Читать интересную книгу Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 2 - Коллектив авторов

шумовики и архитекторы, футуристы, всегда считали Войну единственным вдохновением искусства, единственной очистительной моралью, единственными дрожжами человеческого теста. Только Война умеет обновлять, ускорять, заострять человеческий ум, разгружать и насыщать воздухом нервы, освобождать нас от будничной тяжести, придавать жизни тысячу оттенков и наделять умом дураков. Война – единственный штурвал новой аэропланной жизни, которую мы подготовляем.

Война, усиленный футуризм, никогда не убьёт Войну, как надеются пассеисты, но убьёт пассеизм. Война – кульминационный и безукоризненный синтез прогресса (наступательная скорость + неистовое упрощение стремления к благосостоянию). Война – это грозное предписание всем мужества, энергии и ума. Обязательная школа честолюбия и героизма, полнота жизни и максимальная свобода в преданности родине.

Для бедной и быстро размножающейся нации война – это предприятие: приобретение недостающей земли ценой избытка собственной крови. Напротив, привилегированная и господствующая часть богатой нации понимает, обретя большое богатство, что это не Цель. Плачевно волнение парижских и лондонских ночей накануне войны! Героико-комическая жестикуляция молодых лордов, ради бравады забравшихся на крышу самого быстрого лимузина, полного богатейших женщин, переваривающих с самыми прекрасными улыбками и в самых лучших драгоценностях самый изысканный ужин! По ту сторону лихорадочной траты денег (женщины, туалеты, шампанское, игра, лошади) они, не зная того, призывали великую взрывную и вдохновляющую атмосферу непрерывной опасности и коллективного героизма, которая одна только может наполнить и питать нервы мужчины.

После рассеянной игры на маленькие ставки с искусством, любовью или с политикой они сегодня чувствуют необходимость поставить всё на один ход в большой решительной игре войны, чтобы увеличить силу Родины. Родина = расширение + умножение я. Итальянский патриотизм = содержать и ощущать в себе всю Италию и всех итальянцев завтрашнего дня.

Война лишит власти всех своих врагов: дипломатов, профессоров, философов, археологов, критиков, одержимость культурой, греческим, латынью, историей, сенилизм, музеи, библиотеки, эксплуатацию иностранцев. Война разовьёт гимнастику, спорт, школы практического земледелия, торговли и промышленности. Война омолодит Италию, обогатит её людьми действия, вынудит её больше не жить прошлым, руинами и мягким климатом, но только собственными силами нации.

СТУДЕНТЫ ИТАЛИИ!

Сегодня больше чем когда-либо слово Италия должно господствовать над словом Свобода. Все свободы, за исключением свободы быть трусами, пацифистами, нейтралистами. Все успехи на благо нации. Мы перечёркиваем римскую славу более великой итальянской славой. Поэтому сразимся с германской культурой уже не для того, чтобы защитить латинскую культуру, но сразимся с двумя этими равно вредными культурами, чтобы защитить итальянский творческий гений сегодняшнего дня. Моммзену3 и Бенедетто Кроче мы противопоставляем итальянского беспризорника. Позднее мы сведём счёты с антимилитаристами и интернационалистами, более или менее приверженными войне. Долой дискуссии! Все вместе и всей массой против Австрии! Наша великая гигиеническая война не в руках Саландры4, но в ваших руках! Возжелайте её, и мы её вызовем! Начните с выметания вон из университетов старых служителей-германофилов (де лол-лис, барцеллотти, бенедетто кроче и т. д.5), которых мы вместе освистали!

Ф.Т. Маринетти

29 ноября 1914

64. Новая религия-мораль скорости

Футуристский манифест

В моём первом манифесте – 20 февраля 1909 года я объявлял: «Великолепие жизни обогатилось новой красотой – красотой скорости». [После динамического искусства в этот футуристский год нашей великой освободительной войны рождается религия-мораль скорости. Христианская мораль служила развитию внутренней жизни человека. Сегодня у неё уже нет права на существование, потому что она целиком опустошила Божественное]1.

Христианская мораль охраняла человеческое тело от чувственных излишеств. Она укротила и уравновесила инстинкты. Футуристская мораль спасёт человека от разложения, предопределённого медленностью, традицией, анализом, покоем и привычкой. Человеческая энергия, во сто раз повышенная скоростью, будет господствовать над Временем и Пространством.

Человеку стал несносен равномерный и баюкающий ритм больших рек, сходный с ритмом человеческих шагов. Человек позавидовал ритму потоков, что похож на лошадиный галоп. Человек укротил лошадей, собак, слонов, чтобы объявить господство, увеличив свою скорость. Человек вступил в союз с наиболее послушными животными, подчинил диких и обратил в пищу съедобных. Человек вырвал у пространства электричество и углеродистые соединения газов. Побеждённые металлы стали плавкими благодаря огню, и человек заставил их соединяться с углеродом и электричеством. Таким образом создал он армию рабов, враждебных и опасных, но в достаточной мере усмирённых, – рабов, которые быстро мчат его по кривым земли.

Извилистые тропинки, большие дороги, повторяющие бесстрастие рек, хребты гор и их неровное чрево – вот древние законы земли. Нигде прямой линии. Повсюду изгибы и извивы. Скорость сообщает, наконец, человеческой жизни один из отличительных признаков божества – прямую.

Мутный Дунай под тяжёлой оболочкой грязи, с прохладным ликом, вглядывающимся в жизнь там, внутри, где стая жирных, похотливых и плодовитых рыб, – Дунай ворчливо колышется среди неумолимых утёсов, делающих его ложе обширным срединным коридором земли, величавой обителью, кровля которой сорвана неистовыми колёсами созвездий. Доколе же этот педант будет терпеть, чтоб несущийся полной скоростью автомобиль обгонял его, лая, как бешеный фокстерьер? Я хотел бы поскорей увидеть, как Дунай будет делать 300 километров в час по прямой.

Нужно преследовать, бичевать, истязать всякого, кто погрешает против скорости.

Это грех пассеистских городов, солнце там заходит, сплющивается, становится неподвижным. Кто может поверить, чтобы солнце исчезло сегодня вечером? Полно! Невозможно! Оно водворилось здесь! Обширные площади – озера стоячего огня. Улицы – реки дремлющего огня. Не пройти в потоках огненного дня. Никто не может выйти. Солнечное наводнение. Необходима охлаждающая барка или ледяной скафандр, чтобы миновать это пламя. Деспотизм. Полицейские законы света, запирающие восставших в тюрьму под знаком прохлады и скорости. Осадное положение. Горе выходящему из дому! Внезапное бедствие. Смерть. Каждая дверь скрывает солнечную гильотину. Горе мысли, покидающей череп! С высоты развалившейся колокольни – два, три, четыре – падают на голову свинцовые ноты. В домах – удушье, неистовство тоскующих по родине мух, судороги бёдер и воспоминания, бросающие в пот.

Преступная медлительность воскресно вырядившейся толпы и венецианских лагун.

Скорость, являющаяся по своей сущности интуитивным синтезом всех сил в движении, естественно – чиста. Медленность, по своей сущности – рассудочный анализ всех утомлений – естественно – порочна.

Взамен рухнувших Добра и Зла древности мы создаём новое Добро – Скорость, новое Зло – Медленность.

Скорость = синтезу всякой отваги в движении. [Агрессивная и воинственная.]

Медленность = анализу всех бездеятельных осторожностей. [Пассивная и пацифистская.]

Скорость = презрению препятствий, жажде нового, неизведанного. [Современность, гигиена.]

Медленность = отдыху, экстазу, неподвижному обожанию препятствий, тоске по знакомому, идеализации усталости и покоя, пессимистическому толкованию невиданного. Разлагающийся романтизм бродячего дикого поэта и длинноволосого философа в грязи и в очках.

Такое исповедание