На 2 апреля Альмасан назначил генеральное наступление против центрального участка фронта противника, но вдруг изменил решение и приказал ждать атаки противника. Эскобар понимал, что с каждым днем восстания преимущество противника в боеприпасах становится все ощутимее. К тому же его войскам нужен был хотя бы какой-то успех, чтобы поднять боевой дух. Поэтому 2 апреля кавалерия Эскобара ударила по флангам федералов, а в центре перешли в наступление пехотинцы. Однако сильным артиллерийским и пулеметным огнем конница мятежников была рассеяна. Пехота Эскобара подобралась к траншеям противника на 80 метров. Вот тут-то по ней и ударила свежая кавалерия правительственных сил.
Несмотря на практически полную гибель кавалерии, пехота Эскобара стойко отражала контратаки федеральных сил. Но примерно в 3 часа пополудни эшелоны с мятежниками начали покидать Хименес. Вечером окопы оставила основная масса мятежников. Силы Альмасана тоже были крайне истощены, и он решил не преследовать противника ночью. Тем более что железнодорожные пути были разрушены, и враг не мог далеко уйти.
3 апреля Альмасан послал разделенную на две части кавалерию вдогонку мятежникам с востока и запада от железнодорожных путей. Коннице предстояло настичь врага у станции Эстасьон Реформа. Как раз там, где по приказу генерала разобрали пути, и должны были скопиться эшелоны Эскобара. Сам Альмасан с пехотой двигался прямо по путям на север.
Западная колонна кавалерии прибыла на Эстасьон Реформа чуть раньше и увидела, как мятежники выгружаются из эшелонов. Была проведена немедленная атака. Ошеломленные повстанцы, тем не менее, около двух часов успешно отбивали натиск. Но тут с другой стороны на них набросилась подошедшая с востока вторая колонна конницы. Началась настоящая резня, и в 14.00 битва завершилась полным разгромом частей Эскобара. Трупов было так много, что их не могли захоронить и просто сжигали в больших кучах. По официальным данным, мятежники потеряли 1136 человек убитыми, 2058 – ранеными и пленными. Спаслись только 200 мятежников во главе с Эскобаром, ускакав на чудом уцелевших лошадях.
Судьба мятежа была решена. Хотя Эскобар с трудом и собрал в Чиуауа около 2000 новых солдат, но с такими силами он не мог противостоять Альмасану, поэтому направился к американской границе.
После битвы при Эстасьон Реформа внушительные силы мятежников оставались только в Соноре. 7 марта наступавшие из этого штат на юг мятежники подошли к порту Масатлан. Но разногласия среди восставших генералов помешали атаке на город. Затем туда подошли правительственные подкрепления с юга из штата Халиско. Именно в Халиско бушевало восстание «кристерос», и если бы эскобаристы договорились с ними о скоординированных действиях, Кальес не смог бы перебросить под Масатлан ни одного солдата. 21 и 23 марта повстанцы атаковали уже опоясанный траншеями Масатлан, но были отогнаны артиллерийским и пулеметным огнем. Со стороны правительственных сил активно действовала канонерская лодка «Прогресо». После неудачной осады сонорская группировка мятежников стала отходить на север и угрозу уже не представляла.
После разгрома Эскобара у Хименеса Кальес во главе 1000 солдат присоединился к Карденасу, и объединенная группировка правительственных сил численностью примерно 8000 человек стала преследовать около 2000 мятежников в Соноре. Когда повстанцы приготовились дать оборонительное сражение, чреватое серьезными потерями для правительственных сил, в полной мере проявила себя полученная из США авиация. Занявшие оборону мятежники были подвергнуты массированным бомбардировкам, что, по сообщению посольства США в Мехико, произвело на них «потрясающий деморализующий эффект»[77]. Когда к позициям противника 25 апреля приблизилась федеральная кавалерия, выяснилось, что мятежники почти полностью рассеялись, а оставшиеся на позициях готовы капитулировать. Как отмечало посольство США, «по-видимому, первый раз за всю историю Мексиканской революции была использована бомбардировка с аэропланов, и во время последних дней мятежа она оказала решающее воздействие»[78].
Еще в начале апреля, после битвы при Хименесе, стало ясно, что подавление мятежа является вопросом ближайших дней. Среди мятежников участились случаи дезертирства, причем на сторону федералов переходили целые подразделения. 12 апреля два генерала мятежников перешли американскую границу и попросили политическое убежище. 20 апреля в США сбежал один из лидеров мятежа генерал Урбалехо. В последнюю неделю апреля федералы добивали остатки мятежников, прижатых к американской границе. Эскобар перешел в Калифорнию и попытался договориться с губернатором штата Нижняя Калифорния Абелярдо Родригесом, чтобы тот снова пропустил его на мексиканскую территорию. Однако Родригес (тот самый, который еще в январе предупредил власти о готовящемся мятеже), естественно, отказался. Эскобар заявил, что провал восстания произошел по вине США: «У нас было полно денег… но Соединенные Штаты были против нас. Мы неоднократно пытались купить боеприпасы за границей (в США – прим. автора), однако нам это не удалось из-за жесткого контроля границы американцами»[79].
Эскобар был прав, особенно если учесть масштабы военной помощи США мексиканскому правительству. За время восстания США продали Мексике 2500 25-фунтовых осколочных авиабомб, 500 50-фунтовых авиабомб, 200 100-фунтовых авиабомб, 5000 винтовок «энфилд», 48 пулеметов (в том числе авиационных), более 3 миллионов патронов, бомбосбрасывающие механизмы, запчасти, горюче-смазочные материалы и гранаты со слезоточивым газом[80].
Эскобар переехал в Канаду, где жил, не зная стеснения в материальных средствах (видимо, помогли «реквизиции» в банках)[81]. В 1937 году президент Карденас, который в 1929 году отличился при разгроме мятежа, амнистировал всех бывших повстанцев, но Эскобар не вернулся. Он возвратился только в 1942 году, чтобы «предоставить себя в распоряжение нации» в тяжелое время Второй мировой войны.
Так закончилось последнее крупное восстание регулярной армии в истории Мексики. Кальес использовал его на сто процентов: из вооруженных сил были удалены 9 дивизионных и 8 бригадных генералов, а также 51 бригадир[82]; из Конгресса – 52 депутата и 4 сенатора, которым инкриминировали поддержку мятежников[83]. Из 227 депутатов Конгресса 221 теперь были членами только что основанной Кальесом НРП.
В четырех ключевых штатах – Соноре, Чиуауа, Дуранго и Сакатекасе – были сменены правительства. Сторонники Обрегона лишились всех своих позиций в государстве. Кальес как победитель мятежников стал самым сильным человеком страны и пользовался куда большим авторитетом, чем временный президент Портес Хиль, который во время мятежа не покидал Мехико.
Мятеж вошел в историю Мексики как «восстание банков и железных дорог» (потому что восставшие генералы грабили банки, а потом сбежали по железной дороге). Он обошелся стране в 2000 убитых и 13,8 миллиона песо ущерба[84], которые, как с гордостью вспоминал Портес Хиль, удалось погасить из бюджета, не прибегая к чрезвычайным мерам вроде экстренных налогов.
В США прекрасно понимали, что восстание только сыграло на руку Кальесу Не случайно статья в американском журнале «Тайм» от 13 мая 1929 года называлась «Выгодный мятеж». В статье цитировались слова Портеса Хиля: «Восстание, которое мы – или, скорее, генерал Кальес – только что подавили, окажется, я уверен, очень благоприятным для страны». Теперь сила противников Кальеса в армии и государстве была сломлена[85].
Мятеж поставил крест на одном из кандидатов в президенты. В конце 1928 года в Мексику вернулся мексиканский посол в Великобритании Гильберто Валенсуэла, которого сразу стали рассматривать как возможного наследника Обрегона. Немаловажным был тот факт, что Валенсуэла родился в 1892 году в Соноре, родном штате Обрегона. Он получил степень адвоката, служил директором школы. С 1910 года активно участвовал в борьбе против диктатуры Диаса, то есть был «старым революционером». В то время когда Обрегон был министром обороны, Валенсуэла занимал пост главного военного прокурора. После прихода к власти в 1920 году Обрегон сделал Валенсуэлу министром внутренних дел, то есть фактически главой кабинета. В 1924 году Валенсуэла был направлен послом в Бельгию. В 1925-1928 годах, во время президентства Кальеса, он снова стал министром внутренних дел, а затем послом в Англии.
Понимая популярность Валенсуэлы как твердого и хорошо известного всей стране обрегониста, Портес Хиль предложил ему в конце 1928 года пост судьи Верховного суда. Тот, кто его занимал, по законодательству автоматически лишался права баллотироваться в президенты. Валенсуэла попросил на раздумье три дня, посоветовался за это время с генералами-обрегонистами и предложение любезно отклонил[86]. Когда разразился военный мятеж, Валенсуэла поддержал его и тем самым оказался вне закона. Подавление мятежа поставило крест на его президентских амбициях. Валенсуэла отправился в эмиграцию в Аризону, где и жил до 1935 года, пока его не помиловал президент Карденас.