Читать интересную книгу Нравственное правосудие и судейское правотворчество - Владимир Ярославцев

Наглядным примером истинного служения правосудию является деятельность Сократа на посту члена Совета пятисот (высший государственный орган по вопросам управления). Как член Совета он был избран эпистатом (председателем) комиссии пританов, управлявших Афинами. Согласно закону должность эпистата человек занимал сутки, после чего сменялся другим пританом. В день, когда Сократ исполнял должность эпистата, было созвано Народное собрание, чтобы судить шестерых стратегов после морского сражения при Аргинузских островах (406 г до н. э.). Афиняне одержали блестящую победу в сражении, но буря помешала подобрать оставшихся на разбитых судах и похоронить погибших, за что Народное собрание призвало стратегов к ответу. Предложение главного обвинителя демагога Калликсена состояло в том, чтобы общим голосованием решить вопрос о вине всех стратегов и приговорить их к смерти одновременно, «огулом». Такой прием был противозаконным, поскольку явно нарушал известную псефизму Каннона, требовавшую, чтобы дело каждого обвиняемого разбиралось отдельно.

Вот как описывает этот случай сам Сократ, выступая на процессе, где он был уже, к сожалению, подсудимым:

«И пришла нашей филе Антиохиде очередь заседать в то время, когда вы желали судить огулом стратегов, которые не подобрали пострадавших в морском сражении, судить незаконно, как вы сами признали это впоследствии. Тогда я, единственный из пританов, восстал против нарушения закона, и в то время, когда ораторы готовы были обвинить меня и посадить в тюрьму, и вы сами этого требовали и кричали, вто время я думал, что мне скорее следует, несмотря на опасность, стоять на стороне закона и справедливости, нежели из страха перед тюрьмою или смертью быть заодно с вами, желающими несправедливого»[103].

Сократ говорит правду, и это подтверждает Ксенофонт в «Воспоминаниях о Сократе»: «Когда народу захотелось осудить на смертную казнь стратегов Фрасилла и Эрасинида с их коллегами, всех одним голосованием, вопреки закону, Сократ отказался поставить это предложение на голосование, несмотря на раздражение народа против него, несмотря на угрозы многих влиятельных лиц: соблюдение присяги он поставил выше, чем угождение народу вопреки справедливости и чем охрану себя от угроз»[104].

Увы, через сутки Сократа сменил другой притан, который пошел на нарушение закона, и всех шестерых стратегов казнили.

По-видимому, судебный произвол не был в Афинах исключительным явлением: «Разве ты не знаешь афинских судов? – вопрошает Гермоген Сократа. – Часто судьи, раздраженные речью, выносят смертный приговор людям ни в чем не виновным; часто, напротив, оправдывают виновных, потому что они своими речами разжалобят их, или потому, что они говорят им приятные вещи»[105]. Наверное, действительно афиняне забыли слова Солона: «Вот тяжба меж двумя, и кто-то из судей друг одному из соперников, а кто-то, положим, враг. Но да не вмешается в приговор, согласно клятве данной, благоволение иль неприязненность, как и всякое недолговечное чувство человеческое»[106].

Итак, нравственный аспект деятельности судьи, от которого в прямом и переносном смысле зависит жизнь другого человека, приобретает особое значение. Ориентир уже указан: это совесть, как присущая человеку изначально, и справедливость, которая находит выражение при решении конкретного дела в соответствии с законом. Правосудие должно быть нравственным. Именно нравственное правосудие исключает возможность судебного произвола. Нравственность не может носить относительный характер, ведь нельзя быть «немного нравственным» или руководствоваться «отложенной» нравственностью, поступая так или иначе в зависимости от обстоятельств или от мнения «власть предержащих».

«Нравственное действие, – пишет В.В. Соловьев, – становится таковым, лишь поскольку сознается как обязанность. Лишь через понятие обязанности нравственность перестает быть инстинктом и становится разумным убеждением… Нравственный закон как таковой, то есть как основание некоторой обязательности, должен иметь в себе абсолютную необходимость, то есть иметь значение безусловного для всех разумных существ»[107].

Еще одной гарантией от судебного произвола является, как мы убедились на примере Древнего Израиля, отправление правосудия в надлежащих процессуальных формах.

В Афинах судебное заседание начиналось объявлением председательствующего об открытии судопроизводства частного, если слушались частные дела, причем в день обычно рассматривались четыре иска; если предстояло слушать дело государственного характера, объявлялось открытие государственного процесса и разбиралось только одно дело (например, на судебный процесс над Сократом был отведен целый день). Стороны приносили присягу говорить по существу, а затем выступали с речами, причем обвинителю и подсудимому полагалось по две речи. В зале заседания стояли клепсидры: снабженные трубками и сточными отверстиями сосуды, по уровню воды в которых определяли истекшее время. Так измерялась длительность произносимых на суде речей. Лицо, представленное по жребию к воде, перекрывало трубку, когда секретарю предстояло читать закон, свидетельские показания или контракт. В случаях особой важности процесса, когда обвиняемому грозили заключение в тюрьму, изгнание, лишение гражданской чести, смертная казнь или конфискация имущества, точно определялось время наиболее ответственных процедур оглашения обвинения, голосования судей и т. д. Также поступали и в случаях, когда из закона однозначно не вытекало, какому наказанию или штрафу должен подвергнуться виновный.

Судебное отделение обычно состояло из 501 члена, однако при особой серьезности дела в судебное отделение избирался двойной состав суда, а при исключительной важности – тройной. Именно в Афинах впервые в истории появляется суд присяжных, так называемая гелиэя, члены которого именовались гелиастами. Состав гелиастов, которым предстояло слушать дело, определялся только в день суда по жребию, чтобы предотвратить возможность подкупа или влияния на судей. Судьям выдавались баллотировочные камешки для голосования. Если стороны не оспаривали свидетельские показания, председательствующий предлагал судьям приступать к голосованию. Выполнив все возлагаемые по закону обязанности, судьи получали жалованье. Кстати, оно судьям впервые было установлено Периклом[108].

Следует отметить одну интересную особенность афинской процедуры отправления правосудия. По свидетельству Аристотеля, Солон, считая необходимым оказывать помощь народу в его слабости, предоставил право каждому привлекать виновных к ответственности в защиту пострадавшего. Когда Солона спросили, в каком государстве жизнь устроена всего лучше, он ответил: «В таком, где за обижаемых не менее их самих вступаются и наказывают обидчиков люди, не задетые этим лично»[109]. Если человеку был причинен какой – либо ущерб или против него было совершено физическое насилие, другому человеку, даже постороннему, если он может и хочет, предоставлялось право подать на обидчика соответствующую жалобу и привлечь его к суду. Тем самым граждане приучались иметь сочувствие друг к другу и разделять чужое горе.

Правда, такой порядок имел и теневую сторону: чрезмерное распространение получили крючкотворство, сутяжничество и сикофантство («сикофант» означает «указатель смоковницы». Так в Афинах первоначально называли тех, кто доносил о случаях нарушения древнего закона, запрещавшего из-за нехватки продуктов вывоз плодов смоковницы из города. Позднее сикофантами стали называть всех доносчиков). Лукиан отмечал, что финикиец занимается торговлей, киликиец разбойничает в море, спартанец истязает себя, а афинянин крючкотворствует. И Аристофан в пьесе «Мир», обращаясь к афинянам, бросает им тот же упрек: «Ваше единственное занятие – сутяжничество»[110]. Афинские суды были буквально завалены делами. По словам неизвестного автора Государственного устройства афинян (около 425 г. до н. э.), афинянам приходилось «разбирать столько частных и государственных процессов и отчетов, сколько не разбирают и все вообще люди»[111].

* * *

Подведем некоторые итоги.

Итак, в Древней Греции естественное право как выражение Божественного закона выступает мерилом нравственной оценки положительного права (законов гражданского общества). Поскольку положительные законы это всегда соглашение между политическими силами, компромисс, выраженный в общем правиле, которое не может охватывать все частные случаи, необходимы судьи как беспристрастные арбитры в спорах, возникающих при исполнении законов. Судья в силу закона обладает властными полномочиями, является живым олицетворением власти. Руководствуясь при рассмотрении дела законом, судья в то же время «творит право», наделяя стороны новыми правами и обязанностями, т. е. осуществляет правотворческую деятельность. И, наконец, главное: правосудие может называться собственно правосудием только тогда, когда оно нравственно.