пустыми руками.
– Здесь у нас солдаты и унтер-офицеры, – сообщил начальник лазарета, когда они с гостьей вошли в зал первого этажа.
Герцогиня встала у порога и окинула взглядом помещение. Вдоль его стен сплошь лежали матрасы, на них – укрытые шинелями раненые. Еще два ряда матрасов протянулись через центр зала. Внутри было душновато, пахло потом, мочой, кровью и гниющей человеческой плотью. Обонять это было неприятно, но терпимо. Не смердело, как случается в лечебницах, где герцогине довелось бывать. К тому же полы в зале недавно вымыли, видимый в проходах паркет блестел, а раненые не выглядели грязными и заброшенными. Из-под шинелей виднелось чистое, свежее белье.
– Здравствуйте, братцы! – поздоровалась герцогиня звучным голосом.
– Здравия желаем, ваше императорское высочество, – нестройно послышалось в ответ. Раненых, понятное дело, предупредили о визите, и теперь они с любопытством смотрели на высокую гостью. Не все. Некоторые были без сознания или спали.
Герцогиня медленно прошла по проходу, вглядываясь в лица солдат. Те провожали ее взглядами, в которых любопытство мешалось с восторгом. Их посетила сестра царя![18] Возле матраца, на котором лежал высокий, худой солдат с гладко выбритым лицом (побрили к визиту), она встала и наклонилась.
– Как зовут?
– Потап Спицын, – тихим голосом ответил раненый. – Унтер-офицер второй роты первого батальона Орловского полка.
– Где получил рану?
– Под Смоленском, матушка-государыня.
– Я не государыня, – покачала головой герцогиня.
– Раз сестра государя, значит, государыня, – возразил раненый.
– Пусть так, – улыбнулась герцогиня. – Тяжко вам пришлось?
– Не чаяли выжить, – ответил Спицын. – Хранцуз насел со всей силой, к смерти готовились. Но дай бог здоровья его сиятельству князю Багратиону – прислал подмогу: роту конных егерей с пушками. Они и отбили. Хранцуз на это осерчал, подтянул пушки и стал кидать в нас бонбами. Одна разорвалась неподалеку, и меня – осколком в бок. Свезло, что не до нутра. Только ребра поломало и бок распахало.
– Тяжелое ранение, – пояснил из-за спины герцогини начальник лазарета. – Удивительно, что антонова огня не случилось. Но ребра срослись неправильно, теперь у унтер-офицера останется ямка в боку. Однако жить будет; возможно, что и в строй вернется.
– У егерей добрый лекарь был, – сказал Спицын. – Рану мне зашил, мазью помазал, забинтовал крепко. Всех, кого он пользовал, живыми привезли. А вот других…
Он замолчал.
– Подтверждаю, – поспешил начальник лазарета. – Часть раненых из-под Смоленска привезли надлежаще перевязанными, с зашитыми или обработанными ранами. Для заживления их использовался ранее неизвестный бальзам. На днях из военного департамента пришло предписание, где сказано, как его готовить. Одна часть дегтя на тридцать меда. Тщательно размешать и накладывать поверх швов. Еще предписано кипятить бинты и корпию перед перевязками, мазать кожу вокруг раны спиртом. Хирургические инструменты тоже кипятить и вымачивать в спирту. Мы пробовали – помогает. Число нагноений значительно сократилось, раненые стали поправляться быстрее.
– Узнаю Якова Васильевича, – улыбнулась герцогиня. – Добрый хирург и великого ума человек.
– В предписании сказано, что сии методы изобрел лекарь Руцкий, – сказал начальник лазарета. – Его превосходительство Виллие только испытал и рекомендовал к применению.
– Точно Руцкий! – внезапно оживился Спицын. – Его командиру полка представляли, а я неподалеку стоял. Он меня и пользовал. А еще стрелял в хранцуза из штуцера.
– Лекарь? – удивилась герцогиня.
– Он и егерями командовал, – подтвердил раненый. – Те слушались. Я даже подивился: статскому подчиняются как офицеру.
Герцогиня покачала головой, но тему продолжать не стала. Спросила о другом.
– Как кормят вас, Спицын? Сытно ли?
– Грех жаловаться, – ответил унтер-офицер, светлея лицом. – Хлеба и каши дают вволю. Приварок опять-таки. Вчерась щи были с убоиной. Догляд добрый. Моют, рубахи свежие дали.
– Вот и славно! – сказала герцогиня. – А я вам булок привезла, белых. Таких, поди, не давали?
– Нет, государыня, – ответил раненый. – Спаси тебя бог!
– Поправляйся, Спицын! – сказала герцогиня и выпрямилась. Повинуясь ее знаку, слуги с корзинами пошли вдоль рядов, раздавая пышные булки. Раненые брали их и сразу нюхали. По их лицам можно было понять: запах свежей сдобы доставляет им удовольствие. Раненым без сознания или спящим слуги клали булки на укрывающие их шинели. Герцогиня прошла к дверям и у порога обернулась.
– Прощайте, братцы! Поправляйтесь! Я про вас не забуду.
– Прощай, государыня! – полетело ей вслед. – Спаси тебя бог!
По широкой лестнице с дубовыми перилами герцогиня поднялась на второй этаж.
– Здесь у нас офицеры, – сообщил начальник лазарета, на чью руку она опиралась. – Прошу!
Он распахнул дверь в комнату. Герцогиня переступила порог и замерла удивленно. В этой комнате было не так, как внизу. Из распахнутых форточек внутрь вливался свежий воздух, потому тяжелых запахов почти не ощущалось. У стен стояли кровати с матрасами, застеленными простынями. Подушки имели наволочки, а вместо шинелей раненых укрывали одеяла. Но не это удивило герцогиню. У дальней кровати стояла женщина в богатом шелковом платье и капоре, и, наклонившись к раненому, бинтовала ему лодыжку. Причем делала это довольно ловко. К гостям она стояла спиной, и их появления не заметила.
– Это кто? – спросила герцогиня спутника, перейдя на шепот. Ей не хотелось отвлекать незнакомку от необычного занятия.
– Наш ангел, – таким же шепотом ответил начальник лазарета.
Герцогиня недоуменно глянула на него.
– Графиня Аграфена Юрьевна Хренина, – пояснил лекарь. – Как только привезли раненых, каждый день в лазарете. За свой кошт привезла им белья, провизии, лекарств. Затем выразила желание ходить за ними, менять повязки. Я, признаться, сомневался, но разрешил. И, знаете, на удивление ловко у нее выходит. Я спрашивал, откуда умение, – ответила, что научилась у одного лекаря.
– Женщина-медик, – покачала головой герцогиня. – Никогда о таком не слыхала. А как отнеслись к этому раненые?
– Они ее обожают, – улыбнулся начальник лазарета. – Ангелом зовут. Сами посудите: куда приятней, когда тебя касаются нежные женские пальчики, а не грубые лапы фельдшера. Здесь, – он кивнул на раненых, – все поголовно в нее влюблены. Аграфена Юрьевна не только бинтует, но и кормит тяжелых с ложечки, поправляет им постели, пишет за них письма родным, если раненый сам не может. Разве что белье не меняет, но это – сами понимаете, – улыбнулся лекарь. – Не дамское дело-с.
– Она замужем?
– Девица. Девятнадцать лет.
– Вот и найдет себе мужа, – улыбнулась герцогиня.
– У нее, вроде, есть жених, – пожал плечами Фридрих Карлович. – Во второй армии воюет под началом князя Багратиона. Аграфена Юрьевна о нем всех раненых расспрашивает: не видал ли кто?
– Хренина… – произнесла герцогиня задумчиво. – Случайно не генерал-лейтенанта от артиллерии, графа Хренина дочка?
– Она, – кивнул спутник. – Приехала сюда с матерью из-под Смоленска. У мужа ее старшей сестры имение неподалеку от Твери, там и остановились. Старая графиня, вдова генерала, тоже приезжала. Пожертвовала на лазарет пятьсот рублей и разрешила дочке ходить за