— Подожди, Дайан! Не надо!.. — донесся чей-то оклик откуда-то издалека, но было уже поздно. Кажется, потом мне кричали что-то еще... но я уже ничего не слышала и не видела ничего вокруг.
Тело пронзила судорога, и я замерла, не в силах даже дышать. Не в силах поверить своим глазам. Отчаянно цепляясь остатками разума за обрывки мечущихся в панике мыслей.
Этого просто не может быть... Это какая-то ошибка, обман зрения... Это неправда…
На меня смотрели остекленевшие глаза Льюиса. Глубокие царапины обезобразили гладкое, красивое лицо, теперь застывшее в уродливой гримасе предсмертного крика, а его окровавленные ладони все еще зажимали страшную рану — практически полностью распоротый живот.
Я словно окаменела: тело не слушалось, воздух отказывался идти в легкие. И только стук сердца, набатом отдающийся где-то в затылке, доказывал, что я еще жива.
Я резко зажмурилась в надежде, что вот-вот проснусь и все это окажется лишь кошмарным сном… Через несколько секунд я медленно открыла глаза.
И ничего не изменилось. Передо мной по-прежнему лежал мой мертвый друг, уже успевший остыть.
Я с трудом протянула непослушную руку к лицу Льюиса и закрыла ему глаза. Ладонь трясло, будто от холода.
Нет.
Нет.
Нет.
Это невозможно...
Кто-то подошел ко мне со спины, обхватил за плечи и поднял на ноги. Я качалась, словно на ветру, и точно бы упала, если бы заботливый некто не придержал меня за локоть. Затем меня куда-то повели. Я не хотела идти, не должна была, просто не могла. Душа буквально разрывалась на тысячу частей. Мне было больно, тоскливо, горько и страшно.
Страшно, что Льюис больше никогда не будет встречать меня по утрам веселыми шутками; никогда не будет смешно опускать взгляд, когда я подшучу над ним в ответ; никогда не будет задавать глупых вопросов и звать на свидания. Никогда. Вообще. Зато он сдержит свое обещание и никогда, никому не расскажет мою тайну. Такой вот страшной ценой.
Я этого не хотела.
А взамен наше кладбище станет больше еще на одну могилу.
Перевернутые боги, как же так…
— Пойдем, дочка... — Кто-то ласково звал меня, но я с трудом понимала значение слов. — Пойдем, ты уже ничем ему не поможешь.
Я подняла голову и увидела перед собой Самуэля. На его щеках тоже блестели слезы.
— Пойдем, моя хорошая, пойдем…
...Кажется, я проспала целую вечность. Утро, словно наперекор тому ужасному дню, оказалось ярким и солнечным. Лучи солнца проникали в мою комнату сквозь полупрозрачные шторы; в косых столбах света танцевала взвешенная в воздухе пыль.
Я лежала, уставившись невидящим взором в потолок, и думала.
О том, откуда появилось это чудовище; о том, кем или чем оно вообще было; о том, много ли еще таких тварей ждет своего часа в темных закоулках Фристады; о том, почему Льюису никто не пришел на помощь... вновь одни вопросы, и ни одного ответа. О том, кто убил проклятую тварь. А стоило опустить веки, как тут же из памяти вставала страшная картина: мокрая от крови земля, мертвенно-бледное, искаженное ужасом лицо Льюиса, и особенно четко — его остекленевшие пустые глаза.
Вчера, когда Самуэль привел меня домой, я была не в состоянии осмыслить произошедшее. Визит к Теням, новости о Вольфганте, приказ выкрасть Книгу, почти ночь практически в заточении и в довершение — гибель Льюиса... слишком многое произошло за столь небольшой промежуток времени. Но сейчас я была готова. По крайней мере, мне так казалось.
Я медленно встала с постели, и затекшие от долгого лежания в одной позе мышцы отозвались по всему телу тугой болью. Кое-как одевшись, я поплелась на кухню. Как я и думала, Самуэль уже ожидал меня там.
Он сидел у холодного камина, глядя в согреваемую руками чашку с успевшим остыть чаем. Вокруг губ Самуэля залегли глубокие морщины, плечи его поникли — куда только делась привычная гордая прямая осанка. Глава общины словно постарел за прошедшие сутки лет на десять — то, что произошло ночью, не на шутку его подкосило. Разумеется, мы несли потери не в первый раз, труд наемника во все времена был сопряжен с риском, но они никогда еще не были такими... внезапными, ошеломляющими и необъяснимыми.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Плачевное состояние Самуэля ранило меня не меньше, чем гибель Льюиса. Задержавшись на секунду в дверном проеме, я осторожно шагнула из коридора в кухню. Первая же половица предательски скрипнула под ногами, и я поняла, что переоценила свои возможности — координация движений после перенесенного стресса была нарушена. Самуэль тут же поднял взгляд от чашки и посмотрел на меня печально и устало. Только тогда я смогла увидеть, что задорный огонек, всегда, что бы ни случилось, плясавший в его добрых и внимательных глазах, потух. Прежде у старика были яркие синие глаза с пригоршней лукавства и смеха; теперь же в них плескалась лишь боль.
Больше не таясь, я пересекла кухню и заняла второе стоящее у камина глубокое кресло. Выдержав паузу, необходимую, чтобы собраться с силами и мыслями, я глухо спросила:
— Как это произошло?..
Молчание было долгим. Столь долгим, что я уже намеревалась повторить вопрос, решив, что старик меня не расслышал или не понял; однако спустя минуты, показавшиеся мне вечностью, Самуэль наконец заговорил, медленно и тихо.
— Я не видел, дочка. Я не ждал вас обоих той ночью.
— Что за тварь сотворила с ним такое? — в горле вновь встал комок, но я изо всех сил держала голос ровным.
— Минуталь. Слышала о них? Наверное, нет, их не было видно сотни лет.
— Нет, — я покачала головой. — Но теперь я хочу знать о них все. Как оно выбралось? Почему оказалось на кладбище? Зачем напало на Льюиса?!
Самуэль внимательно посмотрел на меня и грустно улыбнулся.
— Ты… — выдавила я. — Ты знал?
— Что ты пойдешь к Теням тем вечером? Нет. Но я знал, что они тебя ищут.
— Знал и не сказал мне? — вяло удивилась я. — На тебя не похоже.
— Я не вмешиваюсь в тайны Теней, — миролюбиво ответил Самуэль. — Брат Аргус спрашивал о тебе пару раз, пока ты была в отлучке. Тени никого не ищут просто так. Перечить им бессмысленно.
Я свернулась комочком в кресле, подобрала под себя ноги и так сидела какое-то время, слушая, как за стенкой скребется мышь.
— Я знал, что во Фристаде что-то происходит. Непонятное и страшное, и странное. Говорят, что твари лезут из всех щелей. Говорят, в Каирнах шевелятся восставшие. Наше кладбище освящено силой Единого — вот и не верь потом в бога Аскетов, да. На нашем кладбище было тихо... Но я не знал, что зло уже так близко.
Я встала, подошла к остывшей плите, разожгла ее и принялась варить себе кофе.
— Я должна тебе кое-что рассказать, — покаялась я, не поворачиваясь к Самуэлю. — Тени действительно искали меня. И я знаю, что происходит, но не знаю, почему Льюис, почему именно он…
Сколько бы ни было лет Самуэлю, каким разбитым он ни был, он подбежал ко мне резво, как мальчик, перехватил из затрясшихся рук кувшин и увлек меня на кресло. И там, прижавшись к Самуэлю, уткнувшись лицом в его теплое плечо, я рыдала, безостановочно, горько, по-детски, рыдала так долго, слушая успокаивающий ласковый шепот, пока, наконец, не почувствовала, что выплакала со слезами жгущую боль.
Самуэль сварил кофе, принес мне холодной воды. И я все рассказала — и про предложение Льюиса, и про брата Аргуса, будь он трижды неладен, и про Теней, про Вольфганта, пожри его Серый бог, про Книгу, про то, что я согласилась ее украсть.
— Я подумала, что смогу, — закончила я. — Что герцог избавит меня от браслета. Наверное. Это же шанс?
Самуэль, уже сидящий в другом кресле, вздохнул.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Возможно. Все может быть. Не герцог, так Белая Графиня. Она покровительствует Плачущим сестрам, она держит странноприимный дом. У нее не меньше власти, чем у герцога, и она очень умна. Я понимаю, почему ты пошла на это.
— И почему именно я, понимаешь тоже? — я уставилась на собственные руки. — Кроме того, что мне объяснили Тени? Что они могли от меня утаить? Я не верю, что мое умение скрываться — это все. И что им недостаточно одного Гуса, тоже не верю.