Читать интересную книгу История русской рок-музыки в эпоху потрясений и перемен - Джоанна Стингрей

погружены в собственную жизнь. От нечего делать я решила позвонить сестре Джуди, которая на год уехала учиться в Лондон. Друг от друга нас отделяли целый континент и целый океан, и ей я еще не успела осточертеть.

– Мне нужна смена обстановки, – сказала я ей. – Здесь я просто схожу с ума. Можно я к тебе приеду?

– Не знаю, – ответил ее далекий голос. – Я отправляюсь в поездку от университета в Россию: Москва и Ленинград. На все про все всего триста долларов.

К тому времени наступил уже 1984 год. В Белом доме был Рональд Рейган, и Госдепартамент начал активно продвигать всевозможные образовательные и культурные обмены, стремясь таким подспудным путем внедрить в головы советских граждан мысль, что американцы живут более свободной, богатой и счастливой жизнью. Мгновенно всплывшие воспоминания об упущенной еще в школьные годы возможности съездить в СССР слились воедино с горечью об утраченной карьере рок-звезды. Все вместе жгло совершенно нестерпимо и требовало немедленного разрешения.

– Я хочу с тобой, – уверенно заявила я Джуди.

Она пообещала узнать, есть ли в группе свободные места. Оказалось, что есть. Я еще не могла предсказать, какую поворотную роль в моей судьбе сыграет эта поездка, но, когда она стала реальностью, я почувствовала невероятное облегчение от того, что, по крайней мере, еще на несколько месяцев буду избавлена от очередной унылой работы в магазине. На радостях я решила позвонить своей лучшей школьной подруге и сообщить ей, что наконец-то и я еду в СССР.

– Эй, а ты не забыла, что моя сестра замужем за русским эмигрантом? – напомнила мне подруга. Мужа сестры моей подруги звали Андрей Фалалеев, и уже через несколько дней я пригласила его на ланч, чтобы обсудить предстоящую поездку.

– Тебе обязательно нужно встретиться с моим другом! – провозгласил Андрей, как только мы уселись на пластиковые красные скамьи ресторанчика. – Он невероятно крут. Ты же едешь в Ленинград?

– Так, по крайней мере, запланировано, – ответила я. – Хотя не уверена, что мне удастся оторваться от группы.

– Он главная звезда русского рок-андеграунда. Его все обожают, – продолжал Андрей.

– Я и не знала, что в России есть рок, – рассмеялась я, представив себе, как этот рок может выглядеть на фоне хорошо известных мне американских звезд. – Ну и как мне связаться с этим твоим другом?

Выяснилось, что у друга Андрея, как у настоящего человека из андеграунда, телефона нет. Но есть телефон у его друга. Я записала имя и номер, пообещав с ними связаться.

– Только будь осторожна, Джоанна. Этим людям встречаться с иностранцами нельзя. Это считается незаконной деятельностью.

Он наклонился ко мне через липкий стол с оладьями, как будто хотел поделиться секретом:

– Но Бориса Гребенщикова это мало волнует.

Глава 2

Медвежье логово

Москва была настоящим медвежьим логовом, погруженным в непрекращающийся враждебный милитаристский угар.

Стоило нам выйти из самолета и пройти паспортный контроль, как мы оказались в зале аэропорта в окружении шеренги солдат с винтовками и серыми, каменными лицами. Мне сразу вспомнились соревнования по прыжкам в воду, огромное закрытое пространство, по которому ты должен пройти на вышку, ощущая просто физически, как все вокруг, с опущенными головами и напряженными телами, настроены против тебя. Я инстинктивно повела плечами – спортивный ритуал, который, как мне казалось, я уже начисто забыла. Мне никогда не нравились соревнования, не нравилось и то, что я видела и чувствовала в московском аэропорту.

Таможенный зал был ярко – с пола до потолка – освещен флуоресцентными лампами. Наши чемоданы водрузили на стол и стали тщательно их перерывать, откидывая в сторону одежду, пока не обнажилось дно. Мы с Джуди стояли рядом, переминаясь с ноги на ногу и осознавая, что отношение ко времени здесь совершенно иное. Мне отвратительно ощущение бессилия – именно так, представляется мне, чувствует себя сейчас человек, приезжающий в Северную Корею.

Получив наконец чемоданы, мы погрузились в автобусы и отправились в гостиницу «Космос» в двадцати минутах езды от центра. Гостиница показалась нам мрачным, запустелым, безлюдным местом. По форме здание было дешевой золоченой копией полумесяца, угодившего вместо неба на безобразную московскую улицу. У какой-то женщины я спросила, как найти лифт, чтобы подняться к себе в номер. Вместо ответа она уставилась на меня так, будто ей нужно было увидеть, как на свежевыкрашенной стене сохнет и постепенно начинает шелушиться краска.

Только разобрав чемодан, я поняла, насколько медведи-таможенники обчистили мой багаж. Исчезли фен, тампоны, зубная паста, губная помада – короче, все, чего нельзя было купить за железным занавесом. Как ни странно, нетронутыми остались моя пластинка и мои фотографии, которые я привезла с собой, чтобы показать Борису, как выглядит и как звучит настоящая рок-звезда. Оглядываясь назад, я понимаю, что уже тогда мне следовало воспринять случившееся как знак: московских таможенников мои тампоны интересуют куда больше, чем моя музыка!

Группа собралась внизу, где нам долго вдалбливали, что мы всё время должны держаться вместе. В медвежьем логове туристическая группа была сродни штампу на руке, подтверждающему наше право здесь находиться. Стоит нам отстать от группы, штампик смоется, и нас, пинком под наши маленькие, обтянутые джинсой задницы, вышибут домой на ближайшем рейсе. Я понимала, что для наших коммунистических хозяев правила эти были очень-очень важны, но мне примириться с ними было непросто. Я с четырнадцати лет гоняла на автомобиле, каждую неделю смывалась из школы, чтобы пообедать в Nate n’ Al’s[9]. Попробуй здесь нечто подобное, и все гулянье, судя по всему, мгновенно закончится.

Мы провели в Москве три дня, которые вполне могли бы считаться тремя днями на Луне. Мне казалось, что я на другой планете, в окружении бесконечных коммунистических росписей, барельефов и скульптур, воспевающих тяжелый труд и чувство коллективизма. Они были яркими и завораживающими, как какой-то тяжелый болезненный галлюциноген. Не было ни рекламы, ни афиш, ни больших уличных знаков. Лишь стандартные безликие вывески крупными русскими буквами: АПТЕКА, ГАСТРОНОМ, БУЛОЧНАЯ. Серая и темно-синяя одежда выглядела, как синяки и подтеки на телах людей, почти никто не улыбался, и никто не осмелился мне ответить, когда я приветственно махала рукой. Все выглядели несчастными, выстаивая в бесконечно долгих очередях за хлебом и лекарствами. Ощущение от города было недружелюбным и суровым.

Вскоре, правда, я научилась видеть в Москве и красоту: светящиеся глаза в целом нахмуренного и равнодушного города. Мы увидели исторические памятники, музеи, здания и парки. Многие из этих замечательных мест были построены еще до коммунистической революции и сохранили в себе кокетливую грусть по прежним временам. Луковки собора Василия Блаженного поражали психоделическим буйством калейдоскопа красок. Мало-помалу я начала ощущать, что где-то в глубине, под