Читать интересную книгу Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки). - Николой Костомаров

Таким образом, изгнанные из Новгорода князья не имели возможности возвращать себе власть при посредстве чужеземных сил, как это делалось часто на юге. Новгородская Земля не была проходная, как, например, Киевская, Черниговская, Волынская, Смоленская, и потому не могла сделаться поприщем перекрестного столкновения интересов князей и племен. Новгород стоял вдали, так сказать, в углу; за ним кончался русский мир. Новгород в землях к северу, востоку и западу от пего естественно был господин: ни в какой другой русской земле не могло образоваться побуждения посягать на эти отдаленные страны. Тогда как другие земли, соприкасаясь между собой в неясности границ, имели поводы ко взаимному столкновению, Новгород со своими владениями самой природой поставлен был в такое положение, которого законность выказывалась для всех сама собой, более чем в других краях русского мира. Новгород расширял свои сладения на три стороны: к северу, востоку и западу, и не встречал соперничества с другими русскими землями; в то же время увеличение владений приносило ему богатства; самые эти богатства доставать и пользоваться ими первоначально могли только новгородцы: эти богатства состояли в мехах и добывались в таких краях, куда проникать, по месту жительства, удобнее было новгородцам, чем другим. Вместе с этим Новгород, находясь недалеко от Балтийского моря и овладев его берегами, естественно должен был стать главным пунктом торгового сообщения всего русского мира с Балтийским морем и через то с Европой. Центры других земель, как, например, Полоцк и Смоленск, принимали участие в балтийской торговле, но по своему положению должны были занимать второстепенное место, потому что Новгород был ближе к морю, стоял на самом удобном пути и владел этим путем вплоть до моря. Между тем, пока эти выгоды постепенно не установились, сам по себе новгородский край не представлял приманки для князей и их дружинников н те времена, когда русская жизнь имела еще тяготение к югу. Властью в Новгороде стали дорожить уже тогда, когда великие князья нашли себе другое удобное помещение па северо-востоке, а не на юге. Тогда только князья смотрели на княжение в Новгороде, как на что-нибудь достойное домогательства. В XI и даже XII веке новгородцы обвиняли князей, зачем они уходили от них. Когда Мстислава хотели от них взять, они предъявляли свои права на него, говоря, что они вскормили себе князя: видно, что в те времена новгородцы дорожили князем, как скоро находили такого, который был им по нраву.

Много должно было способствовать образованию особого характера новгородской жизни и этнографическое родство Новгорода с Южной Русью. Отрывок племени, очень близкого к южно-русскому, а может быть, и того же самого, заброшенный в незапамятные времена на отдаленный север, должен был невольно склоняться народной симпатией к Киеву, где новгородцы находили в обитателях сходство и в языке, и в нравах, когда между тем окружавшие их славяне представляли, в этом отношении, черты более отличные. Даром что временное подчинение и подданство Киеву в конце X и начале XI века произвело некоторую враждебность во взаимном воззрении Руси и Новгорода: — дружелюбный характер возобновился, когда победы новгородцев, посажение ими в Киеве государя, сбили высокомерие победителей, — когда киевляне не имели уже права называть их в насмешку "плотниками", которых они, их господа, заставят строить себе хоромы. Этнографическое родство новгородцев с южпорусами необходимо должно было участвовать в этом тяготении Новгорода к югу, — к Киеву: оно проявляется в первые века нашей удельно-вечевой истории резко и оригинально. Край отдаленный, разрезанный другими землями, вмещал народные элементы иные, чем в этих близких землях, сходные с теми, которые господствовали вдалеке. Самая эта даль поддерживала симпатию. Новгород оставался в крепкой связи с Южной Русью и только тогда стал примыкать к восточному центру, когда, с одной стороны, южный край опустел, упал силами и потерял свое значение, а с другой — выгоды быть в связи с восточным краем преодолели прежнее народное нерасположение. Но если этнографическое свойство с Южной Русью поддержипало народную и политическую связь Новгорода с ней, то, с другой стороны, этнографическое различие с племенем восточно-русским, без сомнения, способствовало стремлению удерживать свою областную самобытность, когда обстоятельства клонили Новгород к Восточной Руси. Таким образом, первое, в более лревние времена, не дало Новгороду со вершенно отложиться от русского мира, укрепляло сознание единства со всей Русской державой, со всей группой земель, находившихся под первенством Киева; второе, в последующие времена, не давало Новгороду скоро слиться с остальным русским миром и побуждало противодействовать возникавшему единодержавию. Наконец, ряд исторических событий способствовал самобытному складу новгородского быта. Низведенный на степень киевского пригорода, Новгород оказал важное пособие Ярославу, получил от него грамоты, которые сделались фундаментальным историческим преимуществом, — как в воспоминании новгородцев, так и в сознании князей. Князья помнили, что Великий Новгород оказал услугу их прадеду, их общему родоначальнику; Новгород указывал князьям на свои грамоты как на право, полученное им от общего родоначальника княжеского дома. Без сомнения, сами по себе эти грамоты, без изложенных выше условий, были бы скоро попраны и забыты; но когда положение, в каком находился Новгород, помогало сохранению их силы, когда нарушать их было не легко, да нередко и не представлялось в этом необходимости, — при таком положении дел грамоты эти получали великое значение, и мало-помалу стали обычаем, почтенною дедовской маститой древностью, которую нарушать было бы нравственным проступком. Новгород имел то же, что другие земли; но это общее достояние освящено у него было особым образом. Таких обстоятельств не случалось в других землях. Впоследствии, когда начались междоусобия Ольго-вичей с Мономаховичами, а вслед за тем — дома Юрьева с Мстиславичами и их потомками, и вместе земель восточно-русской и южно-русской, — Новгород, до того времени державшийся связи с Киевом, часто находился в недоумении, к какой стороне пристать; и он должен был сообразоваться со своими выгодами. Частая перемена великих князей, неясность прав на великокняжение, способствовали большему утверждению областной автономии в противоположность единству, связуемому властью великого князя.

В ряду событий новгородской истории Х1-го века обращает на себя внимание нападение двух князей полоцких — в 1020 г. Брячислава и в 1066 г. и 1069 Всеслава. Во всех трех случаях набеги сопровождались грабежом и пленением. В первый раз, хотя Брячислав успел взять Новгород и погнал из него много пленников, но был потом разбит. Всеслав в 1066 году взял Новгород и ограбил его; в 1069 г. напал опять и был отбит князем Глебом. Этот Вссслаз был отпущен "Бога деля" — говорит летописец.

V. Новгород в эпоху княжеских междоусобий. — Ополчение Андрея. — Чудо Знаменской иконы Богородицы. — Покушения князей Суздальской Земли. — Всеволод. — Ярослав

Возникшие в Южной Руси распри Моно.маховичей и Олеговичей изменили спокойное отношение Новгорода к великому княжению в Киеве. Общая буря междоусобий не миновала и Новгорода. По привязанности к памяти Мстислава, так долго бывшего князем новгородцев, они ладили с сыном его, Всеволодом, пока жив был отец; но по смерти его Всеволод прельстился призывом преемника Мстиславова, Ярополка, и переехал ц Пе-реяславль, надеясь стать со временем великим князем. Ему не удалось удержаться в Переяславле: Юрий суздальский и брат его Андрей прогнали Всеволода, и он опять явился в Новгороде. — "А помнишь ли, — говорили ему новгородцы, — ты обещался у нас и умереть; зачем же нас оставил?" Призвали ладожан и псковичей на общее вече и прогнали Всеволода. Но вскоре, как только удовлетворена была досада, стало новгородцам жаль привычного князя. Одумались новгородцы и послали ворочать его. Всеволода нагнали в Устьях. Он возвратился. Но примирение было недолговременное. Поднялось междоусобие в Русской Земле. Новгородцы, по сочувствию к памяти Мстислава и Моиомаха, готовы были держаться стороны Мономахови-чей; но явился к Всеволоду брат его, Изяслав, начал побуждать Новгород против суздальского князя; а у него уже тогда началась с ним та вражда, что впоследствии так громко разразилась в Южной Руси бурными переворотами. Этот князь, получив после Всеволода Переяславль, так же как и Всеволод, по проискам Юрия, лишился его. Дрий требовал уступить его дяде — Вячеславу; Изяслав уступил, и получил вместо Переяславля Туров, прежний удел Вячеслава; но Юрий выгнал Вячеслава из Переяславля, а Вячеслав, в свою очередь, выгнал Из яслава из Турова, своего прежнего удела. Всему виной был суздальский князь. Изяслав, прибывши в Новгород, стал подвигать новгородцев на войну против Суздальской Земли и на союз с Оль-говичами, против которых недавно разделял общую вражду своего племени. Летопись выставляет, что Всеволод, брат его, убедил новгородцев помочь своему брату. Оба князя представили новгородцам честолюбивые надежды насчет Ростова и Суздаля. В житии Всеволода говорится, что новгородцы домогались овладеть этим краем и вспомнили, будто некогда он принадлежал Новгороду, а Всеволод, напротив, их отговаривал. Кажется, могло быть и то, и другое. Было два похода; первый предпринят был весной в 1134 г. Вместе с Изяслшюм дошли до Волги, и, ничего не сделавши, воротились назад. Изяслав ушел в Русь, примирился с великим князем Ярополком, и получил Влади-мкр-на-Волыпи. Таким образом, династическая причина к войне прекратилась. Но зимой предпринят был поход уже с завоевательной целью, и, как кажется, этот поход был тот, который, по известию жития, был предпринят от Великого Новгорода, в противность желанию князя. В поход пошли не только новгородцы, но и жители пригородов, Ладоги и Пскова. Тогда-то, вместе с князем Всеволодом, уговаривал новгородцев не ходить в поход митрополит Михаил, нарочно для того приехавший в Новгород. Новгородцы не послушали их, князя против воли заставили идти на войну, задержали митрополита и отпустили уже тогда, когда потеряли сражение. Произошла битва на Ждановой горе; по известию ростовско-суздальских летописей, новгородцы были разбиты. Новгородский летописец не скрывает проигрыша своих, но говорит об этом глухо, и утешается тем, что и суздаль-цев пало много. Несомненно, что поход был неудачен для новгородцев.