Но, возразят мне, ее выигрывает национальный труд.
Нет, он ее не выигрывает, потому что с изданием нового закона он, как и прежде, получает те же 15 фр. Разница здесь только в том, что после издания закона эти 15 фр., принадлежавшие Жаку Боному, идут теперь на металлургию, а прежде, до издания закона, они делились между галантерейным и книжным магазинами.
Насилие, совершаемое на границе непосредственно самим г-ном Прогибаном или при посредстве закона, может быть рассматриваемо различно с нравственной точки зрения. Есть люди, которые думают, что всякое хищение перестает быть безнравственным, если только оно не противоречит закону. Я же не могу придумать другого, более увеличивающего вину обстоятельства. Как бы там ни было, но несомненно только одно, что экономические результаты совершенно одинаковы как в том, так и в другом случае.
Поверните дело как хотите, но сохраните только проницательность взора, и вы увидите, что ничего хорошего не выходит ни из законного, ни из беззаконного хищения. Мы не отрицаем, что для г-на Прогибана или его производства, пожалуй, даже для народного труда получается выгода 5 фр. Но мы утверждаем, что получаются также и два убытка: один для Жака Бонома, который принужден платить 15 фр. за то, что стоило ему прежде 10 фр., а другой для народного труда, теряющего разницу между двумя ценами. Выбирайте какую хотите из этих двух потерь для восполнения признанной нами выгоды, но одна из них всегда составит чистый убыток.
А вот мораль этого дела: насиловать не значит производить, а значит разрушать. О, если бы насиловать значило производить, то во сколько раз наша Франция была бы богаче того, что она есть!
VIII. Машины
«Проклятие машинам! С каждым годом их усиливающееся могущество приносит в жертву пауперизму миллионы рабочих, лишая их труда, с трудом – заработной платы, а с заработной платой и хлеба! Проклятие машинам!»
Вот какой крик несется от общего предрассудка, и эхо его раздается в журналах.
Но проклинать машины – значит проклинать ум человеческий!
Смущает же меня больше всего то, как может найтись хоть один человек, который мирился бы с таким учением!
Если оно справедливо, то к какому непреложному последствию оно ведет? К тому, что деятельность, довольство, богатство, всевозможное счастье составляют удел только тупых, умственно пораженных народов, которым Бог не даровал пагубной способности думать, наблюдать, рассуждать, изобретать, достигать с наименьшими средствами наибольших результатов. Наоборот, лохмотья, жалкие лачужки, нищета, истощение – неизбежный удел каждой нации, которая ищет и находит в железе, огне, ветре, электричестве, магнетизме, в законах химии и механики – одним словом, в силах природы дополнение к своим собственным силам. Здесь как раз уместно вспомнить слова Руссо: «Всякий человек, который мыслит, есть развращенное животное».
Но это не все. Если это учение справедливо, то, так как все люди думают и изобретают, так как действительно все, от первого до последнего, в каждую минуту своего существования стараются призвать к содействию естественные силы природы, сделать больше с меньшими усилиями, достигнуть наибольшего удовлетворения с наименьшим трудом, приходится заключить, что все человечество как бы охвачено общим стремлением к своему разрушению благодаря именно этому умственному тяготению к прогрессу, волнующему каждого из его членов.
Если это так, то статистика должна бы доказать, что жители Ланкастера, покидая из-за машин свою родину, идут искать работу в Ирландию, где эти машины неизвестны, а история должна бы засвидетельствовать, что варварство омрачает эпоху цивилизации, а цивилизация царит во времена невежества и варварства.
Очевидно, что в этой груде противоречий есть что-то такое, что отталкивает нас и дает знать, что в поставленной задаче скрывается что-то недостаточно выясненное.
Вся тайна заключается в следующем: за тем, что видно, скрывается то, чего не видно. Постараюсь выяснить эту тайну. Доказательства мои будут повторением предыдущих, потому что дело идет об одной и той же задаче.
Всем людям свойственна естественная склонность всегда стремиться к тому, что дешево, если только этому не мешает никакое насилие, т. е. что при одинаковом удовлетворении потребностей требует от них меньшего труда, все равно, откуда бы ни происходила эта дешевизна: от искусного иностранного производителя или от искусного производителя механического.
Теоретическое возражение, выставляемое против этой естественной склонности, одинаково в обоих случаях. И в том и другом случае ее упрекают в том, что будто бы труд обрекается ею на бездеятельность. Не бездействующий, а свободный труд – вот что, собственно, определяет ее.
И вот почему в обоих случаях этому стремлению противопоставляют на практике одно и то же препятствие – насилие. Законодатель ставит преграды иностранной конкуренции и воспрещает конкуренцию машинную. Каким же другим способом можно остановить естественную склонность всех людей, кроме лишения их свободы?
Правда, во многих странах законодатель поражает одну из этих двух конкуренций, не решаясь коснуться другой. Это доказывает только одно – что законодатель этой страны непоследователен.
Тут особенно нечему удивляться. Стоя на ложном пути, всегда будешь непоследователен, иначе все человечество было бы побито. Никто никогда еще не видал, да и не увидит, чтобы какой бы то ни было ложный принцип был доведен до конца. Мне приходилось уже говорить, что непоследовательность есть предел нелепости. К этому я мог бы прибавить, что она в то же время служит и ее доказательством.
Но вернемся к нашему объяснению, оно не будет продолжительно.
Жак Боном имел 2 фр., которые платил прежде за работу двум рабочим. Но вот он с помощью веревок и гирь выдумывает такое приспособление, которое сокращает его труд наполовину. Благодаря этому изобретению он достигает той же цели – сберегает 1 фр. и отпускает одного рабочего. Он рассчитывает одного рабочего, это то, что видно.
Обыкновенно ничего не видя, кроме этого, говорят: «Вот как бедность следует за цивилизацией, вот как свобода пагубна для равенства. Ум человеческий сделал завоевание, и тотчас же рабочий навсегда упал в бездну пауперизма. Может случиться, что Жак Боном оставит у себя работать обоих рабочих, но тогда он не даст каждому из них больше 10 су, потому что они будут конкурировать друг с другом и согласятся на убавку жалованья. Вот каким образом богатые становятся все богаче, а бедные все беднее. Надо переделать общество».