— Забрала? Я? Договор? — выпалила она возмущённо. — Я никогда не забираю с собой важные бумаги!
— А неважные? — уточнил я и, пока Марина хлопала глазами, отодвинул её в сторону и вошёл в квартиру.
Да-а-а… Я сразу понял, что жила она небогато. Квартира была крошечной — однокомнатная, кажется. И обстановка — будто из фильмов про Советский Союз. Не удивлюсь, если увижу в комнате сервант с посудой. А эти полосатые обои в коридоре… Они точно попадались мне в каком-то старом фильме. В «Иронии судьбы», может?
— Александр, что вы себе позволяете, я вас не приглашала, — негромко сказала Марина и потянула меня за локоть в сторону выхода. — Выйдите, пожалуйста…
— Ладно. — Я провёл ладонью по затылку, сделал шаг к двери… и захлопнул её. Марина раздражённо сверкнула на меня глазами, и мне показалось, что она от негодования даже ногами сейчас начнёт топать. — Ну не сердись. Я соврал. Просто отец сказал мне про твоё горе, и мне почему-то захотелось тебя поддержать. Хотя… я знаю почему. Ты мне нравишься.
Несмотря на то, что освещение в коридоре было на редкость тусклым, я всё равно заметил, как Марина после этих слов залилась краской.
— Э-э-э…
— Можешь ничего не говорить, — я замахал на неё руками. — Давай я просто помогу тебе с чем-нибудь? Мне очень хочется тебе помочь.
— Да чем вы можете мне помочь? — удивилась она, продолжая краснеть. — Я же сейчас занимаюсь организацией похорон. Сегодня весь день ездила и завтра опять поеду, ещё не всё доделала.
— Я могу тебя отвезти, — предложил я. — Отсюда же ехать наверняка далеко. Я вообще удивляюсь, как ты умудрялась приходить на работу вовремя, добираясь из такой дыры?!
Марина слабо улыбнулась, и я внезапно понял, что она безумно уставшая и замученная.
Даже стыдно немного стало, что я притащился к ней вот так, поздно вечером, ещё и с совсем пустыми руками…
И я уже хотел сказать, что сейчас уйду и приеду только утром, чтобы отвезти её, куда она скажет, когда Марина вдруг предложила:
— Чаю будете?.. — И кашлянула с неловкостью, глядя на меня с удивлением: мол, что я сейчас такое сказала?
А я поспешил согласиться. Естественно, какой же дурак откажется выпить чаю в гостях у девушки, которая нравится до дрожи в коленках?
Нет, в тот вечер между нами ничего не случилось, даже дурацкого поцелуя — и того не было. Я просто сидел на крошечной Маринкиной кухне и пил чай из большой кружки. Маленькими глотками, чтобы задержаться подольше. Задавал ей вопросы, слушал ответы… И Марина от меня не отставала — тоже спрашивала о разном.
В тот вечер я узнал о ней больше, чем знал о большинстве своих бывших девушек. И главное — я всё запомнил, хотя обычно подобная информация вылетала из моей головы быстрее ветра. Вообще не задерживалась. Какая разница, кем были родители девчонок, с которыми я спал и недолго встречался, где та или другая училась, о чём мечтала в свободное от меня время? Совершенно неважно. Но с Мариной с самого начала всё было как-то иначе.
По-настоящему.
Да, она действительно воспитывалась в строгой семье — тут отец не соврал. Её родители были возрастными людьми — когда Марина родилась, матери было за сорок, а отцу за пятьдесят. Двадцать лет пытались завести ребёнка… Неудивительно, что за Мариной смотрели примерно так же, как смотрят надзиратели за заключёнными. Она не говорила мне ничего подобного, разумеется, и вообще о своих родителях отзывалась исключительно уважительно — но я понял это и сам по парочке вырвавшихся фактов.
Марина не ходила в детский сад, потому что родители опасались оставлять её с чужими людьми. Она стала переводчиком, потому что так решили родители. И близких людей у неё, кроме них, не было — никого мама и папа за всю её жизнь так и не одобрили, никто им не нравился.
Отец, как оказалось, умер два года назад, а мама вот вчера. И попросить о помощи Марине и правда было некого — других родственников у неё не имелось, а друзей тем более.
В итоге я остался на ночь — она постелила мне на кровати своей матери. У любой другой девушки я в жизни не стал бы оставаться ради того, чтобы поспать отдельно, ещё и на кровати, где недавно спал почивший человек, но ради Марины я был готов на многое.
С тех пор, собственно, мало что изменилось.
17
Сашка
Когда я вышел из душа, проторчав там хрен знает сколько времени, вспоминая прошлое, Марина уже спала. Сопела, уткнувшись носом в подушку и даже одеялом не накрывшись. И чулки не сняла. Меня это кольнуло: ну чего она, не могла зайти и переодеться в ванной, пока я плескался? Сколько же раз заходила и делала так раньше. А теперь чего — брезгует? Вроде объяснил ей всё про Милку, а такое впечатление, что только хуже сделал.
Вздохнув и стиснув зубы, я аккуратно накрыл жену одеялом, чтобы не замёрзла. Знаю ведь её: поспит вот так раскрытая — а на следующий день будет ходить и спину тереть, потому что продуло. Маринка к таким вещам чувствительная, в отличие от меня.
Её телефон валялся рядом на подушке, и я поначалу хотел просто закинуть его на тумбочку. Даже успел положить и отойти… но потом вернулся. Взял в руку, подержал немного в ладони, потряс…
Бляяяядь, Сашка, ты серьёзно?
Как игра в горячую картошку. И, да, Марин, в эту игру можно играть вдвоём. Конечно, я знаю, что ты порой залезала в мой телефон и рылась там, но я закрывал на это глаза — после того, как я столько времени обманывал жену, подобное поведение не должно удивлять. И вот теперь я оказался на Маринкином месте и не мог сдержать собственного… нет — не любопытства. То, что я чувствовал, нельзя было назвать этим безобидным, мать его, словом.
Скорее, жадность. Грёбаная жадность…
В конце концов, я четыре месяца сдерживался и не залезал в Маринкин телефон. Скрипел зубами, но не хватался за её трубу — считал это унижением для себя. Но сейчас мне было плевать, я просто хотел знать, что у неё всё-таки с этим Антошкой, насколько всё серьёзно. А то, может, мне уже вещи паковать надо?
Провёл пальцем по экрану, набрал пароль. Он, естественно, подошёл — я даже не сомневался, что Маринка его не поменяла. Почему? Хрен знает. Просто чувствовал.
Залез в мессенджер, нашёл её хероя и начал предаваться истинному мазохизму.
А то, что это именно мазохизм, я осознал быстро. Потому что они флиртовали друг с другом очень активно. Потому что Антошка, чтоб у него всё и везде засохло, постоянно прохаживался по мне-козлу. Маринка толком не отвечала, но посылала хихикающие смайлики. Потому что они обсуждали прошлые встречи и… да, секс.
И если раньше — недолго и невнятно, но всё же — у меня была надежда, что это шутка, какой-то спектакль, Маринка просто притворяется… то теперь эта надежда сдохла в муках.
«Знаешь, ты очень чувствительная, — писал моей, блядь, жене её любовник. — У меня таких отзывчивых девушек ещё не было. Серьёзно! Несмотря на богатый опыт)))))»
«Просто я тебя сильно старше и изголодалась по мужскому вниманию, — отвечала Марина, поставив краснеющий смайлик. — Когда узнаёшь, что муж много лет добирал секс на стороне, поневоле начинаешь сомневаться в собственной привлекательности. И меня давно ничего толком не радовало. Ты радуешь. Спасибо тебе».
Я отшвырнул телефон в сторону, каким-то чудом попав на тумбочку и не разбив его, и сжал ладони в кулаки.
«Поневоле начинаешь сомневаться в собственной привлекательности».
Впервые в жизни я об этом задумался.
И почувствовал особую горечь оттого, что понимал: даже если бы Марина сказала мне нечто подобное ещё год назад, я бы не обратил на это внимания. Потому что глупость! Марина всегда была для меня фантастически привлекательной. Даже сейчас я хотел её, несмотря на ярость из-за наличия в её жизни Антошки. Я бы всё отдал, чтобы Марина просто сказала: «Саш, давай всё забудем и начнём с чистого листа». Ну, кроме дочерей. Остальное — всё! Деньги, руку, ногу, почку, да хоть голову — забирайте, лишь бы с Маринкой помириться.