа на демона. Я по-прежнему ее ручная обезьянка, прибегаю к ней по первому ее зову, чтобы растирать ее больные руки, читать ей, выполнять мелкие поручения. Похоже, она уже забыла о том, что убила мою сестру. Я часто думала, не мучает ли ее совесть; как она может жить после того, что совершила?! Ей кажется, что она совершила богоугодное дело. Я не желаю верить в Бога, которого радуют подобные вещи. Но на молитве я послушно перебираю четки. Ведь я, Мэри Грей, – золотая девочка.

Рядом с королевой ее испанец. Одеревенелый, неловкий, он отшатывался от нее, как другие обычно отшатываются от меня, если их усаживают рядом, – уж мне ли не знать, как проявляется отвращение! Она трогает его за рукав, и он морщится. Понятно, что она не оправдала его ожиданий, хотя сама она, похоже, этого не замечает. На лице Фелипе такое же выражение, какое появляется на лице Кэтрин, когда ей предлагают подарок, который ей не нравится, но она должна притворяться довольной. Теперь, когда испанец красуется рядом с королевой, надменный и неприступный, чернь им вполне довольна – он действительно выглядит по-королевски. Внешность оказывает большое влияние на людей; уж мне ли не знать!