на тог или иной источник. И даже когда причина напряженности исчезала, вызванная ею враждебность оставалась. Это неизбежно приводило к военным стычкам между отдельными группами, убийствам, угону скота и т. д. Так продолжалось до последнего времени. Уже в период независимости, то есть после 1960 года, каждые новые выборы — в стране происходили на фоне непрерывных столкновений между отдельными племенными группами, поддерживавшими своего кандидата. Архаизм родо-племенной организаций проникал в современный парламент. Были силы и внутри страны, и вне ее, которые поддерживали и подогревали нездоровые клановые интересы. Население жило в постоянном страхе и неуверенности. И вот новое руководство решило с этим покончить.
Осенью 1970 года и весной 1971 года проводилась массовая антитрибалистская кампания. Повсюду проходили митинги и собрания, на которых разъяснялась политика нового руководства Сомали, устраивались различные церемонии, вроде сжигания чучел, символизирующих трибализм. Не будет преувеличением сказать, что подавляющее большинство сомалийцев поддерживали эту кампанию.
Были внесены изменения в законодательство, в частности установлены более суровые, чем раньше, наказания за угон скота, чтобы исключить возможность межплеменных конфликтов на этой почве. Запрещалось даже упоминание о принадлежности к тому или иному племени, ибо это рассматривалось как проявление трибализма.
Дело иногда доходило до курьезов. Так, нам наотрез отказались выдать из архива Харгейсы книгу английского автора Джона Ханта «Генеалогия сомалийских племен», изданную в 1943 году. Напрасно мы толковали местным чиновникам, что книга нужна нам для изучения истории национально-освободительного движения в Сомали, в котором проявлялись определенные аптитрибалистские тенденции, что, изучив эту книгу, мы могли бы внести свою лепту в борьбу против трибализма. Ничего не помогло. Книгу мы не получили.
В первые же дни мы нанесли визиты местным властям: губернатору провинции — генералу полиции Мохамеду Харби и командующему военным округом подполковнику Осману Салаху Абдикариму. Обсудили маршрут предстоящей поездки. Что касается транспорта, то губернатор согласился дать нам машины, но… только до Бурао. Дело в том, что большинство интересующих нас мест, включая и Талех, расположены в соседней Северо-Восточной провинции, где есть свой губернатор и где нам придется пересесть с «северо-западных» лендроверов на «северо-восточные». Нас заверили, что никаких осложнений не будет, так как «северо-восточный» губернатор, конечно, уже получил соответствующие указания из Могадишо.
— Да, да, конечно, — ответили мы несколько обескураженно: мы ведь надеялись, что все организационно-транспортные неурядицы будут благополучно улажены в Харгейсе.
Губернатор Харби пригласил нас на обед. Главное угощение — традиционные сомалийские блюда: огромные куски жареной баранины и верблюжатины. Первой воздаем должное, а на вторую больше поглядываем — мясо жестковато. Перед жарким подается фруктовый плов. Запиваем верблюжьим молоком и фруктовыми напитками. Спиртного — ни капли. Для мусульман это табу, которое строго выполняют почти все сомалийцы.
Выяснилось, что выезжать в Талех надо не мешкая, так как через три недели начнется месяц рамадан, во время которого у нас могут возникнуть дополнительные трудности в проведении полевых работ. В этом месяце жизнь почти замирает, так как сомалийцы, будучи правоверными мусульманами, от восхода до захода солнца ничего не едят. Ночью же все бодрствуют и угощаются, так что ночь становится днем, а день — ночью. И конечно, в таких условиях шоферы не смогут вести машины в тяжелейшем климате сомалийской полупустыни и буша, где и днем-то легко сбиться с пути.
Пришлось «свертывать» паши встречи в Харгейсе, необходимые для изучения истории восстания дервишей. Да и более подробное знакомство с самой Харгейсой мы отложили до возвращения из Талеха.
Итак, завтра утром отправляемся в путь.
ПО СОМАЛИЙСКИМ ДОРОГАМ
В семь часов утра у подъезда стейт-хауса уже стояли два лендровера. Грузим свое снаряжение: продукты, раскладушки, спальные мешки, москитные сетки. Шоферы торопят: доставив нас в Бурао, они намерены сегодня же вечером вернуться в Харгейсу. В спешке забываем самое главное — канистру с питьевой водой… Хватились уже в дороге, но возвращаться не стали, решив, что до Бурао недалеко, доедем, а там купим канистру.
Перед самым отъездом ау Джама заявил, что нужно заехать в одно место и кое с кем поговорить. Ос-тановились у одноэтажного каменного домика и вошли и полутемную комнату — какое-то убогое служебное помещение. Нас уже ждали. Некоторые из присутствующих нам знакомы. Софэ Али Бурале приходил накануне и стейт-хаус и рассказывал о том, как семнадцатилетним парнем вместе со своим отцом участвовал в восстании дервишей. Знаем мы и государственного служащего Исмаила Ахмеда Ессе, которого привело к нам его хобби — изучение истории своего народа.
Сомали издавна считается страной воинов и поэтов. Мы бы добавили — и историков. Обостренный интерес к своей истории и стремление утвердить свое национальное достоинство несомненно были частью антиколониальной борьбы и способствовали становлению нового свободного гражданина Сомалийской Демократической Республики. Это нам помогало — повсюду у нас оказывались добровольные и нередко весьма компетентные помощники из числа историков-любителей, вроде этого Исмаила.
Нас представили даме преклонного возраста, сидевшей в кресле в центре комнаты: Аша Абди Мохаммед — племянница сеида Мохаммеда — знала и помнила своего знаменитого родственника. После короткой беседы-интервью, в котором главную роль играл ау Джама, мы наконец тронулись в путь.
До Бурао три часа пути, сравнительно немного, но тем не менее это серьезное испытание того, насколько мы способны выдержать тяготы предстоящего многодневного путешествия. Оба Лендровера мчались в клубах красной пыли большей частью по еле заметной колее, проложенной прямо по бушу. Более или менее приличная дорога была где-то левее. Водители решили ехать кратчайшим путем, срезая солидный крюк, который делает дорога из Харгейсы в Бурао. Заблудились мы только однажды, да и то ненадолго. Минут через пятнадцать-двадцать потерянная колея нашлась.
Если бы не всепроникающая пыль, от которой особенно страдали ехавшие во второй машине — им доставалась двойная порция, — то можно сказать, что мы постепенно привыкли к неудобствам путешествия, в частности к постоянному грохоту. По днищу машины непрерывно били камни, вылетавшие из-под колес. Мы с опаской поглядывали под ноги — не пробьют ли камни и саму машину. Но водители были спокойны, успокоились и мы.
Пытаясь уберечься от вездесущей пыли, мы закрыли все окна в Лендровере. Стало жарко и душно, как в железной бочке, выброшенной на раскаленный песок. Пришлось открыть окна. Это повторялось много раз, и как-то незаметно для себя мы вдруг обнаружили, что перестали замечать и чувствовать тряску, пыль, жару…
Это означало не победу дороги над нами, а, напротив, нашу победу над ней: мы привыкли. С этого момента мы почувствовали себя настоящими путешественниками и стали больше замечать, что делается вокруг.
Нас окружал типичный сомалийский