И Джей — если бы он столкнулся с этими чувствами, когда они возникали,— вынужден был с необходимостью признать, что он не всегда был отличным отцом и мужем, как он считал, что он не всегда был прав, что он не только проявлял любовь и заботу, но также вызывал гнев и негодование и порождал чувство собственной неадекватности у своей жены. Тогда он мог бы стать более открытым и более человечным, непосредственным, ошибающимся человеком. Вместо этого он чувствовал правоту своей точки зрения, уверенность в том, что он был отличным мужем и отцом, что в браке не было никакого напряжения, насколько он мог судить, пока Дженнифер по неизвестным причинам не «сошла с дистанции». Он считал разрыв брака необязательным и неправильным. Для него рассуждения Дженнифер о взаимоотношениях постепенно становились безобразной карикатурой того, что было истинно прекрасным, творческим и часто радостным. Он просто не понимал этого совсем, за исключением того, что он был уверен, что в этом не было его вины. Было досадно видеть потерю проницательности в таком талантливом человеке.
Спасение брака
Я многому научился, консультируя молодую замужнюю женщину Пег Моур. Хотя это происходило несколько лет назад, то, что ее беспокоило, и то, чему я научился, предстает как будто сейчас. Я познакомился с Пегги на своих занятиях в учебной группе. Подвижная, спонтанная, с хорошим чувством юмора молодая женщина, со здоровым обликом типично американской девушки. Однако немного позже она пришла ко мне на психотерапевтическую консультацию. Ее жалоба состояла в том, что ее муж, Билл, очень формален и скрытен с нею, что он с ней не разговаривает и не обменивается мыслями, невнимательный, что они сексуально несовместимы и быстро отдаляются друг от друга. Я стал думать: «Как жалко, что такая живая, замечательная девушка замужем за деревянным истуканом». Но когда она продолжила свой рассказ об отношениях и стала более открытой, маска сползла, и картина резко изменилась. Она сказала, что испытывает глубокое чувство вины по поводу ее жизни до брака, когда она имела связи со многими мужчинами, по большей части женатыми. Она осознала, что, хотя с большинством людей она веселая и живая, со своим мужем она — жесткая, контролирующая, недостаточно спонтанная. Она поняла также, что требует от мужа, чтобы он был исключительно тем, кем бы она хотела его видеть. На этом консультация прервалась из-за моего вынужденного отьезда из города. Она продолжала писать мне, выражая свои чувства, и однажды добавила: «Если бы я только могла сказать об этом ему (мужу), я бы оставалась самой собой дома. Но что после этого станет с его доверием к людям? Наверное, вы сочли бы меня отвратительной, если бы были моим мужем и узнали правду. Я бы хотела быть "хорошей девочкой" вместо "красотки". Я так все запутала».
После этого последовало письмо, из которого, на мой взгляд, стоит привести пространную цитату. Пег сообщает, какой она была раздражительной, какой неприятной она была, когда однажды вечером у них собралась компания. Вот что произошло после их ухода:
«Я чувствовала себя гадко из-за своего паршивого поведения... Я была такой мрачной, виноватой, сердитой на себя и Билла — пребывала в таком же удрученном настроении, в каком находились наши гости.
Поэтому я решила сделать то, что я действительно хотела и что все время откладывала, поскольку я поняла, что это было бы лучше, чем если бы кто-то другой сообщил Биллу о моем ужасном поведении. Это было даже труднее, чем рассказывать вам, хотя это тоже было достаточно сложно. Я не могла рассказывать об этом в таких же подробных деталях, но мне удалось выразить некоторые неприятные чувства к моим родителям и даже более того — к этим «ужасным» мужчинам. И вдруг я услышала от него самое лучшее, что я вообще когда-нибудь слышала от него: «Ладно, может быть, я могу тебе помочь?» — при разговоре о моих родителях. И он вполне принял все, что я делала. Я рассказала ему, как я иногда чувствую себя неадекватной во многих ситуациях — поскольку мне не разрешали делать многих вещей, например, я даже не знаю, как играть в карты. Мы с ним разговаривали обсуждали и действительно глубоко разобрались в наших чувствах. Я не рассказывала ему все о мужчинах — не называла их имена, но я дала ему представление о том, что их было много. Представляете, он так хорошо меня понял и все так прояснилось, что я стала ему доверять. Теперь я не боюсь рассказывать ему о своих глупых, нелогичных чувствах, которые продолжают возникать во мне.
А если я не боюсь, тогда, может быть, со временем эти глупые мысли и чувства перестанут возникать. Тогда, вечером, когда я писала вам, я была почти готова все бросить — я даже думала о том, чтобы уехать из города (избавиться сразу от всего).
Но я понимала, что я должна разобраться с этим, потому что не буду счастлива, пока не решу этот вопрос. Мы поговорили о детях и решили подождать с ними, пока Билл закончит обучение, и я была счастлива, что мы пришли к согласию в этом. Билл думает приблизительно так же, как и я, по поводу того, что бы мы хотели сделать для наших детей и, что более важно, чего бы мы не хотели делать для них. Так что если вы не получите больше отчаянных писем, то знайте, что все Идет хорошо, насколько это возможно.
Мне очень интересно — знали ли вы все это время, что было той единственной вещью, которую я должна была сделать, чтобы возникла близость между Биллом и мной? Это, как мне казалось, было то, что Биллу не понравится. Я думала, что это разрушит его веру в меня и во всех. Между Биллом и мной возник такой большой барьер, что Билл казался мне почти чужим. Единственно, почему я себя заставила сделать это, было понимание, что, если я, по крайней мере, не узнаю его ответ на вопросы, которые мне мешали, это будет нечестно по отношению к нему — нужно оставить ему шанс доказать, что ему можно довериться. Он доказал мне даже больше: он тоже провалился в ад со своими чувствами — по отношению к его родителям и по отношению ко многим другим людям в целом» (Rogers, 1961, с. 316 — 317).
Интересно выяснить, сколько психической энергии растрачивается супругами, которые в своем браке пытаются скрываться под масками! Пег, несомненно, чувствовала, что она только в том случае приемлема для своего мужа, если она поддерживала фасад респектабельности. В отличие от Дженнифер она отчасти осознавала свои чувства. Но была уверена, что если она откроет их, то будет совершенно отвергнута.
Для меня важность этой истории состоит не в том, что Пег сообщила своему мужу о своих прошлых сексуальных связях. Я не думаю, что это и есть тот урок, который нужно отсюда извлечь. Я знал счастливые браки, где один супруг скрывал что-то от другого, но не чувствовал при этом дискомфорта. В случае с Пег это сокрытие воздвигло огромный барьер, такой, что она не могла быть искренней во взаимоотношениях со своим мужем.
Вот одно правило, которое оказалось полезным для меня самого: в любых продолжительных отношениях любые устойчивые чувства лучше открыто выражать, а не подавлять их. Подавление их может только повредить отношениям. Первое условие не случайно. Только если отношения достаточно продолжительны и только если это повторяющиеся или'устойчивые чувства, необходимо раскрывать их партнеру. Если этого не сделать, то такое постоянно невысказанное чувство постепенно становится ядовитым, как это произошло в случае с Пег. Так, когда она спрашивает: «Знали ли вы все это время, что это за единственная вещь, которую я должна была сделать, чтобы создать близость между Биллом и мной?» — я, несомненно, полагаю, что ее искреннее признание и сообщение о своих реальных чувствах спасли брак, но была ли необходимость рассказывать подробности ее поведения Биллу — могла решить только она.
Позднее мне стало известно, что у них родился здоровый ребенок и отношения окончательно наладились.
Мой собственный брак
Я бы хотел рассказать вам о моем собственном браке, в котором состою, как это написано, свыше сорока семи лет! Некоторым из вас это может показаться невероятно долгим, но я не могу с этим согласиться. Элен и я часто сами удивляемся, что мы все еще обогащаем жизнь друг друга, и удивляемся, как и почему мы оказались такими счастливыми. Я не могу ответить на эти вопросы, но я хотел бы рассказать вам историю нашего брака настолько объективно, насколько я смогу. Возможно, в результате вы извлечете из этого какую-то пользу.
Мы с Элен жили в одном квартале пригорода Чикаго, тогда мы учились в средней школе. Там же жили и другие дети из нашей группы, и у нее было больше друзей, чем у меня. Когда мне исполнилось тринадцать лет, моя семья переехала, но я не помню особенной боли ни от разлуки с Элен, ни от того, что мы перестали поддерживать общение.