этого слов и дела нет! Выходит, она взрыву-то и не удивилась вовсе? Так получается?
— Удивилась или нет — какая разница! — фыркнула Электриса. — Траня бросилась на выручка товарищу! Мне то есть. Да если бы не она, я бы, может, до сих пор тут вверх тормашками валялась, так-то вот!
— А что это вы ее так защищаете? — осведомился Краслен.
— А что бы и не защитить, коли она меня подняла, когда я свалилась!?
— А может, вы неспроста свалились, а, Электриса Никаноровна?! — выпалил Кирпичников неожиданно для себя.
Возникла неловкая пауза. Столовщица покраснела. Едок тоже.
— Пончик-то возьми еще, Красуля. Как раз на тебя смотрит, вон какой толстенький! — осторожно проговорила Электриса минуту спустя.
— Спасибо. Я, пожалуй, пойду, — с этими словами Краслен поднялся из-за стола.
В столовой появился Революций.
— А, Кирпичников! — воскликнул он развязно. — Что-то часто мы встречаемся. Похоже, поздний завтрак, да, дружище!? Ха-ха-ха!
Он вынул из подмышки свернутый в трубу большой лист ватмана, оставил на столе и стал сдирать со стенки старый номер стенгазеты.
— Свежий выпуск! — радостно сказала Электриса, предвкушая новенькое чтиво.
У Краслена оставалось семь минут обеда. Можно задержаться, посмотреть. Он помог Люську расправить стенгазету, закрепить ее на стенке. Потом бросил взгляд на то, что там написано, и сразу же заметил заголовок: «Непейко — к ответу!».
— Директор?
— Ну да! — заявил Революций спокойно. — Возможно, что бомбу взорвал и не он, но кто допустил, что в наш коллектив смог внедриться вредитель!? Вина на Непейко!
— Но он же пролетарский директор… И кто его выбрал? Мы сами. Партийный, не вор, получает такие же деньги, как всякий рабочий… — ответил Краслен неуверенно.
— Мало ли что! Непейко создал атмосферу, в которой вредительство стало возможным! Он или плохой руковод или просто…
Столовщица с шумом открыла окно. Белый тюль надулся свежим майским воздухом, как парус, солнечные зайчики забегали по стенам и мармитам.
— … Или просто шпионажем занимается!
— Согласна с Революцием! — с готовностью сказала Электриса Никаноровна. — Непейко виноват! Прощупать его надо бы… Револ, ты умный парень!
— Ну, стараюсь, Электриса Никаноровна, — ответил, улыбнувшись, рабкор. — Нам завком собрать бы. И поставить там вопрос о снятии этого Непейко. Я так и написал вот. Что, Кирпичников? По-твоему, неверно?
— Не знаю. Может быть. Пойду я в цех, пожалуй, мне уже пора, — сказал Краслен.
Он вышел из столовой и услышал за спиной, как Электриса, ставя в вазы на столах для пролетариев свежие цветы, говорила:
— Умный ты, Ревошенька… Ох, прямо голова как дом советов! Ну, конечно, нужно снять Непейко! Я сама и не дотумкала… А ты — толковый парень…
«Что же, может быть, они и правы».
***
Из метцеха доносились голоса — взволнованные, злые, возмущенные. Кирпичников на миг остановился, опасаясь заходить. Представил, что увидит кучу развороченных станков, изломанных деталей, гору трупов… Прервал свою нелепую фантазию: «Все глупости!». Вошел.
Толпа в спецовках собралась как раз вокруг его станка.
Не успев спросить «Что здесь случилось?», услыхал истошный вопль Пятналера:
— Вредитель! Шкура! Гад! Фашистский прихвостень!
— Ах, вот ты как! — шумел в ответ Никифоров. — Глядите на него, лиса какая! Уличили в бракодельстве, так он вон чего — на другого решил свалить! Не выйдет, так-то!
— Да, товарищи, не верьте вы ему! Рабочим притворяется, а сам… а сам — крещеный! Он мне, прихвостень фашистский, сам сболтнул однажды!
— При царе, дурила, всех крестили, будто ты не знаешь! Гляньте на него! Куда свернул! Ну ты вот не крещеный, а деталей-то напортил целый короб. Ясно теперь, взрыв-то кто…
— Да ты, ты, сучья морда! Ты взорвал!
— Мели, Емеля!
— Ты взорвал! Товарищи! Меня эта собака специально уболтала, чтоб я порчу допустил!
«Да что у них случилось?» — шепотом спросил Краслен у ближайшего рабочего в толпе.
«Безбоженко, придурок, целый пуд, кажись, деталей перепортил. Он начальнику не сдал их своевременно, знай в ящик все кидает и кидает. Так они там перемялись все до непригодности», — ответили Краслену.
«А Никифоров причем?»
«Пятналер говорит, что уболтал, мол, специально разговорами отвлек из злостных побуждений».
«Ух! — Краслен присвистнул. — Кто же виноват-то?».
«Черт их разберет, — сказал рабочий. — Оба подозрительные».
Глава 5
В комнате пахло тухлыми яйцами, горелым, серой и еще какой-то кислой дрянью. Если бы Краслен не знал пристрастие Новомира к разным опытам по химии, наверно, испугался бы.
На столе лежал номер журнала «Техника и жизнь», раскрытый на странице с заголовком: «Опыты над Чортингом». Страница была украшена силуэтом господина в смокинге, цилиндре и пенсне. На мелкой картинке пониже некая рука спускала на веревочке все тот же силуэт в большую емкость с жидкостью. И надпись под картинкой: «Выкупайте Чортинга».
Новомир, счастливый как жених, сидел над этим номером. Вокруг него стояли банки, емкости, коробки и бутылки с реактивами. В сторонке, на газете, размещались три картонные фигуры испытуемого, вырезанные точно по журналу: черная, багровая, зеленая.
— Смотри! — сказал сосед довольно. Взял зеленого, поднес его к стакану с чем-то непонятным, и фигурка покраснела. Потом смочил ватку в нашатырном спирте, обмахнул ей ортинга — тот вновь позеленел. — А? Глянь, как злится!
— Мы ему не нравимся, — сказал Краслен с улыбкой.
Чортинг был большим политиком в Ангелике, вождем крупнейшей партии — либеральных консерваторов. Попеременно со своим давним противником, главой консервативных либералов Гарри Чортоном, с которым у них было множество сильнейших разногласий, Чортинг занимал пост первого министра. Кабинет переходил из рук в руки каждые два-три года. Всякий раз очередная оппозиция, пришедшая к власти, обещая применить к «ужасной» Краснострании санкции, повысить курсы акций, принять меры против стачек пролетариев и, конечно, «навести порядок». Красностранские газеты обожали рисовать карикатуры на непримиримых оппонентов, помещая рядом эту парочку: пузатый, мелкий Чортон, вечно с трубкой, вечно сидя (так он еще больше походил на куль с картошкой), с простоватой, словно у матроса, физиономией — и напыщенный, высокий, тощий Чортинг.
— Все химичишь… А читал нынче в столовой стенгазету? — неожиданно для самого себя спросил Новомира Кирпичников. Он думал о вредителе весь день, но был уверен, что голова соседа занята исключительно наукой и техникой.
— Естественно, читал, — ответил тот. — С утра об этом думаю.
— О чем?
— О том, кто же вредитель… О директоре. Прав Люсек! Непейко виноват… Да что Люсек, я же и сам так думал! Снять его к чертям!
Потом добавил:
— Все вокруг так подозрительно…
Взял Чортинга из цинка, проколол дыру в цилиндре, привязал его за нитку и спустил в бутылку с чем-то непонятным.
— Раствор уксусно-кислого свинца, — пояснил химик.
Политик, между тем, внезапно начал толстеть