Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О нет! — вскричал он, почти сам не зная, что говорит. — Нет, мы и не думаем мириться. У нас есть важное объяснение…
Последнее слово снова напомнило молодому человеку его преступную неосторожность: вне себя, волнуемый необъяснимыми чувствами, он вторично отвел своего соперника в сторону.
— Границкий! — сказал он ему, — я поступил как ребенок. Что нам делать?
— Не знаю, — отвечал Границкий.
— Рассказать секундантам нашу странную ошибку?.. Это будет значить распространить слухи о жене твоего брата. Ты смеялся над моею храбростию; секунданты знают это.
— Ты мне говорил таким тоном…
— Это не может так остаться!
— Это не может так остаться!
— Скажут, что на нашем дуэле пролилась не кровь, а шампанское…
— Постараемся оцарапать друг друга.
Они стали к барьеру. Раз, два, три! — пуля Границкого оцарапала руку барона;
Границкий упал мертвый.
VII
Заключение
Существуют охотники защищать всех и всё: они ни в чем не хотят видеть дурного. Эти люди очень вредны…
Светское суждение.Всякий читатель, вероятно, уже догадывается, что вышло из всей этой истории.
Пока о дуэли знали одни мужчины, то приписывали его просто насмешке Границкого над храбростью молодого барона; толки были различны. Но когда узнали об этом происшествии нравственные дамы, описанные нами выше, тогда прекратились все недоразумения: истинная причина была тотчас отыскана, исследована, обработана, дополнена примечаниями и распространена всеми возможными способами.
Бедная баронесса не устояла против этого жестокого преследования: ее честь, единственное чувство, которое было в ней живо и свято, ее честь, которой она приносила в жертву все мысли ума, все движения юного сердца, ее честь была поругана без вины и без возврата. Баронесса слегла в постель.
Молодой барон и двое секундантов были сосланы, — далеко от всех наслаждений светской жизни, которая одна могла быть для них счастием.
Графиня Рифейская осталась вдовою.
Есть поступки, которые преследуются обществом: погибают виновные, погибают невинные. Есть люди, которые полными руками сеют бедствие, в душах высоких и нежных возбуждают отвращение к человечеству, словом, торжественно подпиливают основания общества, и общество согревает их в груди своей, как бессмысленное солнце, которое равнодушно всходит и над криками битвы, и над молитвою мудрого.
Для княжны Мими была составлена партия, — она уже отказалась от танцев. Молодой человек подошел к зеленому столу.
— Сегодня поутру наконец кончились страдания баронессы Дауерталь! — сказал он, — здешние дамы могут похвалиться, что они очень искусно ее убили до смерти.
— Какая дерзость! — шепнул кто‑то другому.
— Ничего не бывало! — возразила княжна Мими, закрывая взятку, — убивают не люди, а беззаконные страсти.
— О, без сомнения! — заметили многие.
Примечания
Впервые опубликована в»Библиотеке для чтения», СПб. 1834, т. VII, отд. I; вошла в «Сочинения князя В. Ф. Одоевского», часть третья, раздел «Домашние разговоры» (стр. 17-72) с датой Ревель, 1834, и за подписью В. Безгласный. В подготовлявшемся втором издании правки нет. Печатается по изданию 1844 года.
В фонде Одоевского (РО ГПБ, пер. 20, л. 55) находится автограф с перечнем действующих лиц повести и начало сцены бала, написанной в драматической форме. В переплете No 68 (РО ГПБ, фонд Од., оп. No 2) в расклеенном экземпляре сочинений Одоевского 1844 года на стр. 303 существует приписка: «прежние замечания», а на стр. 354 приписка в конце повести:«Не мешало бы объяснить поступок молодого барона и следствие его, особенно (зачеркн.) поведение графини Рифейской после смерти мужа (одно неразб. слово)», возможно, сделанное рукой Одоевского или кем‑либо из его критиков. В своей записной книжке Одоевский писал о светском обществе:«Петербуржское общество, как петербуржское солнце: греть не греет — но покоробить мебель, переплеты, зазелинить стекла, обесцветить обои, — словом, всякая гадость — это его дело»(ОР ГПБ, фонд Од., оп. No 1, пер. 22, л. 93 об.). Именно в этой повести Одоевский указал на Грибоедова, как «едва ли на единственного… писателя, который постиг тайну перевести на бумагу наш разговорный язык»(стр. 166). Белинский, соглашаясь с этим мнением, писал: «Недавно один из наших примечательнейших писателей, слишком хорошо знающий общество, заметил, что только один Грибоедов умел переложить на стихи разговор нашего общества…»(В. Г. Белинский, т. I, стр. 82). В тексте Одоевский не раз упоминает Грибоедова: «Тут и те лица, которым сам Грибоедов не мог приписывать другого характеристического имени, как г-н N и г-н Д «и грибоедовское выражение:«старух зловещих, стариков»и т. д.
Литературные достоинства повести были отмечены современниками. Белинский неоднократно возвращался к своим оценкам о ней в основных своих статьях. Еще в «Литературных мечтаниях» он писал, что в этой повести писатель «народен в высочайшей степени» (т. I, стр. 92). В статье «О русской повести и повестях г. Гоголя»критик ставит имя княжны Мими рядом с крупнейшими образами русской литературы: «В самом деле, Онегин, Ленский, Татьяна, Зарецкий, Репетилов, Хлестова, Тугоуховский, Платон Михайлович Горич, княжна Мими, Пульхерня Ивановна, Афанасий Иванович, Шиллер, Пискарев, Пирогов — разве все эти собственные имена теперь уже не нарицательные? И, Боже мой! как много смысла заключает в себе каждое из них! Это повесть, роман, история, поэма, драма, многотомная книга, короче: целый мир в одном, только в одном слове»(т. I, стр. 296). Декабристская критика высоко оценила повесть Одоевского. В. К. Кюхельбекер записал в своем дневнике 20 декабря 1834 года в ссылке в Свеаборге: «В «Библиотеке» прочел я три повести; одна из них: «Княжна Мими» Одоевского — чрезвычайно хороша; это первое сочинение Володи, которым я доволен» (В. К. Кюхельбекер «Дневник». Изд-во «Прибой», 1929, стр. 222). Не случайно, что именно те произведения Одоевского, которые положительно оценивал Белинский, вызывали резкие нападки реакционных критиков из «Библиотеки для чтения». Так случилось и с «Княжной Мими». См. рецензию О. Сенковского (Библиотека для чтения. 1844, т. 66, No 9, стр. 1-9). Повесть была переведена на немецкий язык и напечатана в сборнике «Russische Hundred und Eins», Berlin, 1838.
Гинекей — женские покои в греческом доме.
… глубокомысленными описателями нравов… — иронический намек на Ф. Булгарина, автора многочисленных бульварных романов, среди которых известностью пользовался «Иван Выжигин». Когда Н. И. Греч в «Чтениях о русском языке», вышедших в 1840 году, не постеснялся назвать Булгарина «родоначальником русского романа», Одоевский с возмущением заклеймил его в своей рецензии. (См. «Отечественные записки», 1840, т. XII, No 9, отд. VI, стр. 17).
Каньзу — корсаж.
Г-н N и г-н Д — персонажи из комедии Грибоедова «Горе от ума», распространявшие сплетню о сумасшествии Чацкого.
«Антони» — нашумевшая в 30-х годах XIX века драма французского романиста и драматурга Александра Дюма (отца) (1803-1870).
Прочти хоть Брантома. — Имеются в виду «Мемуары» Пьера Брантома (1540-1614), посвященные описаниям французских придворных нравов XVI века.
… прочти «Поездку на остров любви», точнее «Езда в остров любви» (1730) — переведенный поэтом В. К. Тредиаковским, роман французского писателя Поля Тальмана (1642-1712).
Лафатер Иоганн‑Каспар (1741-1801) — немецко-швейцарский писатель, философ и богослов. Автор «Физиогномики» (1772-1778), создатель псевдонаучной теории, устанавливающей связь характера с наружностью человека.
Бентам Иеремия (1748-1832) — буржуазный английский писатель по вопросам права, проповедник утилитаризма. Теория Бентама посвящена восхвалению капитализма и защите ничем не ограниченной свободы деятельности капиталистической конкуренции.
«Племянник Рамо» — произведение Дени Дидро (1713-1784), французского просветителя, энциклопедиста.
Примечания
1
Жены Цезаря не должно коснуться подозрение (франц.).
2
держитесь прямо (франц.).
3
Беседуют, смеются, счастливые.
Французские романы (франц.).
4
недовольный (франц.).
5
если хочешь меня заставить плакать… (франц.)
6
Быть верным своему веку! (франц.).
7
извините! (франц., нем., итал., англ.).
8
Напоминать ли, что здесь идет речь об Онегине Пушкина. (Прим. В. Ф. Одоевского.)
9
вульгарно (англ.).
10
первого любовника (франц.).
- Два дни в жизни земного шара - Владимир Одоевский - Русская классическая проза
- Зефироты (Фантастическая литература. Исследования и материалы. Том V) - Одоевский Владимир Федорович - Русская классическая проза
- Душевный разговор. О смысле жизни, семейных секретах и утюге, который оказался вечным двигателем - Александр Райн - Русская классическая проза