— Не говорил ли он вам когда-нибудь, — произнес Дэвид с какой-то странной дрожью в голосе, — … не говорил ли он вам когда-нибудь о маленькой речке, о притоке Файрпен?
— Файрпен… Файрпен, — пробормотал отец Ролан. — Тэвиш рассказывал мне о многих местах, но такого названия я не помню. Файрпен! Постойте, он говорил! Я теперь вспомнил. Он жил там один год, тот год, когда он перенес оспу. Он едва не умер там. Мне хочется, Дэвид, чтоб вы встретились с Тэвишем. Мы остановимся на ночлег в его хижине. Он любопытный тип.
Внезапно он вернулся к вопросу Дэвида, спросив:
— А что вы хотите знать о реке Стайкайн и Файрпен-Крике?
— Я читал об этих местах и заинтересовался ими, — ответил Дэвид.
— Судя по тому, что говорил Тэвиш, это очень дикая страна. Однако шестьдесят лет тому назад, во время золотой лихорадки, там, наверно, было много белых. Я думаю, теперь их там немного. Тэвиш сможет дать вам точные сведения: он вернулся оттуда только в сентябре прошлого года.
Дэвид больше не задавал вопросов и все свое внимание перенес на рыбу. В это время во дворе раздался лай лисиц, постепенно перешедший в настоящий рев. Торо улыбнулся.
— Я должен был накормить лисиц еще два часа тому назад; а они знают время кормления, — объяснил он.
Встав из-за стола, он произнес, обращаясь к Дэвиду:
— Я сейчас буду их кормить. Может быть, вы хотите посмотреть?
Вместо Дэвида ответил отец Ролан.
— Через десять минут мы будем готовы. Пойдемте со мной Дэвид. Я для вас кое-что приготовил.
Они вошли в маленькую комнату, в которой провел ночь отец Ролан. Указав рукой на свою кровать, он произнес:
— Ну, Дэвид, переоденьтесь!
Дэвид с некоторым беспокойством обратил внимание на костюмы, в которых появились утром отец Ролан и Торо: на них были толстые шерстяные фуфайки, теплые штаны, спускавшиеся немного ниже колен, длинные ненецкие чулки и мокасины из оленьей кожи. Сейчас, когда Дэвид посмотрел на кровать, его беспокойство по поводу собственного костюма рассеялось. Он начал переодеваться и меньше, чем через четверть часа, принял вид, соответствующий его новой жизни. Когда отец Ролан снова вошел в комнату, чтобы научить его, как следует подвязывать мокасины, он принес с собой меховую шапку.
В ответ на вопросительный взгляд Дэвида отец Ролан сказал:
— У меня всегда есть несколько запасных костюмов, а шапку сделала Мари. Она сняла мерку с вашей шляпы, и пока мы спали сшила из меха водяного кота эту прелестную шапку.
— Мари… сшила… для меня? — спросил Дэвид.
Отец Ролан утвердительно кивнул головой.
— Сколько я должен уплатить?..
— В лесу, Дэвид, между друзьями не бывает разговоров о плате.
— В таком случае, может быть, Мари разрешит мне подарить ей что-нибудь, сделать маленький подарок в знак моей благодарности… моей дружбы?..
Не дожидаясь ответа отца Ролана, Дэвид прошел в свою комнату. Открыв ключом один из своих саквояжей — тот, в который раньше положил карточку девушки, — он вынул из него маленькую коробочку, и, вернувшись к отцу Ролану, протянул ему. Суровые складки образовались вокруг рта Дэвида.
— Отдайте это от моего имени Мари, — сказал он.
Отец Ролан взял коробочку и, не взглянув на нее, посмотрел Дэвиду прямо в глаза.
— Что в ней? — спросил он.
— Медальон, — ответил Дэвид. — Ее медальон. В нем есть портрет, ее портрет, единственный, который я имею. Будьте добры, уничтожьте, пожалуйста, портрет, прежде чем отдадите медальон Мари.
Отец Ролан увидел, как внезапно что-то затрепетало в горле Дэвида. Он с такой силой сжал в руке маленькую коробочку, что едва не раздавил ее. Его сердце забилось от радости. Встретив взгляд Дэвида, он произнес только одно слово, которым выразил наполнявшее его чувство. Это слово было — победа!
Глава VII. ДЭВИД ВСТРЕЧАЕТСЯ С БЭРИ
Отец Ролан сунул в карман коробочку с медальоном и вместе с Дэвидом вернулся в комнату, где их ждал Торо. Они втроем вышли из хижины. Едва они показались перед домом, как собаки встретили их оглушительным воем. Дэвид увидел десятка два рвавшихся на своих цепях диких, свирепых собак с длинной шерстью и белыми острыми клыками.
Мукоки принес мешок с мороженой рыбой. Торо взвалил его на плечи и отправился за хижину, туда, где гуще росли сосны. Дэвид и отец Ролан последовали за ним. Вскоре они приблизились к первому домику для лисиц.
Все это время отец Ролан ощущал в своем кармане маленькую коробочку с медальоном и не переставал думать о том, как бы поскорее уничтожить находившуюся в нем карточку. Он боялся, что Дэвид, поддавшись слабости, переменит свое решение и возьмет обратно портрет женщины, которая едва не погубила его, и с нетерпением ждал удобного момента. Торо бросил несколько рыб сквозь проволочную решетку первого домика и начал объяснять Дэвиду, почему в каждом из десяти домиков находятся две самки и только один самец и почему для лисиц необходимы теплые домики с зелеными крышами. Этим моментом воспользовался отец Ролан и повернул назад к хижине. Едва хижина скрыла его от глаз Дэвида, как он достал из кармана коробочку, открыл ее, вынул медальон и взглянул на портрет.
Стиснув зубы, с каким-то странным огнем в глазах он вытащил портрет из медальона и разорвал его. Дело было сделано!
Отец Ролан вернулся к лисьему питомнику в тот момент, когда Торо уже кончал свой обход. Дэвида там не было. В ответ на вопрос отца Ролана, Торо кивнул головой по направлению к чаще леса.
— Он сказал, что хочет немного пройтись по лесу.
Отец Ролан что-то пробормотал, а затем с внезапным блеском в глазах проговорил:
— Я покину вас сегодня.
— Сегодня! — удивленно вскрикнул Торо. — Сегодня? Ведь уже скоро полдень!
— Он не способен к большим переходам, — ответил отец Ролан, кинув головой в сторону, куда ушел Дэвид. — Он слишком слаб. Если мы отправимся в полдень, то до темноты у нас будет четыре часа. Мы остановимся у Оленьей реки. До нее всего восемь миль, но на первый раз для моего друга этого достаточно. А кроме того, — он на мгновенье умолк, словно взвешивая свои соображения, — я хочу поскорей увезти его.
Торо поднял с земли пустой мешок и сказал:
— Мы сейчас начнем нагружать сани. На каждую собаку придется, вероятно, по доброй сотне фунтов.
Когда они подходили к хижине, отец Ролан бросил взгляд назад, чтобы убедиться, не вернулся ли Дэвид.
Отойдя на несколько шагов в глубь леса, Дэвид остановился в немом восхищении. Он очутился на крошечной полянке окруженной неподвижными, точно мертвецы, соснами, и елями, покрытыми саваном свежевыпавшего снега. Не слышалось ни щебетания птиц, ни шелеста их крыльев; ни один звук не нарушал чудесной тишины. В эти мгновения Дэвиду казалось, что он стоит на пороге великого загадочного безмолвного Севера. Он знал, что перед ним распахнулась дверь в новый мир, который простирался на сотни, тысячи миль; мир белый, прекрасный, грозный, незыблемый и вечный. В этот мир его звал отец Ролан, и он, Дэвид, почти дал свое согласие. Внезапно Дэвид расхохотался, и в этом горьком смехе звучала насмешка над самим собой. Какое право имеет он вступить в этот мир? Ведь уже сейчас от нескольких сот шагов, пройденных по глубокому снегу, у него разболелись ноги!