Автор сообщает такие детали, о которых может знать лишь участник битвы и пленник, которому удалось бежать. Но ведь с поля боя никто не вернулся, войско бесследно исчезло, о разгроме рассказали заезжие купцы через полгода после битвы! Ипатьевская летопись сообщает, что из русских сумели бежать лишь человек пятнадцать; пять тысяч попали в плен и были проданы в рабство, остальные погибли. В плен попали и все четыре князя – руководители злополучного похода. Но из плена бежал лишь князь Игорь. Любопытно, что, взывая о помощи из плена, он называет князей уже не «братие», а «господине»…
Историк А. М. Петров обратил внимание на то, что «паволоки и оксамиты», захваченные у половцев дружиной Игоря, – это китайские шелковые ткани, ценившиеся тогда дороже золота. Но об этой драгоценной добыче летописи молчат: значит, о китайских шелках знал лишь автор «Слова»! Выходит, что кроме Игоря, писать поэму просто некому!
Ан нет! Еще В. А. Чивилихин отмечал дикий разнобой во мнениях ученых, пытавшихся определить общественное положение автора «Слова». Историки, филологи и литературоведы, всяк на свой лад, «убедительно» доказывали, что авторами могли быть совершенно разные по своему уровню люди. На равных перечислялись «летописец», «грамотный поэт», «придворный певец», «член музыкального придворного коллектива», «дружинник», «воевода», «дружинный сказитель», «книжник», «боярин», «поп», «посол-дипломат», «видный боярин» и даже… «половецкий гений» и «представитель крестьянства, как передового класса»! А вот назвать автора князем – ни у кого из них язык не поворачивался!
К сожалению, в советское время установлению истины сильно мешала «идеологическая установка». Например, исследователь «Слова» С.А.Бугославский (1938) пишет: «Князья-авантюристы не щадили ни людей, ни культурных ценностей, ни народного достояния. Богатыри и писатели вышли из народных масс. Споры идут лишь о том, чьим именно дружинником был автор „Слова“ – киевского ли князя Святослава или северского – Игоря». Профессор В. В. Водовозов в учебнике по истории древней русской литературы (1972) учит: «Близость автора „Слова“ к трудовому народу определила глубокое соответствие между его поэмой и современным ему народным мироощущением». Как говорится, какой уж тут автор-князь!..
Настоящий разгром князю Игорю устроил историк, академик Б.А.Рыбаков, посвятивший «поиску» автора «Слова» роскошно изданную монографию «Петр Бориславич» (1991). В этой толстой книге академик пытается доказать, что «Слово» написал знатный киевский боярин и летописец Петр Бориславич. А князь Игорь изображается, как один из самых отвратительных мерзавцев, какие только были в русской истории: «…он крайне цинично пригласил своих родственников воспользоваться уходом половецких всадников и ударить на беззащитные вежи, захватить беззащитных женщин и детей… Он разбил маленький отрядик в два эскадрона половцев, устроил военную прогулку…» и т. д.
Б.А.Рыбаков пишет: «Самым опасным в историческом осмыслении «Слова”является всевозрастающее в нашей научной и околонаучной литературе стремление к идеализации Игоря, к героизации его, к превращению этого князя в активного сторонника общерусского единства и общей борьбы с половцами». В этом «смертном грехе» обвиняются академик Д.С.Лихачев, писатель В.А.Чивилихин, поэт И.И.Кобзев и др. А что касается тех, пишет Б.А.Рыбаков, «кто предполагает, будто бы «Слово» написал сам Игорь, то этим исследователям нет лучшего ответа, чем отсутствие в поэме богатырских подвигов Игоря и полное молчание по поводу его возвращения в родную землю. Зловещее молчание».
Если этот ответ действительно «лучший» и иных вариантов нет, то цена такой критики очень мала. Б.А.Рыбаков прекрасно знает, что «Слово» не имеет ничего общего со стилем русской былины, где богатырь в одиночку «побивает всю силушку татарскую». В том и гениальность «Слова», что нет в нем никаких былинных подвигов. Оно реалистично и трагично, поскольку автор понимал: не годится былинный стиль для рассказа о страшном разгроме русского войска! Поэтому и создал он свой, новый стиль; поэтому и предупредил в начале поэмы, что будет говорить по-новому, «новыми словесы».
Академик очень удивляется, что нет в «Слове» описания торжественной встречи Игоря: «…очень странно и недружелюбно описано возвращение Игоря на родную землю. Никакой встречи, толп радостного народа, благовеста колоколов, всего того, что сопровождает такие редкие торжества». Интересно знать, какие «редкие торжества» предполагал увидеть маститый академик по случаю бегства из позорного плена полководца разгромленной и полностью уничтоженной армии?.. Тем не менее, финал поэмы в меру оптимистичен: «Игорь едет по Боричеву к святой Богородице Пирогощей. Страны рады, грады веселы, слава Игорю Святославичу!» Разве это описание похоже на «зловещее молчание»?
Мы не идеализируем князя Игоря. Как полководец он оказался несостоятельным и, видимо, попал в хорошо подготовленную западню. Ведь собрать воедино рассеянные в степи отряды кочевников – дело непростое. Наверное, агентура у половцев работала лучше, чем у русских. Возможно, что не следует человеку с поэтическим складом ума руководить армией. Но наша обязанность – отдать должное князю Игорю, как великому русскому национальному поэту. Потому что многословный труд Б.А.Рыбакова не отвечает на главный вопрос: с какой стати столичный киевский летописец, перегруженный текущими событиями лаконичный историк взялся вдруг писать поэму о неудачном походе захудалого князя из небольшого городка на далекой окраине киевской земли? Мало ли их было, таких неудач!.. Летописцы сообщали о них как положено: кратко, четко, без лишних слов.
Заглавие в первом издании «Слова», 1800 год.
Странная закономерность, но в отличие от профессиональных ученых, любители и знатоки поэмы интуитивно ощущали, что ни летописец, ни поп, ни боярин, ни дружинник, ни половецкий гений, ни даже представитель крестьянства, как передового класса, – никто, кроме князя, ответственного за гибель своей дружины, измученного совестью и чувством личного позора, не в силах создать подобный текст. Кстати, именно опера «Князь Игорь» точно передает дух поэмы, где вершина – ария князя Игоря, исполненная горечи, раскаяния и покаяния. Эти чувства как бы остаются за пределами мышления наших ученых, историков и филологов…
Почему же российское общество до сих пор считает, что «Слово» – сирота и что у него нет законного родителя? Причины – и в авторитете М.Н.Карамзина, и в ошибке первых переводчиков, и в вековой борьбе со «скептиками», и в идеологических догмах, и в позиции таких влиятельных ученых, как академик Б.А.Рыбаков.
Конечно, по одному лишь тексту авторство точно установить трудно. Представьте, что в наше время на чердаке старинной усадьбы найдена старая грязная тетрадь, а в ней какая-то поэма без имени автора под названием «Пьснь про царя Ивана Васильевича, молодаго опричника и удалаго купца Калашникова»! Какой филолог решится утверждать, что автор – М.Ю.Лермонтов?.. Нет аналогов этой поэмы в его творчестве!..
Но ведь со «Словом» – все иначе! Мы прекрасно поймем, кто является автором, если прочтем:
«ПЕСНЬОВЕЩЕМОЛЕГЕПУШКИНААЛЕКСАНДРАСЫНАСЕРГЕЕВАВНУКАЛЬВОВА».
Почему так яростно отказывают в АНАЛОГИЧНОМ СЛУЧАЕ в авторстве князю Игорю?
Имя автора «Слова» всегда стояло и сейчас стоит на своем законном месте. ЕГО МОЖЕТ ПРОЧЕСТЬ ЛЮБОЙ ЖЕЛАЮЩИЙ. Удивительно, что имя автора вот уже двести лет буквально мозолит глаза россиянам, а они его в упор не замечают! А ведь необходимо всего лишь набраться смелости признать застарелую ошибку и правильно поставить знаки препинания. В РЕЗУЛЬТАТЕ РОССИЯ ОБРЕТЕТ УТРАЧЕННОЕ ПО НЕДОРАЗУМЕНИЮ ИМЯ СВОЕГО НАЦИОНАЛЬНОГО ГЕНИЯ, ВЕЛИКОГО РУССКОГО ПОЭТА ХП ВЕКА, РОДОНАЧАЛЬНИКА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ КНЯЗЯ ИГОРЯ СВЯТОСЛАВИЧА, ВНУКА ОЛЬГОВА!
Древнеславянский текст начала поэмы в первом издании 1800 года (слева) и его перевод на современный русский язык (справа) позволяют понять, как была совершена трагическая ошибка, лишившая Россию имени ее первого поэта. Если бы переводчики в древнеславянском тексте взяли бы в кавычки слова «СЛОВО О ПЪЛКУ ИГОРЕВЬ», а затем поставили бы точку, тогда следующие слова: «ИГОРЯ СЫНА СВЯТЪСЛАВЛЯ ВНУКА ОЛЬГОВА» – безошибочно обозначили бы имя, отчество и даже «праотчество» автора великой русской поэмы.
Как Русь споткнулась о чирей
Все помнят, как, в соответствии с предсказанием, «принял смерть от коня своего» Вещий Олег: выползла гадюка из черепа коня, ужалила князя – и Олег умер. Об этом необычном случае поведал киевский летописец Нестор, а гений А.С.Пушкина донес его до всех российских школьников. Но мало кто знает, что причиной неожиданной смертельной болезни великого князя Московского Василия Ш, отца Ивана Грозного, также оказался его конь. Вот что рассказывают об этой истории русские летописи.