Они опять сидели рядом. Но он уже не прикасался к ней.
— Ника, у тебя есть какие-то определенные планы на ближайшие дни?
— Да нет, а что?
— Хочешь, съездим куда-нибудь на денек, в Париж например? Ты была в Париже?
— Была.
— Ну хорошо, а может, в Голландию или в Бельгию? А? В Брюгге, например? Это сказочный город.
— А ты там был?
— Был.
— Тогда не стоит.
— Ну почему?
— Ты же терпеть не можешь смотреть уже знакомые достопримечательности.
— Ты и это помнишь?
— Я же не виновата, что у меня хорошая память.
— Тогда давай поедем в Гент. Говорят, это тоже удивительный город, но я там еще не был.
— А сколько туда езды?
— Часа два-три на машине. Если выехать рано утром, мы можем там быть уже часов в десять, погулять до вечера и вернуться. Обещаю даже руку тебе не целовать, и вообще…
— Ну я не знаю… Может быть… А давай возьмем с собой Аллу!
Только этого еще не хватало! Но с другой стороны, если он согласится сразу, это усыпит ее бдительность…
— Отлично, Аллу так Аллу! Но давай не будем откладывать, поедем прямо завтра, и если тебе понравится, я могу свозить вас с Аллой еще и в Альпы, и вообще — куда захотите. Не сидеть же на одном месте.
— Хорошо, я поговорю с ней.
— Вот и славно! А сегодня ты со мной хотя бы пообедаешь? Что-то я проголодался.
— Хорошо.
Они сошли на берег и поехали в деревенский ресторанчик, который он давно знал. Там было по-домашнему уютно. Изразцовая печка, диванчики с лоскутными подушками, комнатные цветы.
— Какая прелесть! — воскликнула Ника.
Он заказал бифштексы, коронное блюдо этого заведения.
— И поскольку ты не желаешь со мной целоваться, я выпью пива! А ты хочешь вина?
— Нет, лучше лимонаду.
— По-прежнему обожаешь лимонад? — вспомнил он. Как много он, оказывается, помнит о ней.
Бифштексы были такой величины, что Ника испуганно всплеснула руками:
— Неужто это можно съесть?
— Это нужно съесть, потому что лучших бифштексов я нигде не ел. Попробуй, попробуй!
— О, и вправду вкусно! Потрясающе!
Она ела с большим аппетитом, и смотреть на нее при этом было приятно. Он вспомнил, как в последний год его раздражала Элли, помешанная на здоровой пище, она поглощала тонны салата и при этом напоминала ему кролика. Да и вообще, манера есть была для него важна… Иной раз, прельстившись чем-то в женщине, он внезапно охладевал к ней, увидев, как она ест.
— Слушай, я, кажется, действительно все это съем, — улыбнулась она. Так вкусно!
— А ты еще готовишь рыбу под майонезом?
— Холодную? С жареным луком?
— Ну да, это было потрясающе…
— Нет, не готовлю. Это не модно уже.
— Не модно?
— Конечно. Думаешь, нет моды на еду?
— А что сейчас у вас модно?
— Не знаю. Но такая рыба уж точно из моды вышла.
— Ника, ты все выдумываешь!
— Ничего я не выдумываю!
— А что любит твой Гриша?
Она опять нежно улыбнулась:
— Гриша любит мясо.
— Настоящий мачо?
— Ода!
Черт побери, я буду не я, если не наставлю рога этому Грише, роскошные, ветвистые рога!
— А помнишь, ты все хотела попробовать суп из бычьих хвостов? Мы о нем только в книжках читали.
— А я уже пробовала. Ничего интересного, обычный крепкий бульон. — Она вдруг прыснула.
— Ты чего?
— Да я вспомнила… Тут незадолго до отъезда захожу в «Седьмой континент»…
— Это что, ресторан?
— Нет, это сеть довольно дорогих супермаркетов.
Смотрю в мясном отделе лоточек — написано «Бычий деликатес». Я в первый момент не сообразила, что это такое, а потом начала ржать, как конь! Это же просто бычьи яйца. Согласись, это пикантно — назвать яйца деликатесом!
— Ника!
— Я тебя шокирую?
— Нисколько! Просто это странно — в Москве сеть дорогих супермаркетов.
— Влад, ты что, даже русское телевидение не смотришь?
— Нет.
— Почему? Тебе не интересно?
— Дело не в этом, просто когда-то я отказался от своего прошлого и не хотел к нему возвращаться, да и времени ни на что нет… А кстати, ты не знаешь, как там Марик?
— Он умер. В конце восьмидесятых уехал в Израиль и вскоре умер. Ему тамошний климат был противопоказан.
— Жаль. Очень жаль. Он был чудным парнем.
— И хорошим мужем.
— Мужем? Чьим мужем?
— Моим, откуда бы я знала, какой он муж…
— Ты была замужем за Марком? — ошеломленно переспросил он.
— Да. Ровно один год.
— Но почему, если он был таким хорошим мужем?
— Потому что я была плохой женой, просто отвратительной… и, осознав это, ушла от него… Но ничего, он потом женился на другой, у него родилась дочка, он назвал ее Вероникой…
— Он любил тебя? Я это всегда подозревал… А ты его не любила?
— Понимаешь, Влад, наверное, я просто не способна любить… Вообще! Ну не дано мне это!
— Но разве ты… ты же меня любила?
— Нет, мне так казалось, по молодости и глупости.
Я просто еще ничего тогда не понимала.
Врет, подумал он, врет, чтобы причинить мне боль и в то же время от меня защититься.
— И Гришу своего не любишь?
Она опять ласково улыбнулась:
— Гришу я обожаю, а это разные вещи, согласись!
— Обожаешь? Он что, тенор, чтобы его обожать?
— Нет, баритон, мне всегда нравились баритоны, разве ты не помнишь? И к тому же он прекрасно поет!
— Он певец, что ли?
— Певец!
— Известный?
— Ну в определенных кругах… Он, видишь ли, камерный певец, а камерные певцы не бывают так уж безумно популярны.
— И он, конечно, хорош собой?
— Ода!
Опять заболело под ложечкой, да как… А кому приятно слышать, что женщина, которую ты хочешь больше всего на свете, обожает какого-то там камерного певца? Наверняка, кстати, он неудачник, иначе она не стала бы говорить, что камерные певцы не бывают слишком популярны. Бывают, еще как бывают, Фишер-Дискау, например!
— Влад, наверное, мне уже пора…
— А на десерт ты ничего не хочешь?
— О нет, я просто не в силах съесть еще хоть что-то! Ты меня отвезешь?
— Куда прикажете?
— Томас-Манн-штрассе.
— Разумеется, отвезу. Но завтра мы встретимся, может быть, съездим в Гент? Поговори с Аллой!
— Непременно.
— Ты дай мне ее телефон, я вечером позвоню.
— Хорошо.
— Значит, Томас-Манн-штрассе?
— Да. Ты знаешь, где это?
— Найду!
— Там есть ресторан «Феликс Круль», помнишь, кто это?
— Ну еще бы! «Признание авантюриста Феликса Круля». Черт возьми, а мы были начитанные…
— Теперь говорят, продвинутые, правда, тут немного другой оттенок… Ты вот, например, знаешь, кого называют ботаниками?