Я попала в мир, где произошла какая-то страшная катастрофа, стеревшая местное человечество подчистую. Что именно произошло, никто не знал — ходили лишь какие-то легенды, слухи и обрывки информации. В окрестностях Дальнего леса располагались руины сразу нескольких городов. В отличие от похожих мест в стартовой локации они не были проклятыми или еще каким-то образом запретными для посещения. С другой стороны, кого когда-нибудь останавливали запреты?
В городах этих находили книги, какие-то папки с записями, но ничего цифрового, ничего электронного — даже странно, учитывая уровень отдельных находок. Взять, к примеру, те же остатки дорог, которые до сих пор находят в самых далеких дебрях. Как могли люди, строившие такое, не пользоваться компьютерами? Моему мозгу это сложно воспринять.
Записи можно было расшифровать, воссоздать мертвый язык ушедших аборигенов этого странного мира и понять, почему все здесь так устроено. Как получилось, что реальность действует по принципам компьютерной игры, и не это ли стало причиной местного апокалипсиса. Черт возьми, мы даже не знаем, как выглядели наши предшественники! А ведь это казалось мне чуть ли не с самого моего появления здесь наиболее интересным. Ну, как с самого начала — недели через две, когда нам рассказали о Запретном городе, а потом мы нашли остаток какого-то механизма. Жаль, глава моего тогдашнего отряда был невероятным тупицей и приказал выбросить находку, чтобы не навлечь на нас неприятности. Не знаешь, держись подальше — ну что за глупый принцип.
С тех пор прошло чуть более десяти лет. Я уже не глупая мечтательная студентка Катька, а Екатерина Борисовна Палюшик, глава департамента исследовательских изысканий Новой Москвы. Для близкий друзей, впрочем, я по-прежнему просто Катя. Вот только друзей таких раз-два и обчелся.
И ведь что самое удивительное — за границей Дальнего леса я очутилась спустя примерно шесть лет после своего появления в этом мире. Года два я обживалась в жалкой попытке воссоздать кусочек прежнего мира — Новой Москве. А потом поняла — здесь никого не интересуют научные изыскания. Всем плевать на то, почему погибли несчастные аборигены, байки о каком-то правителе Номеносе, разбудившем бездну, большинству было вполне достаточно. Но не мне.
Я долго размышляла над тем, что же это за «бездна», которая стала поглощать людей. Атомное оружие? Похоже. Но сопоставив все факты и полумифы, о которых мне было известно, поняла, что все гораздо сложнее. Вот только в одиночку заниматься расследованием мировых загадок мне было не под силу. А другим было неинтересно. Тогда-то я и решила переманить на свою сторону не бессильных романтиков, а могущественных прагматиков. Конечно, пришлось поступиться частью своих принципов, но кого это волнует в нашей непростой жизни? Зато теперь у меня свой департамент, который все за глаза называют бесполезным, но в лицо мне этого никто никогда не скажет — из-за него. Точнее, из-за страха перед ним. Разумеется, все было не так просто. Сперва долгое и нудное продвижение по карьерной лестнице. С подставами, интригами — в общем, все как полагается. Потом ненавязчивое лоббирование своих интересов, поиск сторонников, прощупывание почвы. Черт возьми, да мне в разведку можно было идти еще в том, старом мире! В политику-то уж точно. И вот, как финальный штрих — тесное общение с одним из вершителей судеб этого города. Тут пришлось попотеть в самых различных смыслах…
— Я думаю, ответы на большинство наших вопросов можно найти на изначальных территориях, — он молчал и слушал. Он всегда слушал меня с интересом или просто делал вид. Вот и сейчас — рассеянно покивал, улыбнулся и попросил подождать, потому что экспедиция в Долину кровавых закатов пока не представляется возможной. Да, я знаю, есть общие договоренности между всеми городами о том, что нельзя вмешиваться в жизнь новеньких. Но разве ради науки нельзя пойти на уступки?
Да и хочет ли кто-то этим заниматься на самом деле. Большинство людей, попавших сюда, расставались с мечтой о доме. Новый дом был здесь — в мире, практически лишенном старости и смерти. В мире, где каждый мог достичь богатства и славы, если постарается. Новая Москва, Новый Париж, Новый Рим — города, жизнь в которых отличалась от той, к какой мы привыкли до попадания сюда, в этом мир. Отличалась в лучшую сторону. Здесь многого не было — например, сотовой связи и телевидения, а машины были настоящей роскошью, и владели ими единицы. Но все остальное… Все остальное было как в раю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Была ли она на самом деле, эта точка выхода? Или конец мира, или путь домой — как это место только не называли. Говорят, она где-то рядом. Люди, которые прошли опасности Дальнего леса, пересекли его и достигли мирной зоны, легко могли найти ее. Но почему-то никто не стремился. Все понимали — там, на Земле, они не более чем убийцы. Смертные убийцы. А здесь фактически бессмертные полубоги или как минимум герои. И зачем менять эту жизнь на эфемерное «возвращение домой»?
Многие уже обзавелись тут семьями, за десятки лет, которые люди провели в этом месте, у многих появились не только дети, но и внуки, а кое у кого так и вовсе правнуки. Вот только проблема была в том, что родившиеся здесь хоть и развивались по общим правилам — с уровнями, характеристиками и прочими местными особенностями, старели и умирали как обычные люди старого мира. Ты мог быть невероятно сильным бойцом, всесильным торговцем или правителем, но твой ребенок доживал в лучшем случае до ста лет. Да — как говорят, первые люди попали сюда еще во времена Первой мировой или даже раньше. Наверняка они считали, что попали в самый настоящий ад…
Это был единственный недостаток нового мира, но недостаток весьма существенный. Те, кто попал сюда извне, могли жить очень долго и практически не старели. Но те, чьим единственным домом был этот мир, медленно, но верно угасали. Многие даже, попрощавшись с детьми, разбивали свои надгробия, не в силах смириться с жизненной несправедливостью. Но таких было не очень много. В большинстве своем люди предпочитали жить пусть и в печали, но в вечной.
— Как жизнь, Палюшик? — этот невзрачный полноватый мужичок по имени Виктор был, наверное, единственным, кто мог себе позволить так со мной разговаривать. Все, как правило, или были отстраненно холодны, или держались откровенно по-лизоблюдски. А этот был простой как валенок, хоть и весьма неглупый. Он был слишком умен, просто не торопился это показывать. Его неряшливая внешность, у многих вызывающая если не брезгливость, то сочувствующую улыбку, всех вводила в заблуждение. Даже меня саму поначалу. До тех пор, пока не возникла необходимость наказать одного зарвавшегося придурка из торговой палаты. И именно Виктор тогда подсказал мне, как следует поступить. Железные нотки в голосе, абсолютная уверенность — в тот момент его было не узнать. И вот он уже опять неряшливый толстяк, улыбающийся и заискивающий. А тот парень из торговой палаты, посмевший прилюдно высмеять мой департамент, месяц не вылезал из лаборатории Крюгера. Не в качестве помощника, нет. В качестве подопытного. С тех пор он старался обходить меня за сто метров.
— Как обычно, — пожала я плечами, улыбнувшись Виктору, но не остановилась.
Он пристроился справа и чуть позади, продолжая незатейливо начатый разговор.
— Слышал, ты все никак не избавишься от идеи своей экспедиции?
— Ага, — не глядя на него, кивнула я.
Ничего нового. Этот вопрос он задает мне уже на протяжении последних двух или трех месяцев. Именно столько я безуспешно пытаюсь склонить верхушку на вылазку в изначальную местность. До этого я всего лишь просила отправить меня и еще несколько человек на внешнюю границу Дальнего леса. Но добилась лишь нескольких экспедиций в разрушенные города вдоль границы внутренней. Там мы нашли целую кучу полуистлевших от времени манускриптов и вполне приличных на вид томов, которые теперь безуспешно пытались расшифровать. Увы, талантливых лингвистов в моем департаменте, да и вообще во всей Новой Москве, попросту не было. Не было их, я так подозреваю, и в Новом Лондоне.