Вскидываю взгляд, разеваю рот для своего многострадального «привета»…
И так ничего и не говорю.
Потому что он смотрит на меня в упор.
Кажется, вот так сидел всё это время, и смотрел на меня с высоты своего роста – пристально, не мигая, не шевелясь. Наверное, заметил все мои метания, и как я тряслась и сглатывала, пытаясь набраться смелости – чтобы просто сказать «привет».
Но сам не говорил тоже. И у меня ни малейшей догадки, почему.
Когда мы встречаемся взглядами, у него чуть-чуть вздрагивают ресницы, едва заметно прищуриваются веки.
Забываю, что хотела сказать. Все буквы, нанизанные в слова, осыпаются как порванные бусы, куда-то разбегаются по разным углам, я ни за что и никогда их больше не соберу.
Любые слова кажутся глупостью сейчас.
Что бы я ни сказала. Что бы он не ответил. Всё слишком бледное, бесцветное, не выражающее даже миллионной доли того, что молчаливо скрывается в нашем взгляде.
Этот взгляд снова – сейчас как в тот день, когда мы держали в руках жизни друг друга.
И я, притихшая и напуганная, такая маленькая рядом с ним, таким большим и сильным, вдруг очень ясно и отчётливо понимаю.
Ему тоже не нужны никакие мои жалкие приветы.
Он сейчас тоже пытается разгадать – что же творится у меня в голове. Зачем я от него убежала. Почему молчу сейчас.
Оглушительным кажется первый удар смычка по струнам. Скрипки обрушивают тишину нам под ноги. Там где-то, на самой границе восприятия, волнуется сейчас мой названный старший брат. Там где-то вплывает в зал белым нежным облачком моя драгоценная сестра.
А меня нету на празднике. Я прямо сейчас умираю и снова рождаюсь, и так сто раз подряд – под взглядом чёрных глаз.
Меня вдруг остро, насквозь пробивает мысль о том, что он же такой умный. Он же вдруг сейчас догадается? Что я его…
Жар бросается в щёки.
Моё тело подбрасывает вверх, как будто до того я была сжатой до упора пружиной.
Скорее подальше! Я же не вынесу, если он поймёт… Лучше умереть, чем такой позор.
- Лягушонок, стой!
Меня дёргают за руку назад. Дёргают решительно и совсем-совсем по-хозяйски.
Заставляют плюхнуться обратно. Я и сама не понимаю, как оказываюсь снова на том же самом, всё ещё тёплом стуле.
- Ну куда ты скачешь? Церемония началась уже, - добавляет так же тихо Ричард. И я понимаю со стыдом, что он только что удержал меня от столь ужасного, непоправимого поступка, как испортить глупой выходкой праздник собственной сестре.
А ещё… с каким-то странным, ни разу еще не испытанным горячим и щекочущим чувством в груди замечаю ещё кое-что.
Что моя ладонь так и осталась в его.
Он забыл мне вернуть.
Ричард сжимал мои холодные пальцы всё время, пока звучали положенные слова и произносились клятвы.
Оглушённая и сбитая с толку, я смотрела на сестру и брата – таких красивых, таких счастливых, стоящих рядом под ледяной, пронизанной светом насквозь аркой, а сама думала.
В этом есть что-то странное. Слушать брачные клятвы, когда твою руку держат в самом неожиданном и самом сладком на свете плену.
- Прости! – опомнившись, Ричард резко разжал пальцы и убрал руку. Я прижала свою к животу и опустила лицо.
Может, мне и правда рано.
Может, взрослые девушки, опытные, как-то знают, как надо реагировать, когда тебя за руку держит мужчина, которого ты любишь больше, чем всем сердцем и больше, чем всей душой.
Может, мне и правда надо ещё почитать книг. Вот только что-то подсказывает, что и в книгах я не найду правильного ответа.
И почему-то в это момент меня «отпустило». Вот совсем.
Стало так легко-легко и тепло.
Снова вернулось ощущение реальности происходящего. Эта музыка, и запах роз, и все эти люди вокруг, и счастливые глаза сестры, и взволнованные – брата…
И чёрный рукав, к которому я теперь уже совершенно беззастенчиво, не стесняясь прислонялась локтем.
А когда я украдкой глянула на Ричарда, увидела на его лице улыбку, с которой он смотрел на церемонию. Он слишком редко улыбался, но таким я любила его ещё больше.
- Объявляю вас мужем и женой!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Новоиспечённая черта Эрвингейров под шум поздравлений, с волосами, усыпанными лепестками роз медленно прорвалась через толпу к выходу. За ними потянулись остальные. Зал опустел.
Только мы с Ричардом почему-то остались на своих местах.
Глава 8
Глава 8
Хлопнула дверь за последними ушедшими.
Совсем-совсем затихла музыка – так что стал слышен грохот крови в моих ушах от бешено бьющегося сердца.
Мы остались совсем одни.
Ричард вдруг резко повернулся ко мне всем корпусом и выпалил горячо:
- Лягушонок, скажи. Я тебя чем-то обидел?
Я потупилась и покачала головой, зажимая ладони меж колен совершенно не грациозным жестом.
Он помедлил. Потом продолжил осторожно и уже не так эмоционально:
- Обидел кто-то другой в Замке ледяной розы? Тебе… что-то сказали не то?
Я опустила лицо еще ниже и снова покачала головой.
- Да что тогда? – переспросил он с раздражением, повысив голос. Никогда не видела всегда невозмутимого и спокойного, как скала, Ричарда таким. – Что ещё за побеги и глупые записки?!
И вот это вот – то, что ему не всё равно… меня почему-то это поразило до глубины души. Захотелось улыбаться. Я закусила щёку, чтоб не сделать этого – а то бедный Ричард совсем расстроится.
- Была причина. Я не могу сказать.
Он вскочил и отошёл на два шага от меня. Отвернулся, сцепил руки за спиной.
- Жаль, что не можешь. Я думал, я тебе друг.
Ой, нет.
Нет-нет-нет.
Ты мне совсем, совсем не друг!
Ты намного больше. Я даже не могу сформулировать, таких слов не бывает, чтоб назвать, кто ты для меня. А ты ждёшь, что я стану протестовать, убеждать тебя, что конечно же друг – и сердишься, даже со спины вижу, как сердишься, что не делаю этого.
Прости. Надеюсь, когда-нибудь мы это вспомним и посмеемся, какие были глупые. Но пока – я могу только молчать.
Потому что знаешь, есть такие разговоры – когда нельзя остановиться на полпути. Когда стоит сказать первое слово, и они польются неудержимо, как горный водопад. А я пока не готова к такому испытанию.
Поэтому – молчу.
И просто любуюсь на твою спину.
Я же даже по ней соскучилась до смерти.
А ты порывисто оборачиваешься ко мне снова. Но эта сторона ещё лучше, на неё налюбоваться не успела ещё как следует, так что пусть.
- Я уезжаю завтра.
Вскакиваю тоже. Это не об отъезде с праздника, подсказывает сердце. О таких отъездах не говорят с таким лицом.
- Надолго?!
- Не знаю. На год. Может, два.
- Куда?!
- Я давно просил Его величество о назначении. Засиделся дома. Вчера был подписан приказ. У Королевства Ледяных Островов теперь новый придворный картограф. Южные границы и мелкий архипелаг на востоке слишком плохо исследованы. Портальная магия там бесполезна – помехи, так что придётся по старинке, ногами. По слухам, помехи эти из-за обширных залежей редких полезных ископаемых, тоже надо бы проверить. Так что… не переживай, я оставил необходимые распоряжения. Мороженое тебе будут присылать по-прежнему.
К-какое ещё мороженое…
За его скупыми словами очень трудно разобрать и вникнуть, что вообще такое происходит, почему снова рушится мой мир – я осмыслю это потом, но пока понимаю только главное.
Он уедет на край света. И я не увижу его долго-долго.
Как глупо. Совсем недавно я убегала и пряталась, и об этом просто мечтала, - вот же дура! – а теперь одна такая мысль разрывает на части.
Я не знаю, что ответить, не знаю, как объяснить – как сильно я буду переживать его отъезд. Как смертельно скучать. Как ждать обратно.
Как выразить весь ураган чувств, который подхватывает меня и кружит, кружит всё быстрее, выбивает почву из-под ног.
Три быстрых, невесомых шага.