принимать решительные меры.
– Я голая! – Нашариваю под водой пробку от слива. – Мне что, по слогам произнести? ГО-ЛА…
Падар вздыхает и уходит. Когда его шаги стихают вдалеке, я расслабляюсь, кладу руки на края ванны и жду, пока вытечет вода.
На самом деле ванну я не люблю. Чувствую себя, словно варюсь в супе. Но ванная – единственное место, где я могу побыть вдали от падара в его тесной трехкомнатной квартирке. Однако теперь я кажусь себе последней дрянью, поэтому вылезаю из воды и вытираюсь.
Было бы куда проще, будь у меня с собой камера. Я бы внимательно изучила улики. Жаль, что я оставила ее в доме. Усаживаюсь на диван. Голова настолько забита мыслями о Самнер-Корте, что слова отца: «Проследи за чайником на плите!» – пролетают мимо моих ушей. Он направляется прямиком в ванную.
За окном гостиной сверкает молния, по крыше барабанит дождь. В этот перестук вплетается тихое пение: «Свет сердца моего, танцуй», – а потом в зеркале пронзительно кричит маленькая девочка.
Я отскакиваю, чуть не сшибая пульты на кофейном столике.
– Это не по-настоящему, это не по-настоящему, – торопливо шепчу себе. – Просто вспышка молнии.
Стоит снова усесться на диван, как флуоресцентная лампа на компактной кухне начинает мигать, словно передавая послание азбукой Морзе. Встаю, на ощупь пробираюсь в кухню. Свет все еще мерцает. Он напоминает мне наши детские игры с Аминой, Аманом и Маттином. Мы вступали в бой с невидимыми вражескими силами и превращали дедушкину гостиную в укрепленную базу из диванных подушек и одеял. Я обычно искала записки в щелях подушечных крепостей.
В то время баба-джан был еще жив. Иногда он присоединялся к нашей игре, но ни разу не ругал нас за беспорядок. Чаще всего они с биби-джан просто сидели, взявшись за руки, и смотрели на нас. Не знаю почему, эти воспоминания вернули меня к исчезнувшему обрывку сине-золотой вышивки и к дважды испытанному ледяному всепоглощающему холоду.
Биби, что с тобой случилось?
Свет прекращает мерцать, и я остаюсь наедине со своими блуждающими мыслями. Моя рациональная сторона говорит: забудь обо всем. Я ведь и вправду стукнулась головой. Но другая моя часть хочет верить.
На тумбочке жужжит телефон.
Сэм: В ремонте Самнера перерыв на неделю.
Сэм: Повсюду черная плесень!!!
Сэм: Говорил тебе, надень маску.
Плесень.
Может, мне это все примерещилось, потому что я надышалась спорами плесени?
Быстро нахожу симптомы отравления спорами. Галлюцинации в виде маленьких девочек в подвале среди них не значатся.
Сара: Разве ты хочешь сказать только это? О плесени мне могла бы сообщить мама.
Сэм: Прозорлива, как всегда.
Сара: Ну?
Сэм: Не злись, у меня твоя камера. Ты ее забыла в подвале.
В туалете шумит вода, падар возвращается, вытирая руки о рубашку.
– Я думал, мы за ужином посмотрим кино.
– А я думала поужинать у себя в комнате.
Торопливо набираю ответ. Падар хмурится:
– С кем это ты переписываешься в такой поздний час?
– С друзьями из школы, – вру я и нажимаю «отправить». Почему бы не сказать просто «с мальчиком»? Потому что это банка с червяками, которую мне не хочется сегодня открывать.
При этих словах падар сердится:
– Знаешь, твои двоюродные братья и сестры все время спрашивают о тебе. Для всех нас было бы полезно держаться вместе. Что скажешь? Может быть, обсудим то, что я тебе написал несколько дней наз…
На плите шипит вода. Закипела и убежала.
– Я же тебе сказал следить за чайником! – С этими словами падар возвращается на привычную орбиту. – Ты не будешь ужинать в своей комнате. Выбери фильм, а я пока приберусь. Может быть, просто разогреем в микроволновке чашку рамена?
– Мне все равно.
– Сара. – Знаю я этот тон. Надо бы вести себя осторожнее, но я не могу, как он, делать вид, будто все у нас хорошо, когда мы так явно отклонились от типичного расписания.
Усаживаюсь на диван, украдкой набираю еще одно сообщение и включаю беззвучный режим.
Сара: Занеси ко мне домой. И не вздумай смотреть снимки.
Сэм: …
Сара: Ты что, серьезно?
Сэм: Просто… Извини, я посмотрел, но не могу не спросить. Кто эта девочка на фотографии?
Сара: Какая девочка?
Сэм: Последнее фото, в подвале. По-моему, это девочка. Можешь выйти на минуту? Подтверди, что я не схожу с ума.
Черт побери.
* * *
Мы договорились встретиться в полночь, но я вбегаю на крошечную парковку только в тридцать пять минут второго. Фильм, который я была вынуждена смотреть, оказался длиннее, чем я думала, а падар очень долго укладывался спать. Он всегда оставляет ключи на столе у входной двери. Взбить подушки попышнее – и я готова идти.
На улице хлещет проливной дождь, ничего не видно дальше собственного носа. Крепче сжимаю зонтик и прямиком направляюсь на условленное место встречи.
Вдалеке сквозь пелену дождя проглядывает висячий мост Трогс-Нек. Даже сейчас по нему проплывает плотный поток машин. Сильнее запахиваю плащ, чтобы спастись от паники, нахлынувшей по пути.
Сэма на парковке не вижу. И вообще никого.
Землю сотрясает гром. Замечаю скамейку. Хлюпая ботинками по грязи, пытаюсь стряхнуть с сиденья как можно больше воды. Скорее бы пришел Сэм. Не знаю, долго ли еще смогу выдержать ночью под дождем. Перелистываю сообщения. У Сэма айфон, так что мне не видно, прочитал он их или нет. Ветер набирает силу. Поддаю ногой камень.
Дурацкая затея. Наверное, надо было подождать, пока не вернусь к мадар.
По идее, сидя тут одна, я должна дрожать от страха. Будь это в кино, сейчас звучал бы саундтрек, предупреждающий о том, что произойдет дальше. Но это не кино, и я, ссутулившись, сижу на жесткой скамейке и считаю проезжающие мимо машины. И думаю.
Кто эта девочка? Дрожь по всему телу.
Если он вправду видел ее на снимке с моей камеры, то это уже реальное доказательство, так?
Мне не померещилось.
Она в самом деле настоящая.
В небе дугой сверкает молния.
– Говорят, молния вспыхивает, когда чью-то душу выпускают из чистилища, – шепчет мне на ухо чей-то голос.
Я подскакиваю и падаю лицом вниз на мокрую землю.
– С ума сошел!
Ветер вырывает зонтик у меня из рук. Дождь не стихает. Я промокла до нитки.
Сэм, красный как помидор, в панике машет руками перед собой.
– Прости, я почему-то решил, что шутка будет удачной.
По его ушам и носу стекает вода. Он туже затягивает шнурок капюшона.
Отталкиваю его руку. Болит ушибленный лоб, нос наверняка измазался в грязи.
– Подкрасться к девушке среди ночи – удачная шутка?
– Считай это расплатой за то, что вытащила меня из дома на ночь глядя. Мир? – Сэм протягивает руку. Волосы, как обычно, блестят, даже под дождем, но под глазами темнеют синяки.
Я не беру его руку.
– Глупости какие. Пойдем поговорим в моей машине.
– Погоди. Ты что, приехала? – Под ботинком Сэма хлюпает грязь. – У тебя же нет ученических прав.
– Ну и что?
– Сара, ты не можешь сесть за руль!
– Не могу или не разрешено? – Шевелю пальцами. – Все дело в семантике.
Сэм вздыхает.
Мы пробираемся обратно на парковку. Машина Сэма стоит через несколько мест. Мы садимся в автомобиль моего отца, я сразу включаю печку и отжимаю волосы. Хорошо хоть, не накрасилась.
– Ну? – Я поворачиваюсь к нему.
Сэм сбрасывает плащ и кладет его на заднее сиденье. Под свитером бугор. Моя камера.
– Так-то ты ее бережешь? – накидываюсь я, получив ее обратно. – Всего под парой слоев одежды? Ты хоть догадываешься, сколько эта штука стоит?
– Знаю, знаю. Дороже, чем вся моя жизнь. – Он неловко потирает локоть. – И все-таки посмотри уже, а? – Его лицо становится предельно серьезным.
Любопытство – мое второе имя. Я уже пролистываю содержимое камеры (и мысленно хвалю себя за то, что вовремя удалила те дурацкие селфи).
– Что за снимок? Тут ничего нет, кроме обыч…
Вот оно.
Сразу после фотографии Сэма с испуганным лицом и в мокрой от пота футболке идет другой снимок.