Надо, однако, признать, сообщения ОГПУ и НКВД из-за кордона отражали не наличие организованной оппозиции в Советском Союзе, а скорее довольно широкое распространение антисоветских настроений главным образом среди интеллигенции и специалистов. Да, эти враждебные настроения имели место, было и оппозиционное отношение к советской власти, и неприятие пятилеток, индустриализации, но все это преподносилось руководству как существование организованного контрреволюционного подполья. Таким образом, следственные органы, опираясь на указания, поступающие сверху в связи с информацией, пришедшей из-за границы, делали определенные выводы. Все это инициировало первую волну репрессий против научно-технической интеллигенции в начале тридцатых годов.
Любопытен такой момент. Агентурная работа английской и французской разведок против СССР вплоть до 1938 года также концентрировалась на использовании русской эмиграции. Англичане даже назначили русского эмигранта В. Богомольца региональным резидентом на Балканах и в Румынии по операциям против Советского Союза. И только в 1939 году, после массовых арестов и чисток в СССР, руководством английской, французской и немецкой спецслужб, особенно после похищения и вывоза нами руководителя «Российского общевоинского союза» Миллера, было осознано, что русская эмиграция нашпигована и разложена агентурой ОГПУ-НКВД. Обострение борьбы между эмигрантскими группировками, во многом спровоцированное нашим проникновением, вызвало у спецслужб противника недоверие к русской эмиграции, сдержанность в использовании ее кадров. По этой причине в будущей войне она не смогла сыграть важной политической роли, на что первоначально рассчитывали в руководящих кругах Германии, Англии, Франции, США и Японии. И в то же время у англичан, французов, не говоря уже о немцах и японцах, не было других кадров для организации агентурной работы в Советском Союзе, кроме эмигрантов и их родственников, учитывая антисоветские настроения многих из них, а также знание языка и реальной обстановки в стране.
Как разжигались противоречия
После похищения Миллера и Кутепова немцы, разумеется, поняли, что «Российский общевойсковой союз» контролируется нами. Позже к нам попали немецкие директивы, из которых было ясно, что Германия очень осторожно подходит к сотрудничеству как с русской, так и с украинской эмиграцией. Надо сказать, что мы вели очень большую работу по расколу ОУНовского подполья. Нам было известно, что в агрессивных планах Гитлера ОУНовская организация выходила на первое место для создания немецкого протектората на Украине. Мы заслали в эту организацию агента-украинца. Перед ним была поставлена цель – разжигание противоречий в двух кланах, сложившихся в ОУН. Один из них возглавлял Мельник, другой – Бандера. До августа 1939 года организация украинских националистов возглавлялась бывшим управляющим имением митрополита Шептицкого полковником Андреем Мельником. Мельник претендовал на роль вождя украинских националистов. Другой лидер ОУН Бандера был освобожден немцами из польской тюрьмы, где он отбывал срок за организацию убийства министра внутренних дел Польши Перацкого. Наши действия были направлены на то, чтобы вызвать между ними острый конфликт. Мельник прибыл для переговоров в Краков. Бандера предлагал ему одну из руководящих должностей в главном проводе ОУН, возглавить который намеривался сам. Но они не сговорились, поскольку Мельника это не устроило. Бандера сколотил вокруг себя группу известных националистов, которые укомплектовали батальон «Нахтигаль», выполнявший впоследствии карательные операции на Украине. Со временем Бандера обвинил Мельника в том, что он не использовал благоприятную обстановку для создания самостийной Украины в момент падения Польши, а также способствовал засорению ОУН агентами польской полиции. Так, Ярослав Барановский, постоянно сопровождавший полковника Коновальца, за опоздание в одной из поездок (воспользовавшись которым, я ликвидировал Коновальца) был объявлен агентом польской охранки и расстрелян самими бандеровцами.
По сути дела, именно Бандера создал раскол в ОУН. Он являлся, по словам Мельника, прежде всего «диверсантом с маниакальными наклонностями». Мельниковцами даже распространялись слухи о том, что он был агентом советской разведки. В этом они заподозрили члена бандеровского провода адвоката Горбового и «сдали» его немцам. После войны он был нами перевербован и сыграл большую роль в уничтожении бандеровского подполья во Львове.
В эмиграции были разные течения. Она не представляла единого кулака, выступающего против советской власти, чем мы активно пользовались. Существовало противоборство между украинской, российской и кавказской эмиграцией. Например, для русских эмигрантов раздражителем номер один была деятельность украинцев по созданию «самостийного государства». Это настроение содержалось в эмигрантской переписке, которую перехватывал НКВД. Нам стало известно, что украинские националисты при поддержке немцев, в случае поражения СССР, хотят воссоздать украинское независимое государство, в чем их не поддерживало белоэмигрантское крыло антисоветской эмиграции на Западе.
То же относится и к кавказской эмиграции. «Независимая Грузия», созданная грузинскими меньшевиками и укрывавшаяся в качестве эмигрантского правительства в Париже, также вызывала большое беспокойство в белоэмигрантском крыле российской монархической эмиграции, которая никаких симпатий к разделу России не испытывала и считала эту деятельность антирусской, антигосударственной. Наша агентура старалась использовать это настроение.
Противоборство эмигрантских группировок очень сильно на себе ощущал наш противник. Он был дезориентирован в направлениях их деятельности, тщательно скрывал свои контакты с ними и постоянно попадал впросак; офицеры английской и французской разведок не очень четко ориентировались в особенностях наших отношений с Прибалтикой и Украиной. И лишь после войны, когда встал вопрос о борьбе с СССР на совершенно иной основе, американцы решили создать антибольшевистский блок народов во главе с последним премьером Временного правительства Керенским, осевшим тогда в США. Но из этой затеи ничего не вышло. Против подчинения великодержавным русским националистам выступили сначала украинцы, а затем и другие эмигрантские националистические организации.
Вокруг Чехословакии
Наряду с материалами из Лондона от Кэрнкросса через каналы русской эмиграции были получены, от Штрандмана и Саблина, подтверждающие данные о ближайших планах западных держав к разрешению чехословацкого кризиса, о предательстве ими Бенеша и об отказе Франции от гарантий, данных Чехословакии в 1934 году.
В связи с событиями в Чехословакии осенью 1938 года через эмиграцию мы были проинформированы о том, что западные державы намерены твердо вести линию на договоренность с Гитлером. Сообщение было получено за три недели до подписания знаменитого мюнхенского соглашения. Эта же информация ставила нас в известность о другом важном обстоятельстве, которое и подталкивало Сталина в 1938 году к активным действиям в Чехословакии – поддержке акции Бенеша по свержению правительства Югославии, во главе которого был тогда Милан Стоядинович. Суть вопроса состояла в следующем. Чехословакия и Югославия при поддержке Франции подписали соглашение о создании так называемой малой Антанты, целью которой была защита территориальной целостности Югославии и Чехословакии. Когда обстановка в 1937 году стала обостряться и возникла так называемая проблема судетских немцев, мы получили сведения о том, что правительство Милана Стоядиновича не собирается выполнять свои обязательства перед Чехословакией. Фронт поддержки Чехословакии с юга был оголен, и рассчитывать на прочные тылы не приходилось. Бенеш пытался переубедить югославов и решил прибегнуть к нашей помощи. Мы поддались на уловки военизированной ассоциации «Объединение или смерть» и сербской экстремистской группы «Черная рука», их возможности по свержению Стоядиновича оказались невелики. Однако то обстоятельство, что чешские и югославские круги, взаимодействуя друг с другом, прибегают к негласной поддержке СССР, для нас было очень кстати. Надо сказать, что секретное соглашение между СССР и Чехословакией было заключено еще в 1935 году, а с югославами в 1940-м, когда в Москве был создан тайный канал связи между Кремлем и Белградом.
В январе 1940 года нами через эмиграцию была получена докладная записка генерала Деникина по русскому вопросу, представленная премьер-министру Франции Даладье, в которой содержалась оценка «интернациональной политики большевизма». Эмиграция и Деникин в январе 1940 года первыми оценили реалии советской внешней политики, указав на то, что «великодержавные, геополитические соображения защиты глобальных российских интересов доминируют над принципами большевистского интернационализма и поддержки мирового революционного движения».