Читать интересную книгу История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим - Уильям Теккерей

Последние составляли излюбленное чтение милорда, если уж тот брался за книжку. Но, но наблюдениям пажей, он не склонен был много читать, да и вообще много заниматься чем бы то ни было.

Юному Гарри Эсмонду всегда казалось, что обхождение с ним милорда было куда более ласковым в отсутствие грозной супруги; иной раз лорд Каслвуд брал мальчика с собой на ловлю птиц или охоту; он любил поиграть с ним в карты или в триктрак, каковым играм мальчик выучился, чтобы угодить его милости; и, с каждым днем все более привязываясь к мальчику, с особым удовольствием слушал, как патер Холт хвалит его успехи, гладил его по голове и обещал позаботиться о его будущем. Правда, в присутствии миледи милорд не проявлял подобной сердечности и обходился с мальчиком нарочито сурово, строго выговаривая ему за малейшую провинность; но, оставшись наедине с юным Эсмондом, не раз как бы испрашивал у него прощения, поясняя, что если он не станет ему выговаривать, за это возьмется миледи, а у нее язык не в пример острее - обстоятельство, в котором мальчик, при всей своей молодости, был совершенно уверен.

Меж тем в стране совершались великие события, о которых мало что было известно простодушному юному пажу. Но вот однажды, когда он ехал на подножке кареты, в которой миледи вместе с милордом и патером Холтом направлялись в соседний городок, толпа простолюдинов со свистом и гиканьем окружила карету, и со всех сторон понеслись выкрики: "Да здравствуют епископы!", "Долой папу!", "Долой папистов! Долой папистов! Иезавель! Иезавель!" Слыша это, милорд стал смеяться, миледи же - гневно вращать глазами, ибо она была отважна, как львица, и никого не боялась, в то время как мистер Холт с встревоженным лицом, что очень хорошо видел Эсмонд со своего места на подножке, откинулся назад, крича ее милости:

- Бога ради, сударыня, ничего не говорите и не выглядывайте в окно, сидите спокойно!

Однако же она не послушалась мудрого предостережения патера, высунула голову из окна кареты и завизжала, обращаясь к кучеру:

- Гоните прямо на них, Джеймс! Бичом их, скотов!

Толпа ответила взрывом глумливого хохота и новыми криками: "Иезавель! Иезавель!" Милорд засмеялся еще громче; он был флегматического склада, и его редко что волновало, хотя мне доводилось видеть, как его лицо (обычно изжелта-бледное и бесстрастное) становилось красным и возбужденным, когда он, оживленно улюлюкая, науськивал собак на зайца или хохотал, сквернословил и кричал "ура", глядя на петушиный бой, излюбленную свою забаву. Так и сейчас, слушая бранные выкрики, которыми чернь осыпала его жену, он смеялся с некоторым злорадством, словно ожидал потехи и находил, что миледи и ее противники стоят друг друга.

Джеймс, кучер, боялся, видно, своей госпожи больше, нежели толпы, потому что в ответ на ее приказание он стегнул по лошадям, а форейтор, ехавший на одной из лошадей первой пары (миледи выезжала не иначе, как шестеркой цугом), хватил плетью какого-то парня, протянувшего руку к поводьям его лошади.

День был базарный, и многие крестьяне в толпе несли корзины с птицей, яйцами и тому подобным; не успела плеть форейтора коснуться смельчака, который хотел схватить лошадь под уздцы, как в карету, точно пушечное ядро, влетел огромный кочан капусты, к вящему веселью милорда, выбил веер из рук миледи и бухнулся в живот патеру Холту. Затем последовал град картофеля и моркови.

- Ради бога, сидите спокойно, - сказал мистер Холт. - Мы находимся всего в нескольких шагах от гостиницы "Колокол", а там можно будет запереть ворота в укрыться от этой черни.

Маленький паж сидел снаружи, на подножке кареты, и кто-то из толпы запустил в него картофелиной, угодившей ему прямо в глаз, что заставило бедняжку громко вскрикнуть; обидчик, дюжий подмастерье седельщика из ближнего городка, захохотал:

- Ах, ты, папистский ублюдок, кричишь еще! - сказал он и потянулся за другой картофелиной; толпа заполнила все пространство перед воротами гостиницы, и карета вынуждена была остановиться. Милорд, отворив дверцу со своей стороны, проворно втащил маленького Гарри в карету, а сам с мальчишеской живостью выпрыгнул из нее, ухватил картофелеметателя за ворот, и в следующее мгновение обидчик, взмахнув в воздухе пятками, с грохотом полетел на камни.

- Трусливый увалень! - вскрикнул милорд. - Шайка горластых бродяг! Как вы смеете нападать на детей и оскорблять женщин? Попробуй только еще раз сунуться, бездельник, и, клянусь богом, я проткну рапирой твою дубленую шкуру!

В толпе закричали: "Ура, милорд!" - так как многие знали виконта, а подмастерье седельщика был известный забияка, детина чуть не вдвое выше его ростом.

- А теперь посторонитесь, - продолжал милорд (он говорил высоким, пронзительным голосом, но твердо и уверенно). - Посторонитесь и дайте дорогу карете ее милости. - И толпа, загораживавшая доступ к воротам "Колокола", в самом деле посторонилась, и лошади въехали во двор; милорд же, не снимая шляпы, прошел вслед за ними.

В ту минуту, когда он входил в ворота, только что пропустившие карету, позади вновь раздался крик:

- Долой папу, долой папистов!

Милорд обернулся и снова оказался лицом к лицу с толпой.

- Боже, спаси короля! - воскликнул он на самых высоких нотах своего голоса. - Кто смеет оскорблять религию короля? Смотри ты, дубленый псалмопевец, не будь я судьей графства, если не засажу тебя в тюрьму! Парень попятился, и милорд с честью покинул поле битвы. Но как только улегся переполох, вызванный этим маленьким событием, и краска сошла с лица милорда, он вернулся к обычному своему флегматическому расположению духа; играл с собачкой и зевал в ответ на обращенные к нему речи миледи.

Эта толпа была лишь одною из многих тысяч подобных толп, которые бродили в те времена по всей стране, шумно требуя оправдания семи епископов, только что перед тем осужденных, но обо всем этом маленький Гарри Эсмонд тогда еще не знал ничего. В Хекстоне началась судебная сессия, и в гостиницу "Колокол" съехалась вся окрестная знать; слуги милорда облачились в новые ливреи, а Гарри - в синее, шитое серебром платье, которое надевал лишь в торжественных случаях; к милорду то и дело подходили различные джентльмены и беседовали с ним; а один судья в красной мантии, весьма важное, должно быть, лицо, особо был любезен с ним и с миледи, разряженной в пух и прах. Гарри запомнилось, что платье на ней было со шлейфом, который поддерживала одна из ее наперсниц. Вечером в большой зале "Колокола" был бал, и Гарри смотрел на танцы вместе с другими юными джентльменами из окрестных дворянских семейств. Один из них стал насмехаться над его ушибленным картофелиной глазом, который почернел и весь распух, а другой назвал его ублюдком, из-за чего у них с Гарри вышла потасовка. Случился там поблизости кузен милорда, полковник Эсмонд из Уолкота, высокий, плечистый джентльмен с приятным, добродушным лицом; он и рознял юных противников. Мальчик не знал тогда, как скоро жизнь полковника Эсмонда окажется связанной с его собственной и сколь многим он будет ему обязан.

Родственники не питали друг к другу особой нежности. Миледи готова была чернить полковника Эсмонда, не щадя языка, по причинам, на которые намекалось выше, но о которых Генри Эсмонд в том возрасте едва ли мог догадываться.

Вскоре после того милорд и миледи отправились в Лондон вместе с мистером Холтом, не взяв, однако, с собою пажа. Мальчик остался в большом каслвудском доме один, или, вернее, вдвоем с домоправительницей, миссис Уорксоп, пожилою леди, которая приходилась дальнею родней хозяевам замка, и хотя держалась протестантской веры, но была непоколебимой тори и лоялисткой, как и все Эсмонды. Он брал уроки у доктора Тэшера, когда тот бывал дома, но и у доктора в ту пору дела было хоть отбавляй. Повсюду росли тревога и смута, и даже в тихую деревушку Каслвуд явилась однажды из города толпа с намерением перебить стекла в каслвудской капелле, но жители деревни и даже старый Сиврайт, кузнец-республиканец, вышли им навстречу, чтобы помешать этому, потому что миледи хоть и была паписткой и отличалась разными чудачествами, но с арендаторами обходилась хорошо, и для каслвудской бедноты в замке всегда было вдоволь мяса, теплых одеял и лекарств.

Большие перемены совершились в государстве, пока милорд и миледи находились в отсутствии. Король Иаков бежал, голландцы шли на Англию; немало страшных историй о них и о принце Оранском рассказывала старая миссис Уорксоп маленькому пажу в часы досуга.

Ему пришлась по душе одинокая жизнь в большом доме; к его услугам были все собрания пьес, которые можно было теперь читать, не опасаясь плетки патера Холта, и сотни ребяческих занятий и развлечений, в комнатах и на дворе, в которых время проходило весело и незаметно.

Глава V

Мои домашние участвуют в заговоре в пользу реставрации короля Иакова Второго

Как-то бессонной ночью - спать ему не давали мысли о верше для угрей, поставленной накануне, - мальчик лежал в своей постели, дожидаясь часа, когда отопрут ворота замка и можно будет вместе с приятелем по имени Джон Локвуд, сыном привратника, побежать к пруду и посмотреть, что им послала судьба. Джон должен был разбудить его на рассвете, но охотничий пыл давно уже сыграл ему утреннюю зорю, так давно, что ему казалось, будто день никогда не наступит.