— Зачем? Все равно не твой. Пусть умрет. Пусть уйдет.
Злой рок уготовили для любимого мною.
— Я хочу разрубить этот узел! Таково мое желание! — снова произнесла я.
Чувства… Чувств и привязанностей не ведали те силы, к которым я обратилась. Но зато желание, жажда чего-либо была им известна.
— Пожалеешь ведь. Нелегко менять чужую судьбу, дитя человечье.
Словно бы не знала. Даже собственную судьбу — и то менять тяжело, а уж что говорить о чужой.
И я увидела его. Человека, чьи губы произнесли гибельные для Мануэля Де Ла Серта слова. Я видела его ярость, его желание уничтожить. Но лицо его было словно туманом скрыто. Я слышала каждое слово, каждую жемчужину этого ожерелья, которое низали на нить смерти. И сейчас это ожерелье было надето на шею молодого иберийца.
Ни отец, ни тетя Шанта никогда не учили меня подобному колдовству. Нет, возникни у меня такое желание, убить бы я смогла. Но не таким способом. Этот колдун и своей души не пожалел, только бы его жертва умерла. И смерть это не была бы легкой.
В какой-то момент я испугалась. Противник оказался силен и опытен… А мне всего лишь двадцать лет и никогда прежде не доводилось мне иметь дела с кем-то настолько могущественным. Быть может, отец…
— Только ты разрубишь узел, если не побоишься взять меч.
В тот момент я поняла, что на беду мне была дана эта мучительная больная любовь, которая напала на меня, словно убийца, и пронзила сердце. Это была моя судьба. Мой злой рок. Я была до самой смерти связана с иберийцем.
— Я возьму меч, — твердо ответила я, принимая на себя эту ношу. — Будь, что будет.
Говорили, перед тем как моя бабка Лачи решилась выйти замуж за лорда, ей нагадали раннюю смерть, если она пойдет под венец с гаджо. Тогда Лачи спросила, а что же хорошего произойдет, если она все же решится. «Ты дашь начало славного рода шувани».
Бабушка стала леди. Не побоялась ничего.
И я не побоюсь.
Свечи погасли будто от порыва ветра. Услышана.
Что же… Остается только выжидать и молчать. Отец наверняка придет в ярость, если узнает, куда я вмешалась ради того, кого тетя Шанта звала черноглазым.
До самого утра я перебирала травы, данные старой шувани, составляя единственно верное зелье, которое в нужный час придется хотя бы и силой влить в Де Ла Серта. Но не только травы тут важны. Следовало знать верные слова, иметь достаточно власти… Не хотелось даже и думать, что случится, если я хотя бы где-то допущу промашку, дам слабину.
Когда занялся рассвет, я чувствовала полное опустошение, но почему-то и странное успокоение.
Брат застал меня сидящей на подоконнике и бездумно глядящей в сад. Глаза мои никак не могли оторваться от того места, где во сне стоял мертвый молодой человек.
Не допущу.
— Первая, что с тобой? — окликнул меня Эдвард, подходя поближе.
Я слышала его голос, но не желала поворачиваться, подозреваю, что теперь и сама выгляжу как покойница.
Однако Второй жаждал общения, потому устроился напротив, пытаясь заглянуть мне в лицо. А стоило ему добиться желаемого, как он едва не упал на пол.
— Создатель… Ева, что случилось?! — воскликнул он. — Ты на смерть похожа!
Я пожала плечами.
— Дурно спала.
Отмахнуться от беспокойства близнеца так легко никогда не выходило. Он был частью меня, тем, кто знал все о своей сестре. Мы не разлучались с того самого момента, как были в материнском чреве.
— Полно, да спала ли ты вовсе, Ева? — недовольно спросил он, встряхивая меня за плечо. — Определенно, эта нелепая любовь не идет тебе во благо. Всего три дня, а ты уже на себя не похожа. Выбрось ты из головы этого нахала. Он не стоит даже твоего взгляда.
Тихо вздохнув, я ответила:
— Это судьба, Эдвард. Тут уже ничего не поделать. И из головы мне его не выкинуть. Просто так предначертано.
Близнец тихо зло выругался.
— Ева, ты опять гадала всю ночь напролет. Неудивительно, что похожа на покойницу! Столько сил — и ради одного проходимца. Не многовато ли?
— Он не проходимец. Просто не любит меня, — с, подозреваю, вымученной улыбкой ответила я. — Это не преступление. Так порой бывает. Судьба.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Скажу отцу, чтоб не пускал тебя больше в табор. Шанта забила тебе голову этой чушью, а теперь ты мучаешься.
Что значит «не пускал больше в табор»?
Я спрыгнула на пол и уперла руки в бока, готовясь дать отпор чему угодно. Отказывать от жизни Чергэн я не собиралась ни ради отца, ни ради матери, ни ради брата с сестрой. Цыгане всегда говорили, что если уж кровь заговорила, то с ней не поспоришь. Моя кровь, та, что досталась от бабушки Лачи, крещенной Люси, говорила. Отказаться от этой своей части для меня было не легче, чем руку отрезать.
— Ты последнего ума лишился, Второй? В табор, значит, меня не пускать?! — прошипела я разъяренной кошкой. — Только посмей — уйду с табором, и не найдете!
Брат поморщился, но больше угрожать не стал, смирившись, должно быть.
— Одевайся скорей. Не заставляй родителей ждать. И, ради Создателя, используй румяна, пока никому не пришло в голову вызвать доктора.
Сказав это, брат ушел.
Возможно, стоило извиниться. А, возможно, и нет…
За завтраком отец выразительно посмотрел на меня, давая понять, что обо всем догадывается, но не стал устраивать допроса. Мать укоризненно молчала. Она тоже догадалась, что могло меня настолько сильно измучить за минувшую ночь.
Колдовства матушка не понимала и старалась не пустить его в свою жизнь, насколько это было возможно. Проще всего это выходило, когда она больше опекала Эмму, и позволяла отцу, брату и мне заниматься своими колдовскими делами без ее присмотра.
Леди Кэтрин была слишком любящей матерью, чтобы пытаться перекроить членов семьи в соответствии со своими критериями правильности и благопристойности.
Ближе к концу трапезы она произнесла:
— Ева, надеюсь, сегодня ты воздержишься от прогулок. Мы ожидаем гостей к обеду, и я хотела бы, чтоб ты также присутствовала.
Я недоуменно нахмурилась. Как мне удалось пропустить новости о предстоящем визите?
— Кого мы ждем? — осторожно осведомилась я, предполагая самое дурное.
Матушка не разочаровала:
— Семейство Де Ла Серта. Кажется, молодые люди благоволят нашей дорогой Эмме. А я надеялась, ты привлечешь внимание кого-то из них… Впрочем, Создатель с ним. Вышло как вышло. Но я желала бы, чтоб ты присматривала за сестрой.
Да… План сработал даже успешней, чем можно было ожидать. Красота младшей сразила обе цели, заставив вести себя почти что неприлично. На мгновение сердце кольнуло болью и обидой. Да, я не столь привлекательна… Но разве только телесное совершенство привлекает мужчин? Наша матушка никогда не отличалась красотой, но отец ведь женился на ней, и всю свою жизнь я видела во взглядах его, обращенных на маму, нежность.
Впрочем, стоило ли жалеть о несбывшемся? Следовало просто смириться с собственной судьбой. Тетя Шанта сразу предупредила, что мне не на что надеяться.
— Мама, я уже не ребенок! — воскликнула Эмма с обидой. — Мне не нужен сторож!
Отец с усмешкой осадил сестру:
— Именно так и говорят дети. А благоразумные взрослые леди считают, что им необходимо общество более старшей родственницы для сохранения репутации. К тому же Де Ла Серта двое, требуется компания еще одной дамы.
Младшая замолчала и явно принялась обдумывать сказанное отцом. Нравоучения батюшки всегда действовали на нее куда успешней, чем слова нашей матери. Та была все же мягкой и подчас потворствовала желаниям своих детей.
— Но ведь Еве они не нравятся. А Ева не нравится джентльменам Де Ла Серта! — все же выпалила Эмма.
Она вела себя как щенок, которому одновременно дали два куска мяса. Съесть два одновременно невозможно, но понять этого щенок пока не в состоянии.
— Потерпите, — отрезала матушка. — Ева?
Я кивнула. Разумеется, я не могла ослушаться родителей и бросить сестру наедине с мужчинами, которые были старше ее лет на десять. Да и ревность… ревность привязывала к месту.