рассматривали глаза и носы, обсуждали цвет волос и пытались подпрыгнуть и прикоснуться к ним. Дальше двигалась новая партия детей, которые уже ускоряли шаг. Мы с Ольгой, не сговариваясь, нерешительно стали пятиться и побежали прочь от непосредственной малышни, так, что едва не столкнулись с двумя велосипедистами. Мы бежали мимо разноцветных клумб, цветущих азалий, раскидистых лиственниц, и солнце слепило глаза, и бежать было весело. И забылось бремя новой работы.
Мы остановились у шумного игрового центра, увенчанного бесчисленными воздушными шарами. Напротив него протиралась огромная велосипедная стоянка, и мы недоумевали, как японцы не опасаются воровства. Большинство велосипедов были без замков. Мимо в густой толпе шла молодая женщина. Лицо ее показалось мне знакомым, и почти сразу я узнала в ней ту самую филиппинку, которая пыталась в клубе поддержать меня, когда ее старый надменный муж зло посмеивался надо мной. На этот раз рядом с ней шёл молодой приятный мужчина. Они с нежностью смотрели друг на друга. Он держал её руку и с любовью перебирал её пальчики. Мы с ней встретились взглядами, но она неожиданно смутилась и опустила глаза, но я улыбнулась ей. Тогда она подняла глаза. С улыбкой мы понимающе кивнули друг дружке и разминулись.
Ольга забежала в какой-то магазин одежды и пыталась меня дозваться, чтобы я оценила понравившуюся ей кофточку. Одежда меня мало интересовала, и я решила ждать снаружи.
— Саша, ну ты что такая? Кто так делает? — раздражённо крикнула она, выскочив из магазина.
— Нам жить вместе полгода. Воздержись от таких интонаций, — сказала я.
— А что я такого сказала? — буркнула она и снова нырнула куда-то в ряды одежды.
Рассеянно уставившись в асфальт, я стояла и переваривала, чем могла вызвать такую бурю. Неожиданно асфальт стал как будто резиновым и тягуче поплыл у меня под ногами. Я испугалась и отскочила. На секунду я предположила, что от недосыпа у меня кружится голова. Но асфальт снова стал живой и, как змея, задвигался подо мной. Невидимая волна промчалась через мое тело, как ток, и с ускорением выскочила вверх. А там, далеко наверху, мощным ударом воткнулась в простирающийся мост над головами людей. Ахнула со страшным вздохом земля, и всё вокруг застонало, загремело, затрещало. Я, бросившись бежать, увидела, что в толпе почувствовалось лишь короткое напряжение, и снова всё вернулось в свой привычный ритм. Тогда я вернулась к магазину за Ольгой, где она уже стояла у дверей такая же перепуганная, как и я.
— Ты видела? Землетрясение! — сказала она, обомлев.
— Я так испугалась, что забыла о тебе, — созналась я.
Что-то выкрикивал старый человек у дымящегося котла, источающего запах печеной картошки. Высоким голоском рекламировала продаваемую пиццу крошечная японочка в белом фартуке. За стеклянной витриной в закусочной мужчины бойко заглатывали суши. Навстречу нам в толпе семенили девушки со сложными высокими прическами в необычайно красивых кимоно. На велосипеде пересекала дорогу обесцвеченная молодая женщина в длинной юбке, на высоченных шпильках, с накладными ресницами, длинными разноцветными ногтями и с сигаретой в зубах. Подобно тому, как синтоизм и буддизм органично переплелись в мирной и мудрой Японии, так и теперь разные времена, цивилизации и культуры дружно шествовали в разношёрстной толпе.
В любой другой момент это гармоничное сплетение негармоничного удивило бы меня, заставило бы задержаться и ещё долго наблюдать за тающими в толпе силуэтами таких разных людей. Но теперь ничто мне не казалось удивительным. Ничто уже не было важно на фоне того, что мы были маленькими беспомощными букашками на этой непредсказуемой гневливой земле.
В интернет-кафе я писала надрывно-весёлое письмо домой о том, что довольна работой, и счастлива, что предприняла такую отважную попытку рвануть в неизвестность. А внутри сдавливала грудь тоска по дочке, по дому, по тихой разноцветной осени, по запаху сухой листвы и невыносимо нежной русской речи.
С самого начала рабочего дня за мной приехал незнакомый человек, который попросил меня взять свои диски с фонограммами. С поклонами и извинениями он проводил меня в машину.
— Куда? — только и успела крикнуть Ольга.
— Ой, мама-а, не знаю, — испуганно выпалила я.
Мы приехали в огромный клуб с голубым люминесцентным освещением и отвратительной вентиляцией. В воздухе густыми плоскими облаками повисал сигаретный дым. Вгрызался в глаза и нос, так что сбивалось дыхание. За бесчисленными круглыми столиками теснились гости. Их развлекали разукрашенные хостесс в ярких блестящих платьях. Клуб тоже был филиппинский. Среди хостесс не было ни одной белой женщины. На высокой сцене пела красивая изящная филиппинка под живой аккомпанемент двух маленьких филиппинских мужчин. Они были в одинаковых костюмах, в клетчатых жилетках поверх белых рубашек и клетчатых несколько коротковатых штанишках. Это делало их ещё более маленькими, почти кукольными. У женщины был невероятно сильный голос. Играючи она брала высоченные птичьи ноты и стремглав бросалась вниз, переходя на мужской бас, будто это пел уже другой человек. Казалось, вместо связок у неё были резиновые струны, тянущиеся, гнущиеся до бесконечности. Завороженно я слушала её потрясающее величественное пение. Когда она закончила петь, несколько благодарных гостей вручили ей чаевые. С поклонами женщина спустилась со сцены и сразу направилась ко мне.
— Здравствуйте! Меня зовут Джессика. А вас?
— Катя, — едва слышно произнесла я.
— Окей, Катя! Я знаю, что вас хотят послушать. Что вы хотели бы сейчас спеть из того, что есть в вашем репертуаре? Назовите две-три песни.
У нее был хороший английский. Я все отлично поняла, но в ужасе только глупо шевелила губами, так ничего и не сказав. Она засмеялась:
— Не волнуйтесь. Просто вас хочет послушать папа.
— Папа?
— Да, хозяин этого клуба и того, где вы работаете. Вон он сидит.
В темном углу зала за столиком в развалку сидел старый рыхлый японец с круглым огромным, будто прилепленным, пузом, и, пожевывая, гонял во рту сигарету. Когда мы встретились взглядами, он, похахатывая, кивнул мне.
Я назвала песни. Джессика направилась к кукольным филиппинцам, сказала им названия песен. Те взяли несколько пробных аккордов и пригласительно кивнули Джессике. После чего она неожиданно громко прокричала в микрофон:
— Дамы и господа! Сегодня в этом зале для вас поёт певица, которая приехала к нам из России… — она сделала жуткую паузу, от которой мне стало до невозможного страшно, —