Понятное дело, в гущу зачастую плотоядных деревьев я не лез. Просто, перейдя Красную площадь, направился по бывшей Ильинке, двигаясь вдоль границы леса и пока еще асфальтовой улицы, высматривая в невысокой траве две цепочки следов – Данилы и моей жены, разбиравшейся в ремесле следопыта нисколько не хуже меня. Шла рядом, не пересекая глубоких отметин от рук-ног… а может, уже и лап бывшего дружинника.
Еще в Чернобыльской Зоне слышал я, что случается со сталкерами, хлебнувшими свежей крови мутанта. Понятное дело, ничего хорошего от этого не бывает. Наилучшее, что может произойти в этом случае, это скорая смерть, пусть даже и мучительная. А вот если организм не отторгнет чужеродное, примет измененную кровь, то и сам меняться начнет, причем немедленно и неотвратимо.
Бывалые сталкеры говорили, что процесс порой занимает несколько часов. Был человек, а стало не пойми что. Урод не урод, зверь не зверь… Так, ошибка природы, причем ошибка, предпочитающая питаться свежей плотью представителей своего вида. Она у перерожденцев лучше всего усваивалась. И самое лучшее, что можно сделать для такого существа, это пристрелить его, чтобы не мучилось – а также чтобы в одну не прекрасную ночь в твое горло не впились отросшие звериные клыки твоего недавнего товарища.
Я шел, недоумевая: зачем это Марии понадобилось преследовать перерожденца? Любовь такая вот неземная, что готова рискнуть жизнью, лишь бы попытаться спасти ненаглядного? Но ведь если мои предположения верны, то всё, не спасти его. Другой он теперь, не тот, каким был ранее. Не человек. И этим все сказано. Но у влюбленных женщин логика их поступков всегда на последнем месте…
Подумал так – и усмехнулся невесело. Ага, у них с логикой непорядок. А у тебя как с ней, в порядке? Тащиться вечером по смертельно опасному мертвому городу ради того, чтобы взглянуть в глаза жене, которую сам же и бросил по причине ревности к тому, по чьим следам она идет сейчас, словно привязанная? Взглянуть, прогнать какую-то романтическую чушь – и что дальше? Ну, пошлет она тебя и по-своему права будет. Сам бросил, теперь вернулся. На фига? Непонятно. Наверно, от избытка логики…
Развлекая себя такими мазохистскими мыслями, я, тем не менее, продолжал идти по следу…
До тех пор, пока не увидел труп.
Он валялся под насквозь проржавевшим, во многих местах простреленным дорожным указателем, на котором, тем не менее, еще можно было разобрать буквы «По..итех…ческий му… ей». Стрелка под надписью показывала на руины величественного здания, рядом с которыми, неловко подогнув под себя стальную ногу, валялся «Раптор».
Мертвый био – большая редкость в Москве. Особенно – целый мертвый био. Обычно, если такое случается и боевой робот погибает по каким-то причинам, его тело мгновенно растаскивается по частям. Стараются как сталкеры – охотники за металлом, так и сервы других биороботов, постоянно охотящиеся за запчастями для своих хозяев.
Судя по тому, что «Раптор» выглядел целым и невредимым, можно было понять – он сдох недавно. Скорее всего, даже сегодня – густая черная жидкость все еще капала из полуоткрытой пасти, возле которой собралась на асфальте небольшая лужица.
Я подошел, обмакнул палец в жидкость, понюхал… Ну да, знакомый запах машинного масла, замешанный на сладковатой вони гниющей крови. Такое порой вытекает из голов биороботов после того, как их разворотит удачно выпущенным пушечным ядром или снарядом. Но у этого био видимых повреждений не было. Хм-м-м…
– Ты от инсульта сдох, что ли? – поинтересовался я вслух.
Само собой, ответа не прозвучало.
– Ладно, – озадаченно произнес я. – Разберемся. Наверно…
На самом деле я даже предположить не мог, от чего погибла совершенная машина для убийства, ухитрившаяся до этого просуществовать аж две сотни лет. Может, и вправду встроенный в био человеческий мозг поизносился и умер, несмотря на уникальную встроенную систему поддержания его работоспособности? Не исключено. Хотя очень сомнительно. Эти системы выходят из строя крайне редко, и когда такое случается, мозги био просто высыхают и чернеют, а не взрываются внутри головы. Что ж, так или иначе, идем дальше…
Я рассчитывал до наступления темноты достичь Садового кольца и там заночевать, а уже утром думать о том, как пробираться дальше. Мрачная репутация Садового и его кое-где еще работающие инфразвуковые генераторы образовывали вдоль древних укреплений своеобразную «мертвую зону», куда мутанты и грабители предпочитали не соваться без особой нужды. Там я и собирался дождаться рассвета, а дальше снова двинуть по следу.
Однако на пересечении двух широких улиц мне пришлось сбавить ход – я увидел умирающую крысособаку. Причем умирающую очень необычно. Мутант буквально корчился от боли, катаясь по асфальту и сжимая гибкими лапами собственную голову, словно пытаясь ее раздавить. Крысособака уже не выла, не рычала, лишь слабо хрипела – видимо, от невыносимой боли, раздирающей мозг изнутри.
Когда я приблизился, мутант поднял на меня глаза, пронизанные густой сетью красных лопнувших сосудов, скульнул из последних сил, будто просил о чем-то – и вдруг запрокинул голову назад, открывая горло.
Я не смог отказать мутанту. Достал «Сталкер» из ножен и сделал все быстро – вонзил широкий клинок под ухо, после чего резко рванул на себя и в сторону.
Под челюстью крысособаки раскрылся широкий разрез, из которого на асфальт хлынула кровь… и боль, стремительно оставляющая тело вместе с жизнью. Я успел заметить, как в глазах мутанта промелькнуло что-то вроде благодарности. Он даже попытался заскулить еще раз, типа, поблагодарить хотел – но перерезанное горло не позволило ему это сделать. Несчастная крысособака дернулась всем телом в последний раз, умиротворенно закрыла глаза – и умерла.
Вздохнув, я стряхнул кровь с клинка и вложил его в ножны. Что ж, очень надеюсь, что доброе дело мне зачтется и кто-то в будущем тоже одним движением облегчит мне страдания, если вдруг такое потребуется.
А еще я очень надеялся, что переживу надвигающуюся ночь. Мертвый био, умирающая крысособака, и у обоих явные признаки поражения мозга. Странно, что я ничего не чувствую, потому что уже понятно – нечто, обосновавшееся на востоке, канифолит мозги на расстоянии. Причем, видимо, всем, кто приближается к эпицентру этого нечто. А я – приближался. И не собирался отступать. Такой уж мы народ – сталкеры. Если поставили себе цель, ни за что не отступим…
Подбадривая себя эдакими высокопарными мыслями, я шел вперед, держа наизготовку «Вал» и прекрасно понимая, что вряд ли он мне поможет против неведомого зла. Судя по всему, московские мутанты либо разбежались перед этим злом, либо передохли, не выдержав промывки мозгов. Но там, впереди, была моя жена, которую я – что ж тут поделаешь – полюбил еще сильнее после того, как вспомнил всё. Почему? Да потому, что не может нормальный мужик разлюбить девушку, которая носила ему в тюрьму передачи, ту, которую он не раз вырывал из лап смерти, ту, чьи глаза снятся ему по сей день почти каждую ночь… Да, сучка, да, своенравная тварь, да, ненавижу порой – и люблю, хоть убей. Такие вот сопли творятся порой в душе суровых мужиков, и никто из них никогда не признается в этом даже себе самому…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});