— С большим удовольствием. — Софи ослепительно улыбнулась.
Продолжая улыбаться, она повернулась к Питеру, затем скользнула холодным взглядом по Патрику и остановила его на своем женихе:
— Милорд.
Брэддон протянул руку. Она ее взяла, и они двинулись по толстому персидскому ковру к двери. Серебристые носки туфель Софи мяли ярко-красные и малиновые цветы. Ее уход заметили двое. Квилл — он все еще был на ногах, улыбающийся симпатичной полуулыбкой, от которой ей хотелось заплакать, — и Патрик, чье насмешливое выражение лица вызывало желание швырнуть в него вазу.
«Я не оглянусь на этого… этого не заслуживающего доверия соблазнителя», — подумала она. И не оглянулась.
Патрик смотрел на Софи, как она направляется в зал, где через несколько минут объявят о ее помолвке с Брэддоном Четвином, и его охватывала слепая ярость, отчего по всему телу распространилась угрожающая теплая волна. Ему хотелось рвануться через комнату, догнать ее, оторвать от Брэддона и обнять, причем очень, очень крепко. Тогда, может быть, ее губы перестанут так высокомерно подергиваться.
И Патрик знал, знал: Софи можно снова мгновенно превратить в раскрасневшуюся, трепещущую девушку, которую он обнимал месяц назад. Девушку, чье смущение тогда выглядело таким подлинно трогательным, что если бы ему было неведомо, что она искушенная кокетка, раздающая поцелуи направо и налево всему лондонскому бомонду, то, возможно, он… Что? Что, возможно, он?..
Питер извинился и тоже направился в танцевальный зал, но Патрик за ним не последовал. Он уселся на табурет, который освободила Софи, и принялся длинными загорелыми пальцами аккуратно перебирать фишки триктрака. Затем через некоторое время поднял глаза и встретил холодный взгляд, который устремил на него старый друг.
Квилл всегда отличался железной сдержанностью, даже в школе, где они вместе страдали от несправедливостей пансионной жизни. Патрик мог легко взорваться лихорадочным гневом, например, наброситься на своего брата Алекса, а Квиллу достаточно было произнести всего несколько слов.
Теперь он откинул голову на обитую коричневой кожей спинку кресла и закрыл глаза. А затем заговорил, причем напрямик, без всяких косвенных намеков:
— Я припоминаю, Брэддон уже уводил от тебя один раз девушку, рыжеволосую актрису. Это так?
— Да, Арабеллу Калхоун. Они вместе уже больше года. Она по-прежнему его любовница. — Отяжелевший взгляд Патрика скользнул по непроницаемому лицу Квилла. — Но леди Софи моей девушкой никогда не была. К тому же она мне недавно категорически отказала.
Глаза Квилла раскрылись.
— И тебе от этого скверно?
Под спокойным взглядом друга рот Патрика наконец расслабился. С его лица ушло ехидное выражение.
— Да, — признался он. — Это было для меня настоящим шоком.
— Странно. Насколько мне известно, весь этот год за тобой охотились почти все лондонские девицы. — Квилл вяло взмахнул рукой. — Не удивляйся, Питер держит меня в курсе лондонских сплетен. С тех пор как твой брат женился, кажется, год или два назад, ты вроде бы стал всеобщим любимцем. Разве не так?
— Нет.
— Значит, пока удается успешно избегать внимания мамаш, дочери которых достигли брачного возраста. Я также слышал, что ты жутко разбогател, — насмешливо добавил Квилл. — И об этом известно даже в Индии.
— Может, сыграем?
— И вдруг такой отказ от очаровательной Софи Йорк! Пожалуй, я попрошу маму, чтобы она пригласила ее на чай.
— В ближайшем будущем она будет занята, — заметил Патрик безразличным голосом. — Я подозреваю, что сейчас они там принимают поздравления.
Квилл выдержал паузу.
— Так далеко зашло?
— Куда уж дальше. Но она не такая дурочка, Квилл. — Патрик невольно повторил те же слова, которые Софи сказала сама себе перед тем, как отправиться на бал. — Она гонится за титулом.
— К сожалению, Брэддон болван. Она рехнется от него через месяц. А жаль. — Глубоко посаженные глаза Квилла смотрели на друга детства с кажущимся безразличием.
— Так сыграем? — резко повторил Патрик.
— Давай.
Толстые ореховые двери пропускали слабые звуки, доносившиеся из танцевального зала. Они то нарастали, то затихали, но их легко заглушал стук игральных костей о полированную поверхность столика. Сверху на играющих молча взирал мраморный Шекспир.
После третьего кона Патрик внезапно разорвал паутину, сотканную присутствием Квилла и огнем, поблескивающим в камине.
Его глаза вспыхнули весельем.
— Пожалуй, мне следует пойти поздравить счастливую пару.
Лицо Квилла оставалось бесстрастным.
— А я отправляюсь в постель, — протянул он через несколько секунд, — Ты меня своими эмоциями просто измучил. — Он заставил себя подняться и застыл, опершись о высокую спинку кресла. — Патрик, я рад, что ты вернулся с Востока.
— А меня ужасно удручает происшествие с этой чертовой лошадь.
Квилл усмехнулся:
— Лошадь тут ни при чем, Патрик. Это я, видно, такой ездок.
Надеюсь, мы скоро увидимся снова.
Они вместе вышли из библиотеки. Тело одного являло собой настоящую гармонию мускулов, лишь слегка закамуфлированных обтягивающими панталонами лондонского джентльмена. Тело другого было в равной степени мускулистым, но мускулы эти отказывались подчиняться командам хозяина. Квилла железная воля сейчас двигала к алькову с постелью, а Патрика в совершенно другом направлении двигала с трудом управляемая страсть. Его влекли пышные, как будто пронизанные солнечными лучами локоны девушки, которую он жаждал больше всего на свете.
Глава 4
Патрик спустился по лестнице в холл. Лакеи, одетые в коричнево-красные ливреи, которые почему-то показались ему мрачными, все еще стояли, застыв у парадного входа, однако особняк Дьюлэндов был почти пуст. Бал закончился. Башмаки Патрика гулко стучали по мраморному полу. А всего час назад здесь раздавались топот множества ног, гул голосов, звуки струнных инструментов.
Он завернул в танцевальный зал. Там еще во всех канделябрах горели свечи, правда, оплывшие больше чем на две трети. Оттого здесь было несколько сумрачно. «Как в пещере», — подумал Патрик.
В дальнем конце зала, в углу, он разглядел две небольшие группы задержавшихся гостей. Рядом с несколькими дамами в ярких туалетах смутно вырисовывались серые фигуры джентльменов. Патрик усмехнулся. Эти, видно, если прибудут домой раньше шести утра, сочтут вечер пропащим.
Леди Софи, конечно, ушла. Она никогда в гостях не засиживалась допоздна. Это не в ее стиле. Лучше покинуть бал прежде, чем гости начнут зевать или кто-нибудь из поклонников станет проявлять чрезмерную настойчивость, граничащую с неприличием. Но Брэддон… этот несчастный остолоп должен быть еще здесь. Такое понятие, как чувство меры, было ему незнакомо.