Читать интересную книгу Сорок вопросов о Библии - Андрей Десницкий

Апокрифы, даже признаваемые Церковью, не обладают абсолютным авторитетом Священного Писания. Это могут быть полезные, интересные и поучительные книги, а могут быть и книги откровенно ложные, еретические – но во всяком случае Церковь не считает их Словом Божиим. Это человеческое слово, которое много может рассказать нам об истории христианства и других религий, многому может научить, но подходить к нему, как и ко всякому человеческому слову, следует осторожно.

6. Зачем христианину Ветхий Завет?

Нередко можно услышать, что христиане, у которых есть Новый Завет, в Ветхом уже не нуждаются. Почему же тогда его продолжают печатать в изданиях Библии? Просто как некий памятник древности или у него есть свое место в Церкви и сегодня? Если да, то зачем он нам нужен?

Сдаем пол-Библии в музей?

И в самом деле, ветхую одежду или мебель обычно ведь не используют, заменяют на новую – разве не та же судьба постигла и Ветхий Завет? Первая часть Библии, как думают многие, «обветшала», утратила для нас значение. Дело не только в названии (славянское «ветхий» означает просто «старый, прежний»): прочитав Новый Завет и перейдя к Ветхому, человек нередко испытывает разочарование. И скучно бывает, и неактуально, но главное – слишком много на его страницах крови. В Новом Завете тоже не всё понятно и не всё интересно, но едва ли что-то настолько отталкивает читателя. Кто-то может подумать, что речь вообще идет о двух разных богах…

Подобную мысль высказывал один богослов II в. н. э., Маркион из Синопа. Он учил, что существуют два бога: жестокий Творец, о котором повествует Ветхий Завет, и милосердный Бог Любви, явленный в Новом. Между ними нет ничего общего: до Христа люди якобы не знали Бога Любви и поклонялись жестокому Творцу, по ошибке принимая его за высшее божество.

Что интересно, разногласия Маркиона с традиционным христианством на этом не кончались. Чтобы «развести» два Завета, Новый ему пришлось существенно сократить. Маркион оставил всего лишь одно Евангелие и 10 апостольских посланий, да и оттуда выкинул всё, что касалось телесности Христа, реальности Его земной жизни. Маркион исповедовал характерный для восточных религий дуализм: всякая материя, всякая телесность – зло, и нужно избавиться от нее ради духовного совершенства, поэтому и Христос только выглядел человеком, но был лишь бесплотным духом, слетевшим с небес, чтобы рассказать человечеству об Истинном Боге. Он не рождался и не умирал на земле, страдания на Кресте, после которых Он вознесся на небо, были лишь видимостью. По Маркиону, ученики Христа многое перепутали и записали неправильно (такую оговорку делает практически каждый, кто желает «отредактировать» Евангелие по своему вкусу).

Это учение было отвергнуто Церковью, его несостоятельность подробно, по пунктам разбирали практически все видные церковные писатели того времени. Действительно, такое «христианство» несовместимо с самыми основами веры Церкви. Зато оно отлично подходит гностикам и всяким около-христианским сектам, стремящимся использовать Библию в своих целях. Церковь, напротив, провозгласила и подтвердила не раз, что Священное Писание, состоящее из Ветхого и Нового Заветов, для нее нераздельно.

Отбросить Ветхий Завет – это значит отказаться от плоти, от человеческой природы Христа. Дело не только в том, что в Евангелии исполняются пророчества и намеки, которыми полон Ветхий Завет, так что значимым оказывается и место (рождение в Вифлееме), и время событий (распятие перед Пасхой), и даже отдельные детали (римские солдаты не перебили голеней Иисуса, как нельзя было ломать и костей пасхального агнца). Дело еще и в том, что история спасения для христианина начинается не с Рождества, а с момента грехопадения человека, когда возникает сама потребность в спасении. Ведь сначала нужно понять, от чего вообще нужно спасать человечество, почему оно оказалось отделено от Бога и порабощено смерти. Об этом как раз и говорится в Ветхом Завете. Более того, его «кровавость» во многом объясняется тем, что это – честное и подробное повествование о падшем человечестве, а не святочный рассказ о чем-то милом, но совершенно нереальном. И если мы тоже будем честны, нам придется признать, что именно Ветхий Завет лучше, чем все остальные древние книги, сумел эту «кровавость» обуздать и ограничить.

Ни в одной из них человеку не говорили с такой поразительной простотой «не убивай, не кради, не прелюбодействуй». В самом деле, теперь люди, для которых убийство, воровство и прелюбодеяние до сих пор остаются делом доблести и чести, хотя бы стараются замаскировать это свое отношение разными красивыми словами. В фильме «Апокалипто», повествующем об индейцах доколумбовой Америки, как раз и показано общество, где убить человека – то же, что зарезать кабана. А ведь когда-то так жило всё человечество.

Ступени в небо

Бог готовил человечество к пришествию Христа задолго до того, как оно состоялось. Опыт миссионеров, работавших среди диких племен Океании, показывает: пока не будут усвоены представления о Едином Боге и о данном Им законе, Евангелие проповедовать бесполезно. Можно ли говорить о любви к ближнему каннибалам, которые ближних любят так, что аж пальчики облизывают?

Впрочем, и без каннибализма в таких племенах случаются чудовищные вещи. Мне лично доводилось беседовать с человеком, проведшим 20 лет в Папуа– Новой Гвинее. Он рассказывал, что там процветал «культ карго» (от англ, cargo «груз»). Папуасы видели в материальных предметах, привезенных белыми людьми, высшую ценность и понимали проповедь о Христе сквозь призму этого культа. Услышав, к примеру, что последовавший за Христом получит в будущей жизни в сто раз больше, чем он отдал в этой, одно племя выбрало добровольца, распяло его на кресте (!), а в могилу положило инструменты, одежду и прочие припасы, чтобы, когда распятый воскреснет, получить вместо одного топора сразу сотню.

Нет никаких сомнений, что если бы не долгие века «подготовки к Евангелию», как называли этот процесс раннехристианские писатели, никакого другого отношения к проповеди Христа нельзя было бы и ожидать. Конечно, в эту подготовку входила и проповедь языческих мудрецов: философов, поэтов и законодателей, внушавших своим современникам представления о добре, справедливости и милосердии, но основную роль в ней играл всё же Ветхий Завет. В книге Бытия мы встречаем удивительный образ: Иакову снится лестница, по которой Ангелы сходили с неба на землю и поднимались обратно (Быт 28:12). В каком-то смысле Ветхий Завет – та самая лестница, по которой еще до воплощения Христа вестники Божией воли сходили к людям, чтобы те могли оторвать свой взор от земли, потянуться к чему-то высшему.

Мы, в конце концов, просто не поймем в Новом Завете почти ничего, если не обратимся к Ветхому. Главное его событие – крестная жертва Христа. Но что такое жертва? Зачем она нужна? Кто и по какому поводу ее приносит? Всё это можно понять только из Ветхого Завета (подробнее об этом пойдет речь в 21-й и 22-й главах). Он и в самом деле стал лестницей, по которой человечество (прежде всего избранный народ, Израиль) восходило на ту ступень, на которой только и можно было осмыслить Евангельскую весть. И главную роль в этом играл Закон.

Закон как детоводитель

«Милость и истина встретятся, правда и мир облобызаются» – такие слова мы читаем в Псалтири (Пс 84:11). Это отражение самой сути Ветхого Завета. С древнейших времен его толкователи подчеркивали, что в нем сочетаются два начала: милосердие и справедливость. Они необходимо дополняют друг друга: милосердие без справедливости вырождается в попустительство злу, а справедливость без милосердия – в беспощадную мстительность.

Поэтому Ветхий Завет сначала утверждает Закон, то есть определенные правила поведения и наказание за их нарушение, но провозглашает и милосердие к грешнику, этот Закон нарушающему. Еще в ветхозаветные времена евреи излагали суть Закона предельно кратко: «Люби Бога и своего ближнего, а всё остальное – только комментарий». Действительно, одна часть Закона подробно расписывала правила богослужения, а другая – излагала законы, которых люди должны были придерживаться в отношениях друг с другом.

Сами по себе эти правила могут показаться нам архаичными и мелочными, но в ту эпоху так никому не казалось. Когда Библию начинали переводить на язык одного африканского племени, его представителей, уже принявших христианство, спросили, с чего начать. Конечно, ожидался ответ «с Евангелия» или, по крайней мере, «с Бытия», но новообращенные заинтересовались в первую очередь Левитом – скучнейшей, с нашей точки зрения, книгой, где перечислялись всевозможные обрядовые установления. Племя привыкло жить в мире, где религиозные предписания (всевозможные табу) играют огромную роль, и новая вера означала для них прежде всего новую систему табу.