устраивались тренировочные выходы за город. Тренировки дали многое, хотя и нельзя сказать, чтобы они были очень насыщенным.
Каждому предполагаемому участнику работы предъявлялись два условия: «не пищать» ни при каких обстоятельствах и не нарушать дисциплину в походе.
В подготовительной работе каждый из нас имел определенный круг обязанностей. На совести Валерия Кувшинникова лежала подготовка приборов. Галя Колобкова и Руфа Журавлева шили мешки для образцов почв и марлевые пологи к палаткам. Леня Шикалов доставал индуктометры. На Николая Васильева, как на человека «писучего»; была возложена деловая переписка, «дипломатические» визиты в различные организации, а также подготовка походной аптечки. Виктор Краснов был избран завхозом экспедиции. Каждый день приносил новые заботы: нужно было доставать тюль для накомарников и лопаты для забора проб, походные топоры и ремонтный набор, готовить неприкосновенный запас и градуировать приборы.
Лопатки достал Виктор Журавлев на одной из кафедр университета. Дали их ему со строжайшим наказом не потерять, и все время работы в экспедиции Виктор их оберегал так, как будто они были сделаны из чистого золота.
Лейб-егерем экспедиции считался Леня Шикалов. На вооружении у него был огромный «Зауэр». Леня рассчитывал на встречу с медведем. К медведям вообще члены экспедиции относились по-разному. Одни считали, что с медведями лучше не встречаться, другие отрицали самую возможность встречи. Леня жаждал медведей: он набивал патроны, лил пули и оттачивал самодельный охотничий кинжал.
Убедить Леню в необходимости оставления хотя бы пары медведей «на разводку» оказалось невозможным. Медвежьему поголовью Эвенкии угрожало полное истребление.
Большие заботы вызвал объем аптеки, заготовленной Николаем Васильевым. Количество взятых медикаментов было столь велико, что Плеханов осведомился у него, не собирается ли он открывать в Ванаваре полевой госпиталь. Плеханов держался того мнения, что «в тайге никакая инфекция не пристанет», и со своей стороны рекомендовал лечить все болезни марганцовкой. Дискуссия между эскулапами окончилась тем, что аптека была оставлена в прежнем виде, с условием, что таскать ее, в наказание за строптивость, будет Васильев…
Числа 20 июня был окончательно выработан план действий. 30 июня в Красноярск должны были выехать в качестве разведчиков и квартирьеров Плеханов и Васильев. Остальные должны были отправиться в путь 5 июля. В Красноярске наши «разведчики» должны были установить контакт с краевыми общественными организациями, попытаться разыскать очевидцев пролета метеорита, познакомиться с материалами краеведческого музея, а также попытаться привлечь к работе местных краеведов.
Стоял погожий летний денек, когда 30 июня близ вокзала Томск-1 собрались члены КСЭ. Светило солнце. На подъездных путях весело пыхтел бийский поезд. Толпы людей провожали родственников, друзей и знакомых, уезжавших в летние отпуска. Призывно гудели паровозы. Геннадий и Николай поднялись в вагон. Мимо окон медленно плыли станционные постройки.
КСЭ-1 началась…
От Томска до изб Кулика
(Из дневника И. Васильева)
1 июля
Итак, можно считать, что экспедиция началась. Мы в Красноярске. Прежде всего пошли к первому секретарю крайкома ВЛКСМ тов. Ратановой. Оказывается, мы приехали как раз вовремя: на днях открывается пленум крайкома комсомола. Товарищи из Эвенкии уже прилетели, и не прошло и десяти минут, как мы уже разговаривали с двумя Сашами: Сашей Шадриным — секретарем Эвенкийского окружкома ВЛКСМ и Сашей Мочаловым— секретарем Тунгусско-Чунского райкома.
Обстоятельства складываются так: нам надо лететь до Кежмы, сделать там пересадку и следовать дальше до Ванавары. В Ванаваре придется провести дня три-четыре: закупить продукты, договориться с проводником, организовать караван оленей. Саша Мочалов обещает помочь все это сделать. Разговор в крайкоме нас окрылил.
После разговоров в крайкоме были в краеведческом музее. К сожалению, никаких новых для нас материалов о метеорите в музее не оказалось, как это ни удивительно. Однако визит был не бесполезным: нам дали адреса красноярских старожилов: бывшего директора музея Яворского и старейшего врача Эвенкии — Симонова.
Вечером, когда уже стемнело, мы долго бродили по городу. Это типичный город новой Сибири, и если Новосибирск — ее столица, то Красноярск — ворота Севера.
Бросается в глаза, что в городе много приезжих. Встречаются усталые, загорелые люди, видимо, геологи или геофизики, только что вернувшиеся из маршрута откуда-нибудь с Саян, парни и девчата, едущие в Братск, Ангарск, учителя, ожидающие самолета на Норильск, врачи, получившие назначение в далекий Диксон.
Первые трудности
3 июля
Много времени пришлось потратить в крайздраве. Ведь если допустить, что в 1908 году на Подкаменной Тунгуске был атомный взрыв, то это могло отразиться на состоянии здоровья местного населения. Можно ожидать, например, повышения заболеваемости раком, болезнями крови, увеличения мертворождаемости и врожденных уродств. Мы думали, что кое-какие данные такого рода можно обнаружить в статистике органов здравоохранения. Пришли в крайздрав, договорились с его руководителями, подняли архивные материалы, но — увы! — оказалось, что систематическая врачебная помощь в Ванаваре была введена лишь с 1936 года, т. е спустя почти тридцать лет с момента катастрофы. Конечно, обнаружить что-либо в таких условиях затруднительно. К тому же анализ заболеваемости стал приводиться в отчетах районной больницы лишь в последние годы. Решили попытать счастья в краевом онкодиспансере. На наши вопросы врачи диспансера дали категорический ответ: никаких особенностей в заболеваемости раком в Тунгусско-Чунском районе нет. Ответ, очень для нас важный, но, к несчастью, данные по раку в этом районе есть лишь начиная с 1953 года. Что там было во времена, близкие к Тунгусской катастрофе — никто не знает. В общем, придется многое уточнять на месте, в Ванаваре. Ну что же — поживем, увидим, день моего отлета туда уже не за горами.
5 июля
Я уже писал, что в краеведческом музее нам дали адрес доктора Симонова — старейшего медицинского работника и большого знатока прошлого Эвенкии. Сегодня утром мы с Геннадием познакомились с этим человеком, и мне кажется, что о нем стоит написать подробнее.
Живет Леонид Александрович Симонов в небольшом домике на краю города. Лет ему — около семидесяти, он невысок ростом, худощав, седобород и по внешности своей напоминает не то старого врача-земца, не то интеллигента-народника. Всю свою жизнь он проработал в Сибири, а точнее — в Эвенкии, куда уехал после окончания университета в 1916 году.
Не стяжательство и не склонность к приключениям привели его в невылазную глушь дореволюционного Севера. Хороший, знающий врач, он без труда смог бы составить частную практику в любом сибирском городе. В 1916 году, когда Леонид Александрович приехал в Эвенкию, никакого медицинского обслуживания в этом районе не существовало. А район был приличного размера, любое европейское государство могло бы