Читать интересную книгу Секс в Мегаполисе - Стефка Модар

Неожиданно генеральному продюсеру позвонили, он тут же сорвался с места, спеша к дверям. И как гостеприимный хозяин, расплываясь в любезностях, поспешил встретить гостью.

Та, ввалившись капризно надув губки, визгливо произнесла:

– «Котик», а это кто?

Толстый дядька испуганно глядя на Макса, лобзая ручку даме, переходя на фальцет, возмущённо заорал:

– Я не понял?! – глядя на Олю, – это кто? Что делают посторонние в моей студии? – отдуваясь, вытер пот с лица. Макс снимая с Оли наушники толкая в спину, стал, как плебей расшаркиваться перед шефом, мельтеша перед его глазами:

– Лев Николаевич! Так, я, техничку нашёл, как Вы и просили! – глядя на него и даму.

Оля, сгорая со стыда, горела желанием убежать, даже уже сделала пару шагов. Макс рывком остановил. Девушка, стоя перед этой компанией, испуганно хлопала глазами. Ей действительно было страшно.

Дама глядя на генерального продюсера сделала «фи», капризно выдавив:

– Шило на мыло?! – глядя на Льва Николаевича, – верни тётку! Та хотя бы под ногами у меня не шастала. Её никто никогда не видел.

Беря того под руку, томно заглядывая в глаза, обволакивая взглядом:

– А это уже выросла, как каланча! – зло глядя на Олю, – маячит у меня перед глазами.

Тот словно застыл на месте, пыхтя, отдуваясь, пролепетал:

– Ну, как же ты сама говорила, что хочешь видеть вокруг себя только молодых…

Та, вытянув свою руку, теряя всю свою вальяжность, визгливо крикнула:

– Я что должна петь перед посторонними? Ты же знаешь, я их на дух не переношу!

Макс отпустив из цепких рук Олю брезгливо стряхивая с ладоней невидимые следы, её присутствие, ощеряясь, произнёс:

– Хозяин-барин! Хотел, как лучше!

Не церемонясь с Ольгой, выпроводил за дверь.

Уже стоя за дверью, Оле краем уха послышалось в след сказанное Максом:

– Я эту в «Караоке» нашёл. Ну, если она нам не нужна, пускай работает на улице! – в ответ послышался мат и смех.

Оля, не выдержав такого позора, расплакалась.

Выйдя из студии, она молча поплелась к метро. Ей было стыдно и по большому счету обидно.

Уже в метрополитене стоя на эскалаторе, позвонила Олесе, та перепугано, спросила: где она? На что Оля, глотая слезы пробубнила:

– Не знаю. В метро… – осмотревшись, сказала, – на «Пушкинской»! – продолжая всхлипывать.

Олеся, нервничая, сказала, что сейчас подъедет к ней, только пусть стоит на месте.

Оля истерично закричала:

– Не надо! Сейчас буду! Достали все! Хочу домой! Стоящий рядом с ней мужчина, тихо спросил:

– Вам плохо?

Оля опустошённо глядя на него, срываясь, зло прошептала:

– Отстань! Тебя не спрашивают. Что пристал?..

…Олеся, стоя у окна на кухне со стаканом чая в руках не находила себе места. Сев за стол, дрожащей рукой взяв булочку, машинально надкусила, абсолютно не чувствуя вкуса, запив чаем, опять в который раз подумала об Ольке. Это её выбило из колеи, так стало себя жалко, отчего сразу же невольно вспомнила мать, её мытарства, частые поездки в Москву.

Только сейчас она поняла, что хотела сказать мать, впоследствии рассказывая о том, что и она, как женщина прошла нелёгкий путь в поиске – покоя, достатка, счастья. Напрягая память, Олеся старалась вытащить из её недр то далёкое время…

Раненбург. Октябрь. 1992 г.

…Стояла глубокая осень. На перроне находились немногочисленные пассажиры, которые ждали прибытия поезда. Тот по непредвидимым обстоятельствам опаздывал на полчаса.

Это было то время, когда многие занимались челночной операцией. Делая вояжи в Москву, заграницу. Время было неопределённым. Основная масса людей, не зная, как выжить пользовалась, казалось бы, первостепенным навыком заработать деньги, пытаясь «отбить» их на перепродаже товара. Некогда далеко непопулярное дело некоторым просто шло на руку. Так спекуляция, занимая свои позиции, входила практически в каждую семью немаловажным подспорьем. Поездки «туда-сюда» приносили определённый доход.

Неудивительно, что пассажиры из числа челноков в ожидание поезда сновали по перрону, как муравьи, таская тяжести, как – никак, а это их капиталовложение. Окончательно завалив перрон своим «бартерным» багажом, с облегчением отдуваясь, даже где-то были рады, что ещё есть время. Сноровка предприимчивых людей была на высоте.

Наконец прошла информация о прибытии скорого поезда. В рядах пассажиров стало происходить оживление. Большие китайские сумки в клетку уверенно зашагали к своему месту назначения. К вагонам.

Перрон гудел сильнее гудка приближающего поезда, но всё же тот набрав всю мощь, прорвал шумовую завесу, тем самым обрадовав всех своим прибытием.

Стоянка была недлительная, около трёх мнут. Этого было достаточно для полной оккупации вагонов.

Занявши свои места, пассажиры с облегчением вздохнули, ведь они уже были на нейтральной территории, которая давала им максимальные гарантии спокойствия, пусть на несколько часов. Впереди длинный путь. А там и Москва… Москва! Москва!..

Почему-то именно с ней связывали надежды в решение проблем. Москва была как бы – первый шаг к благополучию. Именно ими и жила на тот период мать Олеси Елена, по иронии судьбы попавшая в одно из купе полу аварийного вагона. И сразу же ощутила дискомфорт. В вагоне не было света. Освещение шло от мелькающих огней за окном.

Вагон был до такой степени разбомблён, что говорило о разношёрстности пассажиров, которым в нем было всё дозволено. Пьянство, дебош бывали частенько. Исходя из этого, почти все двери практически не закрывались; замки были сорваны, чинить их просто не успевали, как, впрочем, не было и средств на это в самой системе Ж.Д. Налицо было время неопределённости, хаоса и полной безответственности. Пассажиров в этом вагоне было мало, потому было занято четыре купе.

В одном из купе ехала Елена. На беглый взгляд охочего глаза: молодая симпатичная женщина, рассматривающая «бегущие картинки» за окном. Ночь, освещаемая редкими огнями, чередовала ночные виды, показывая по ходу, населённые пункты и блуждающие тени окрестного пейзажа.

Рядом по соседству с Еленой в соседнем купе ехали двое мужчин кавказкой национальности, на вид 40–45 лет, казалось озабоченные своими житейскими проблемами.

По всей видимости, те основательно устали от своих странствий неопределённости и неизвестности. Эти треволнения были присуще каждому из челночного бизнеса.

Мужчины разговаривали сидя в полной темноте и какой-то болезненной тишине, едва размыкая губы.

Выходя за бельём, они с интересом отметили своё соседство с миловидной женщиной, что на вид смахивала на девушку двадцати лет. Это и привлекло их внимание. Маленький штрих в дорожном эпизоде облегчил их пребывание в столь мрачном вагоне. Их уже не тяготили часы проведения в нём.