Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Матвей Горбушин привлек ее внимание сразу, едва только появился в городе. Ольга была польщена – моряк выделил ее из числа других, начал ухаживать. На первое свидание она отправилась с одной мыслью: утереть нос местным девчонкам.
Красное обветренное лицо старшего лейтенанта и его грубоватые манеры не нравились Ольге. Но ее привлекали рассказы о море, о далеких солнечных краях, о веселых и смелых людях. Рядом с Горбушиным начинала верить, что еще не все потеряно, что может быть ей удастся осуществить свои мечты.
Об Игоре в эти дни думала редко. Если начинала тревожить совесть, она убеждала себя, что ничего плохого не делает. Разве она жена? Разве ей нельзя встречаться и разговаривать с интересным человеком? Если Игорь и поревнует – это неплохо. Крепче станет любить… Скоро Горбушин уедет, и все будет по-прежнему.
Сегодня, собираясь на свидание в лес, Ольга впервые колебалась. Стоит ли? Не слишком ли смело?
«Чего мне бояться? Если он начнет приставать, я уйду», – решила она.
Рывком встав с кресла, поправила прическу. Крупно написала на обрывке газеты: «Мама, вернусь поздно, не жди. Окрошка в погребе. Нитки Пане отнесла. О.»
Положив бумагу под вазу на столе, Ольга вышла на крыльцо, заперла дверь и сунула под порог ключ.
В гуще леса бежит, петляет тропинка. По узкому перешейку между двумя глухими оврагами выходит она на площадку, нависшую над крутым и глубоким обрывом. Внизу серебряными кольцами вьется в зеленом бархате луга река, блестят озерки, сохранившиеся с весеннего паводка. Дальше – поля и синий лес на горизонте.
Простор, открывающийся с площадки, так необъятен, что кажется, будто ты птица, парящая высоко в небе, над рекой, над лугами, над лесом.
– Взлететь можно? – серьезно спросила Ольга, когда они с Матвеем подошли к самому краю обрыва.
– С ума сошла. Не прыгай – наверняка разобьешься.
– Хочу, Матвей! Улететь хочу.
– А ну тебя! Выдумываешь глупости. – Горбушин опасливо заглянул ей в лицо, за руку потянул от края площадки. – Иди сюда.
– Не бойся, не поднимусь я. Силы у меня такой нет.
– Да что это с тобой, Оля?
– Ничего.
Она села на разостланную газету, борясь с тоской, нахлынувшей вдруг на нее. Лицо стало злым, отчужденным. Матвей терялся, не понимая, о чем она думает, не находя слов для разговора.
– Парашютисткой бы тебе стать, – промолвил он, улыбаясь. – Или планеристкой. В Крыму, в Коктебеле девушки на планерах с высоких гор летают.
Ольга не ответила. Сидела покачиваясь, охватив руками колени, смотрела вдаль. Солнце уже скрылось, лучи его, вырываясь из-за горизонта, окрашивали облака в мягкие розовые, желтые и сиреневые полутона.
Ветер нес теплый запах цветов. Рядом где-то беспрерывно и печально пиликал кузнечик, провожая угасающий день.
– Что же ты молчишь? – вскинула голову Ольга.
– Просто не знаю, о чем говорить.
– Не все ли равно… Ну, скажи, какие тебе девушки нравятся, смуглые или светлые?
– Мне ты нравишься.
– Ой ли?
– Все смеешься?
– Наоборот. Я сегодня серьезна, как никогда.
– Огорчил тебя кто-нибудь?
– Нет, – грустно оказала она. – И не нужно об этом. Пора нам, Матвей, обратно.
– Успеем еще.
Он набросил на нее китель, обнял левой рукой. Прижимая ее голову к своему плечу, спросил:
– Хочешь уснуть вот так?
– Так тепло, – отозвалась она.
Объятие Горбушина было таким сильным, что Ольгу снова охватил страх: она чувствовала, что не сможет сопротивляться. И, странно, – ей совсем не было стыдно, хотя Матвей гладил ее ноги, колени. Она хотела сказать: «Не надо», но сидеть ей было уютно и лень было произносить что-нибудь.
Горбушин вдруг отодвинулся, шумно потянул носом воздух.
– Что? – встрепенулась девушка.
– Подожди. – Матвей сделал несколько шагов, наклонился и пошарил рукой под кустом. – Ага, есть, – удовлетворенно сказал он, садясь рядом. – Вот цветок интересный. Днем хоть и цветет, а не пахнет. Будто стыдится. Зато ночью какой запах, а? Голова кружится!
– Фиалка?
– Белая фиалка, ночная красавица.
– Зрение у тебя хорошее…
– Я сперва запах услышал… Жаль только с корнем сорвал, может, на этом месте еще бы вырос. Знаешь, как грибы растут?
– Может быть.
– А ну, дай я его тебе на грудь приколю.
– Сама.
– Не мешай. Я лучше сумею.
– Пусти, Матвей.
– Не пущу, – отстранил он руки Ольги, стиснул их крепко, до боли.
Совсем рядом она увидела его глаза, хотела крикнуть, но подумала с удивительным равнодушием, что это бесполезно, что в пустом лесу все равно никто не услышит ее.
В девять часов ребята встретились на краю оврага. Игорь пришел последним. Сашка Фокин сидел на камне и снимал ботинки. Рядом лежала труба, надраенная тертым кирпичом.
– Ты погляди, Игорь, кто есть этот человек? – возмущенно оказал Дьяконский. – Это типичный мещанин. Он идет в лес на массовку. Он собрался отдыхать, валяться на траве. Для этого ему обязательно нужно явиться в пиджаке и при галстуке.
– Снять! – весело закричал Игорь. – Бей мещанина!
– Караул! – вопил Сашка, прыгая на одной ноге. – Караул! Раздевают!
Галстук очутился у Игоря. Фокин, красный, растрепанный, снова сел на камень, оказал, отдуваясь:
– Черти! Артиста ограбили. Как я перед публикой покажусь?
– Нужен публике галстук твой, как рыбе зонтик… Ну, айда. Хватит копаться.
Ребята перебрались через овраг на тропинку. Приятно было шлепать босиком по теплой, мягкой пыли. Вычищенные ботинки несли в руках.
По отцветающему ржаному полю перекатывались под легким ветерком изумрудные волны. Когда добегала волна до тропинки, усатые колоски с шорохом пригибались к земле, кланялись проходившим мимо ребятам.
– Эй, смотрите! – воскликнул Сашка, указывая рукой.
С пригорка видна была дорога. По ней, поднимая пыль, двигалось несколько автомашин, шли люди.
– Весь город в лес подался! Эх, и погуляем сегодня!
– Трубу не прогуляй, – серьезно предупредил Виктор.
– Это нет. Боюсь только, как бы до дыр не продуть.
* * *В лесу было много народу. На опушке, натянув между деревьями сетки, и арии играли в волейбол.
На поляне танцевали под оркестр. Музыканты сидели в кузове автомашины. Фокин присоединился к ним.
– Настя, кажется, обещала прийти? – спросил Виктор. – Что-то не видно ее.
– Она в лагере, к трем часам собиралась, – ответил Игорь.
Было жарко. Забравшись в гущу орешника, ребята прилегли на траву. В лесу слышались смех, крики.
Там на шахте угольной паренька приметили,Руку дружбы подали, повели в забой, —
выводили молодые голоса. С другой стороны, за кустами, хрипло и вразнобой пела подвыпившая компания, резал слух надрывный бабий визг:
А поутру они проснулись —Кругом помятая трава-а-а.Ах, не одна трава помята,Помята девичья краса…
– Вот так и переплетается все в жизни, – сказал Виктор, глядя в небо.
– Что переплетается?
– И старое и новое.
– Ты, что же, против старых песен?
– И среди старых есть хорошие. Очень хорошие. Я о другом говорю. Сложно все в жизни, запутанно…
– Разберись, – лениво сказал Игорь.
– Трудно.
– Давай я помогу.
– Ладно, помоги, – усмехнулся Виктор, потирая подбородок. – Фашизм – злейший наш враг, верно?
– Ну, верно. – Игорь не удивился вопросу. С Виктором всегда так – не угадаешь, что у него в голове.
– Вот. А мы с этим злейшим врагом договор заключили.
– Потому и живем спокойно. Пусть Гитлер с англичанами цапается, наше дело сторона… А вообще-то и мне странно, – признался Игорь. – Только это не нашего ума дело. Нечего нам выше головы прыгать.
– А я прыгаю?
– Пытаешься иногда. А в таком спорте запросто синяки набить можно.
– Я ведь только при тебе да при Сашке.
– При нас пожалуйста. – Игорь повернулся, положил под голову руку. – Что-то на сон меня потянуло. Вздремнем?
Виктор не успел ответить.
– Эге-гей! – раздался неподалеку голос Сашки.
Веселый, потный, с трубой под мышкой, он медведем вылез из кустов.
– Вот вы где, братцы! А я пошабашил. Прогнали с машины.
– Доигрался?
– Отыгрался. Перерыв. А у вас еще ничего не готово? Казначей – деньги на бочку! Пошли за шамовкой. Пиво кончилось. Придется четвертинку взять, как вы?
Дьяконский пожал плечами.
– Бери, – согласился Игорь, – только лимонад не забудь.
– Ладно. Так я за горючим! Витька, марш за бутербродами!
Ребята ушли. Игорь облюбовал подходящее местечко в молодом березняке, пронизанном солнечными лучами. В густой траве росло много синих воздушных колокольчиков. Даже жалко было мять их. Развернув газету, Игорь положил по углам комья земли. Достал из сетки три стакана. Принялся резать перочинным ножом хлеб.
– Эй, Геродот!
Игорь обернулся. Через полянку, покачиваясь, шел Пашка Ракохруст. На нем щегольской, стального цвета костюм. Кремовая шелковая рубашка распахнута на груди.
- Неизвестные солдаты кн.3, 4 - Владимир Успенский - Советская классическая проза
- Весенняя ветка - Нина Николаевна Балашова - Поэзия / Советская классическая проза
- Зултурган — трава степная - Алексей Балдуевич Бадмаев - Советская классическая проза
- Под брезентовым небом - Александр Бартэн - Советская классическая проза
- Синие сумерки - Виктор Астафьев - Советская классическая проза