По уровню международных связей, по роли дружинного элемента, по взаимоотношениям с северными славянами-колонистами славянское общество лесостепи во II–IV вв. было очень близко к тому уровню, на котором оно оказалось в VI в. после преодоления последствий гуннского вторжения. Но следует сказать, что трехвековой период благоденствия лесостепного славянства без заметных для нас военных столкновений и во всяком случае без поражений и степных наездов (в чем сказалась внутренняя мощь земли Полян, Волынян, Бужан и Хорватов) был отмечен большей глубиной социальных процессов, большей устойчивостью развития общества, чем последующий период с его тысячеверстным размахом славянского расселения и сложными взаимосвязями славянства с непрерывно пополнявшимися ордами и царствами кочевников-тюрок.
Нашествие гуннов. «Бусово время»
Благоприятная ситуация исчезла в связи с нашествием гуннов в 370-е годы. Впервые в степях Восточной Европы появились кочевники новой этнической принадлежности — не иранцы, а тюрки. Все последующие волны степняков (болгары, авары, хазары, печенеги, половцы) были тоже тюрками.
Гунны в союзе с готами и аланами (возможно, и частью славян) образовали огромный союз, воевавший с Византией, Ираном и ведший войны в Европе вплоть до р. Рейн, Страсбурга, Безансона и Орлеана. Основной район кочевания гуннов — степи между Дунаем и Тисой, в Причерноморье же кочевал брат Атиллы — Бледа (середина V в.).
События, связанные с гуннским нашествием, таковы: гунны и готы нанесли военный удар антам-славянам; разгром римских городов в Причерноморье подорвал важнейшую статью процветания славян Среднего Поднепровья — экспорт хлеба. В момент нашествия было зарыто множество кладов, невостребованных владельцами, что говорит о серьезном разгроме. Славяне Среднего Поднепровья уравнялись со своими менее развитыми сородичами, заселившими северную лесную зону. Контраст, отмеченный Нестором, исчез; наблюдается упадок всей культуры земли Полян и других лесостепных племен.
Главное внимание могущественного гуннского союза было обращено на юг — на Италию, Византию. Славянская лесостепь испытала единовременный разгром, но по нашим источникам не ощущается включения Среднего Поднепровья в систему гуннского владычества. Удаленные от ставки Атиллы на 900 км и отгороженные от главных сил гуннско-готского союза Карпатами, лесостепные славяне в известной мере были предоставлены самим себе. Степи же и береговая полоса несколько опустели, так как готы (тервинги и часть грейтунгов) ушли на запад, куда последовала и значительная часть алан. Оставшаяся часть грейтунгов отодвинулась к Азовскому морю и заняла Крым.
Начало вторжения гуннов в 375 г. было сопряжено с войной готов против антов. Винитар, преемник Германариха, сначала был побежден антами, но в дальнейшем ему удалось антов победить, и он «распял короля антов по имени Боза с сыновьями его и с семьюдесятью старейшинами». Автор «Слова о полку Игореве» 800 лет спустя знал об этой трагедии и, сказав сначала о счастливых «трояновых веках», напомнил затем и о печальном «времени Бусовом».
Великое расселение славян
Из своей обширной лесистой прародины славянские племена, жившие в первобытнообщинном строе, долгое время никуда не расселялись. Стимулом к расселению могли быть три фактора: во-первых, естественное увеличение населения, приводившее к необходимости расчищать и осваивать соседние леса, новые земли под пашню. Второй причиной расселения был натиск враждебных соседей. Уже в VI–V вв. до н. э. отмечено движение милоградских племен Среднего Поднепровья (геродотовские невры, праславяне) в северо-восточном направлении в землю будинов (юхновская археологическая культура) под давлением каких-то балтийских племен. Широкое колонизационное движение в северо-восточном направлении началось у славянских зарубинецких племен в последние века до нашей эры. Славяне были вынуждены частично покинуть плодородную лесостепь и уйти в леса под натиском сарматских кочевых орд, подступивших вплотную к лесостепи и, очевидно, теснивших земледельческое население. Третьим фактором, приводившим племена в движение, была социальная дифференциация, рост дружин и усиление власти вождей-князей. Социальный фактор действовал двояко: с одной стороны, он мог усиливать уход простых общинников в северные леса в целях сохранения свободы от возраставших повинностей (колонизация лесных областей продолжалась и в первые века после рубежа нашей эры), а с другой стороны, князья и дружинники открывали новые направления колонизации — на юг, к богатым приморским городам. Во времена Геродота славянская знать из Среднего Поднепровья приезжала в Ольвию в качестве мирных купцов, экспортеров хлеба. В I в. н. э. славяне-венеды доходили в своих походах до гирл Дуная, а в III в. н. э. «скифы» уже организовали походы из причерноморских портов; в том же столетии славяне утвердились на Нижнем Дунае (Певтингерова карта).
В V в. во всем славянском мире происходит подготовка к событиям последующего столетия, перекроившим политическую и этническую карту Европы. Далекие северные племена, внедрившиеся в сарматско-черняховское время в литовско-латышскую и отчасти финно-угорскую среду, начинают частичное возвратное движение на покинутый некогда юг. Хотя социальная структура племен Верхнего Поднепровья пока еще недостаточно изучена, можно думать, что основой этого движения был рост племенных дружин, ощутивших себя в достаточной мере сильными, для того чтобы увлечь какую-то часть племени сначала в более привлекательную южную лесостепную зону, а затем и много дальше — «через поля на горы, в тропу Трояню», т. е. через степи и хребты Балканского полуострова в богатые владения Византийской империи.
В истории всего славянства огромную роль сыграли события, происходившие в VI в. Недаром летописец Нестор начал свое введение в летопись («Повесть временных лет») с событий, которые могут быть приурочены к этому столетию.
Внутреннее развитие родо-племенного строя (усиление и упрочение древних племенных союзов), основанное на новом экономическом уровне, позволявшем не только прокормить, но и снарядить в далекий поход князя и его дружину, привело к новой социальной форме — к союзам дружин, которые были в меньшей степени ограничены племенной территорией, традиционными обычаями и волеизволением своих соплеменников на вече. Этот общий процесс отражен во всех источниках эпохи переселения народов: очень часто встречаются названия, составленные из двух разных племенных имен. Во многих случаях возникала дублетность: племя в целом проживало на своей исконной территории, а его дружины (в союзе с дружинами соседей) оказывались где-либо в другом месте, поближе к объектам военной поживы. Оторвавшиеся (временно или навсегда) от «своего народа племенные дружины на новом месте вступали в новые союзы, которые могли и не отражать соседства самих племен. Нередко проникновение на юг завершалось оседанием на землю, а по разведанным путям и появлением новых потоков соплеменников из исконной земли.
Три столетия борьбы европейских «варварских» племен привели по: мере ослабления Рима к усиленной диффузии множества северных племен в глубину империи. Сюда привлекала не только возможность воспользоваться богатствами городов и усадеб, но и плодородные, возделанные земли, благоприятный климат и наличие давно налаженного ремесла.
Дружинные походы за сотни километров, расщепление племен, возвращение обогащенных дружинников на старые родные места или оседание их на новой земле, установление новых связей и союзов, вхождение племенных дружин в гигантские суперсоюзы вроде гуннского — все это создавало новое качество родо-племенного общества внеримской Европы как в социальном, так и в этническом плане. Уменьшалась племенная замкнутость, вырабатывались общие черты родственных наречий, складывались сходные черты быта. В частности, во всей зоне славянской колонизации появился одинаковый тип жилищ — полуземлянки, соответствовавшие новому, подвижному образу жизни, так как постройка таких жилищ требовала меньших затрат труда, времени и материалов.
Страбон еще за пять веков до великого расселения славян писал о том, что «скифы» иногда переходят Дунай, бывший в то время северным рубежом империи. Под «скифами» здесь, согласно принятой этим географом скифо-балтийской концепции, можно понимать только славян пшеворского региона. В археологическом материале мы не можем уловить это первичное просачивание славянских дружин (дунайский лимес был укреплен), но свидетельство современника неоспоримо. За указанною пять столетий все славянские племена, включая и самые отдаленные, должны были получить то или иное представление о благодатном юге.