Читать интересную книгу Если бы (СИ) - Фокс Оксана

– А вот и он, – понизил голос Старков, и обратился на английском к крупному мужчине с серебряными висками в темно-каштановых волосах.

Слушая оксфордское произношение, Лина удивлённо смотрела на Андрея: слишком долго изучала язык, чтобы не уловить мгновенно.

– Мистер Олсен, разрешите представить вам мою... давнюю знакомую, Василину Калетник – талантливого художника, насколько я могу судить о таких вещах...

– Ян Олсен.

Лина вложила руку в протянутую ладонь и поняла, что розовеет под взглядом глубоко посаженных карих глаз.

– Мистер Олсен, генеральный директор "OSGC".

– Рада знакомству, мистер Олсен, – как и все Лина перешла на английский, значительно улучшенный за последние годы. – Что означает аббревиатура "OSGC"? – она взглянула на Андрея.

– Одноименная группа сталелитейных компаний, – ответил Олсен.

– О, ясно, спасибо...

– Мистер Олсен, отлично разбирается в искусстве и большой коллекционер.

– Правда? Планируете пополнить коллекцию?

– Подумываю, – протянул Олсен, скользя по Лине взглядом, подобным тому, каким минуту назад изучал картину.

Она обругала себя за неудачно построенную фразу. Сама виновата, что напросилась на двусмысленность.

– Могу я рассчитывать на вас? – спросил Олсен, цедя слова.

Лина посмотрела в довольно резкое лицо с крупными чертами, сомневаясь, что верно понимает. Отточенное произношение и словарный запас оказались бессильны. Она ограничилась кивком, разглядывая носки его квадратных туфель.

Под скошенным потолком витали отголоски смеха и музыки с нижних этажей. Молчание затягивалось. Чувствуя неприятную паузу спиной, Лина взглянула на Андрея. Старков интересовался узкой этажеркой из кованой латуни, пробуя пальцем узор. Олсен вернулся к прерванному созерцанию, словно остался один.

Сделав шаг в сторону, она тихонько потянула Андрея за рукав.

– Что вы думаете об этой картине? – повернул лицо Олсен.

– Я? Я думаю, она бесподобна, – пробормотала Лина, и вдруг прорвалась сдерживаемая досада:

– Если вам, правда, интересно моё мнение – это лучшая работа выставки! Она заслуживает, чтобы её перенесли вниз и установили на самое почётное место!

– Вы правы, – задумчиво протянул Олсен. – Мне нравятся эти формы: грубые и простые; противоречивые тени и полутона, словно форма опережает смысл. Что, по-вашему, хотел донести художник? Желает он нас поразить?

– Не думаю.

Лина взглянула на размытые прерванные линии, неуклюжие мазки, наваленные один на другой, небрежно выведенные дрожащей рукой. Совершенство в безобразии. В сердце кольнуло. Как тонка грань между хаосом и порядком, красотой и уродством. И как легко одно, подменить другим. Иногда казалось, что никакой грани вовсе нет, и становилось одновременно восхитительно легко и страшно.

– Художник писал по памяти. Он слепой, – автоматически произнесла она.

– Вот как, – Олсен отошёл на шаг, изменив угол обзора. – Возможно мне стоит купить её?

– Я думаю, вы уже приняли решение, – негромко произнесла она.

– Вы правы.

– Пф! – оторвался от своего занятия Старков, поднимая голову: – Теперь я понимаю, что значит говорить на одном языке! Вы звучите абсолютно непонятно для непосвящённых – ни на английском, ни на русском!

Лина виновато посмотрела на Андрея, забыв о его присутствии.

– Твой друг покупает картину.

– Ясно. Выгодное вложение? – Старков вскинул брови, но она только пожала плечами; он перевёл взгляд на Олсена.

– Несомненно, – тихо проговорил он.

Со стороны парадной лестницы приближалась группа людей. Поддерживая под локоть сутулую китаянку в красном пиджаке, Новицкий заметил Лину. Руководитель нахмурился, сделал знак присоединиться.

Она извинилась перед Олсеном, быстро условилась с Андреем встретиться позже, когда Ян пригласил на обед.

– Что скажете, молодые люди? – лениво проговорил он.

Старков выразительно посмотрел на Лину. Серые глаза смотрели почти умоляюще с тем же родным близоруким прищуром.

Глава 7

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Без четверти семь Лина подсела к ореховой тумбе швейной машинки, которая заменяла обеденный и рабочий стол. Открыв ноутбук, взглянула на письмо от Натали: непривычно краткое, без единой фотографий. Она сообщала о сдаче экзаменов, стажировке на Ямайке и невозможности приехать весной, как планировала. После точки рыдали три смайлика и столько же улыбались.

Ямайка... где она?

География не входила в число любимых предметом. Хриплая трель из коридора пресекла желание погуглить.

– Привет... – Андрей застыл с протянутой кистью.

– Что-то не так? – забеспокоилась Лина, глядя в вытянутое лицо. – О... не правильно оделась?! – ахнула, переводя взгляд с серого двубортного костюма и лилового галстука на свои джинсы.

– Ты какой год живёшь в столице и не знаешь в чем пойти в ресторан?

– А вы не предупредили, где будет ужин! – слегка уязвлённая она показала язык.

– Но, не в пиццерии же, – Андрей оглянулся в поисках места для портфеля из мягкой чёрной кожи. – И не ужин, а обед. Британцы наш ужин зовут обедом.

Отодвинув ноутбук, Лина скинула на пол конспекты, выдернула из рук Старкова сумку и водрузила на облезлую тумбу.

– Ты приобрёл снобистские наклонности?

– А ты смотрю отличный ноут. Хотя, куда мне! Ты, должно быть снобов не видела.

– А ты видел?

– Да.

– Бедный!

– Ну, не сказал бы.

– Значит, разбогател-таки?

– М? Ты стала меркантильной?

– Очень!

– С каких пор?

– С тех пор как зарабатываю сама, – рассмеялась Лина.

– Надеюсь, ты уже заработала на приличное платье.

– Платье?

– Да. Лучше если это будет платье.

– Лучше не бывает, – Лина скрестила руки. – Едва за порог, а уже командуешь. Андрей, номер не пройдёт, я не буду переодеваться. И, между прочим – "это", – она потянула пальцем шлёвку, – фирменные джинсы, в которых не выгоняют из ресторанов.

– Лина, пожалуйста, – вздохнул Андрей и посмотрел в глаза. – Крайне важный ужин.

Она помедлила, с досадой распахнула платяной шкаф. Выдернув с вешалки мамино любимое кашемировое платье, купленное в последний приезд, поплелась в ванну.

– Обед, – буркнула Лина и щелкнула замком.

Красивые выглаженные платья гроздьями украшали шкаф. Лина даже не помнила все, охотно одалживая однокурсницам. Мама любила платья, скупала охапками новинки, обожая наряжать Лину с детства. Только вот, себя в платьях – Лина не любила. Редко задумываясь над тем, что надеть – всему другому, предпочитая удобные джинсы, которые не жалко портить краской.

Жемчужно-серое узкое платье до колена с одним украшением – серебристой молнией на спине – красиво приоткрывало ключицы и оттеняло глаза. Так заявляла мама. Лина переделала хвост в пучок, подкрасила ресницы, коснулась губ телесной помадой. Она не выносила ни один блеск, делающий и без того крупный рот – большим и вдобавок липким. Приложила к ушам малахитовые серьги, подарок Александра Петровича к окончанию третьего курса и, взглянув в зеркало, раздражённо бросила в шкатулку. Нелепо прихорашиваться на ужин с бывшим парнем и его боссом.

– Ух ты!

– Сомневался в моей способности прилично выглядеть? – она склонилась над ящиком с обувью. – Вот, блин...

– Не помню тебя в платьях. Такое узкое... Пожалей сердце немолодого мужчины.

– Старков, тебе не угодишь: то платье – то сердце.

– Ох, нет! Сними эту мерзость, надень человеческие туфли на каблуке.

– Ты всё-таки сноб! – рассмеялась Лина, шнуруя кожаные ботинки и поглядывая в зеркало.

Обувь сочеталась с платьем и прозрачными колготками (счастливо найденными на дне комода) весьма странно.

– Другого выхода нет, – заключила она. – У меня нет туфлей. Это моя самая приличная обувь, кроме кроссовок естественно.

– Ладно, пойдём. Как бы не вскрыли машину, – заметил Андрей, выглядывая в окно. – Во дворе ни одного фонаря. Не известно, сколько ещё простоим в пробках, – пробурчал он, задёргивая штору.