Толпа бы его обязательно воскресила или, того пуще, возвела в ранг святых.
ТИХОН: Что же делать?
КОМЕНДАНТ: Христос терпел и нам велел, а торопливость нужна при ловле кого?
ТИХОН: Террористов.
КОМЕНДАНТ: Блох! Вот как вылетят на волю птенцы этих стен, и Светозар пригодится. Имя есть, осталось его положить на образ.
ТИХОН: Вы имеете в виду Грека?
КОМЕНДАНТ: Я пока никого в виду не имею. Так, мыслю вслух. Может, относительно Микулина передумаю. Говоришь, он вспомнил что-то?
ТИХОН: Скорей, Грек за него вспомнил. Точнее, выдумал.
Но он поверил, затрепыхался. Даже на книжку свою большой положил.
КОМЕНДАНТ: Спасибо, напомнил. Книжка… Дал слово — держи, так меня учили в годы моего детства. Я ведь и сам из генетических уродов, сиречь аристократов духа. Помню заветы предков и соблюдаю. (берет трубку телефона) Это снова комендант Тюрьмы Человека… Да? Отлично! Спасибо вам огромное! (кладет трубку, Тихону) Ну, Тихон Сергеич, можешь порадовать Ерофея. Через час он свою книгу получит.
(Камера. Ерофей спит, положив голову на колени Эстрельи. Остальные сидят, погруженный каждый в свое. Вор и Эсперанса держатся за руки)
ГРЕК: Он им ничего не сказал и никого не назвал. Даже здесь.
ВОР: А ему и нечего сказать было! Подумаешь, стихи написал!
ЭСТРЕЛЬЯ: (Ерофею) Спи, спи, я здесь…
ЭСПЕРАНСА: Надо же, спит! Ничего себе нервы у мужика!
ВОР: Отдача пошла на нервы, вот и отрубился.
ГРЕК: Эстрелья и Эсперанса. Звезда и Надежда.
ЭСПЕРАНСА: Ты это к чему?
ГРЕК: Да так.
ВОР: А Светозар — жив!
ЭСПЕРАНСА: Это вам надо, чтоб он был жив! А по мне, так лучше ему быть мертвым!
ГРЕК: Эстрелья и Эсперанса… А он спит? Может, ему плохо?
ЕРОФЕЙ: Мне хорошо. (садится) Я спал, и видел сны, и все вспомнил.
ВОР: Что именно?
ЕРОФЕЙ: Я христианин, а христианин не должен бояться смерти.
ГРЕК: Христиане, Ероша, как раз таки очень боятся смерти. Всякий человек грешен, поэтому христиане боятся ада.
ЭСПЕРАНСА: Ты знаешь!
ГРЕК: Сам таким был, наверное.
ЕРОФЕЙ: Не так страшен черт, как наша земная жизнь!
ВОР: Эт точно!
ЕРОФЕЙ: Когда военные взяли власть, многие с облегчением вздохнули, обрадовались!
ЭСПЕРАНСА: Быдло мы потому что! Генетические уроды!
ЕРОФЕЙ: Военные, в принципе, только довели до предела то, что затеяли правительства банкиров и олигархов! Вспомните!
ЭСПЕРАНСА: Забей!
ВОР: И без того тошно!
ЕРОФЕЙ: Беда в том, что к власти никогда не приходят умные, порядочные люди! И тот генерал, который спихнул банкира! Люди, в массе, поддержали его, а он набросился на них, как взбесившийся козел!
ВОР: Козел он и был!
ЕРОФЕЙ: Борьба с бандитизмом, с коррупцией, с криминалом! Вспомните! Правильные же лозунги! А под ними!..
ВОР: Мочилово.
ЭСПЕРАНСА: Вот и Светозара в числе первых…
ГРЕК: Он жив. Собирает людей.
ЭСТРЕЛЬЯ: Их теперь не собрать.
ГРЕК: Если придет Светозар…
ЭСПЕРАНСА: Да хоть Иисус Христос!
ЕРОФЕЙ: Грек! Люди молчат не потому что боятся… Хотя, конечно, боятся… Но того пуще им надоело быть статистами, массовкой! (Вору) Иван?
ВОР: Остохренело, Ероша.
ЕРОФЕЙ: Их руками одна хунта свергает другую, а потом и ту хунту свергает новая хунта! И так до бесконечности! И все обещают народу мир!..
ВОР: Труд, май! Сто раз проходили!
ЭСПЕРАНСА: Повторение- мать учения!
ВОР: Ученье — свет, а свет — большая роскошь!
ГРЕК: Ого!
ЕРОФЕЙ: Мне анекдот вспомнился. Древнегреческий. Про старуху, которая молилась за здоровье тирана. Ее спрашивают, в своем ли она уме, тиран-то — злодей, а она отвечает: «Сынок, я их уже стольких пережила! И каждый последующий был хуже предыдущего!»
ГРЕК: Что-то ничего не меняется в Мироздании!
ВОР: Меняется! При древнем тиране ты бы в каменном мешке парился, в цепях, а сейчас сидишь в Тюрьме Человека!
ЭСПЕРАНСА: Звучит!
ВОР: Как музыка!
ГРЕК: Как музыка звучит Эстрелья и Эсперанса. Звезда и Надежда по-нашему.
ЭСТРЕЛЬЯ: И — Светозар. Звучит.
ГРЕК: Да.
ЭСТРЕЛЬЯ: Он обречен. Даже если жив.
ЕРОФЕЙ: Его либо подставят и уберут, либо он превратится в свою противоположность!
ВОР: Веселые у тебя мысли, христианин!
ЕРОФЕЙ: Честный человек в банке с пауками не выживет! Так что я и правда — освобожденный. Мне уже не надо обо всем этом думать!
ГРЕК: Не получился бы из тебя Пересвет!
ЭСТРЕЛЬЯ: Ты не боишься попасть в ад, Ероша?..
ЕРОФЕЙ: Бог не каратель, а Тюрьма Человека — плоть наша…
ЭСПЕРАНСА: Темница души!
ЕРОФЕЙ: Бедная! Многострадальная! Ненасытная! Даже те, кого сочли святыми, не святы! И у них были сны! Сны плоти!
ЕСПЕРАНСА: Прекращай уже свою литургию!
ЭСТРЕЛЬЯ: Пусть…
ЕРОФЕЙ: Я понял! Они хотели создать здесь нового человека! Не гомо скотинуса, а гомо счастливчика! Освободить его от демонов из подкорки!
ГРЕК: От чести и совести!
ЕРОФЕЙ: От памяти о грехах! Грехи не дают нам идти дальше, путаются в ногах, они плодятся, как микробы…
ВОР: Похоже, тебе и правда надо к попу!
ЕРОФЕЙ: Не надо! Уже не надо! Я не нарушил заповедь «Не убий!» Хотел, но не смог! Всевышний не допустил! А потом убили меня — за сколько-то лет до моей физической смерти завтра — и я перестал грешить!
ВОР: Да, Ерошка: мертвые не потеют.
ЕРОФЕЙ: Не грешат они, Вор. А прошлое…Раз Господь меня низвергнул сюда, значит, в ад он меня теперь не сошлет.
ЭСПЕРАНСА: Стелка, мне нравится, как он выступает от имени Господа!
ЭСТРЕЛЬЯ: От Его имени только не ленивый не выступает!
Но Ероше можно. Не въезжаете, что ли, что с ним творится?! Да, Ероша, ты отсюда попадешь прямо на небо, в большой сад…
ЭСПЕРАНСА: «Расцветали яблони и груши…»
ЭСТРЕЛЬЯ: Надька!
ВОР: А чего? Давайте споем! Все лучше, чем разговоры мутные разговаривать! Как там дальше, Надюха? «Выходила на берег Надюша…»
ЭСПЕРАНСА: Катюша.
ВОР: Для кого как!
ЭСТРЕЛЬЯ: Помолись, Ероша, чтоб нас с Надькой выпустили отсюда, и мы за тебя помолимся.
ЭСПЕРАНСА: И молебен поминальный закажем, если нам заплатят, конечно, и свечки за всех вас поставим — и за упокой души, и за здравие, а если тело отдадут, погребем тебя по-человечески, как родного!
ЭСТРЕЛЬЯ: Надька!!
ЭСПЕРАНСА: Да он спокойный! Он уже почти — там!
ЕРОФЕЙ: Мне все равно, что сделают с моим телом.
ВОР: А вот тут ты не прав!
ГРЕК: Мы о теле знаем не больше, чем о душе. По большому счету. Человек — синтез души и тела, тем он и загадочен, и велик, и страшен…
ЕРОФЕЙ: В прошлой жизни ты был профессор, преподавал философию…
ГРЕК: Вряд ли. Мимика другая.